Где рождаются циклоны — страница 11 из 25

С помощью хитрости, изобретательности и внимания он может преодолеть все эти препятствия. Но существуют две силы, которые трудно победить: это лес и море.

Чтобы бежать нужны деньги. Одни получают их от родных, другие зарабатывают, третьи продают изготовляемые ими вещи. Арестанту запрещается держать при себе деньги, но ведь существует столько способов, чтобы их спрятать. По большей части, собирающиеся совершить побег, сговариваются между собою и составляют партию в несколько человек. Необходимо найти лодку. Чтобы бежать через джунгли нет другого способа, как спуститься на лодке вниз по реке, к морю, ночью или днем, с бесконечными предосторожностями. Лодка, с небольшим запасом провизии, заранее спрятана в каком-нибудь ручейке.

Они ждут удобного случая во время работ, и когда надзиратель отойдет или повернется, скрываются в зарослях.

Но этого еще мало, нужно, не имея ли компаса, ни запаса провизии, добраться до ручья. Идти же по тропинкам, которые к тому же попадаются очень редко, бывает крайне опасно. Как только побег обнаруживается, сейчас же организуется погоня. Человеку, за которым охотятся другие люди, приходится бороться с джунглями. Нужно пробираться под лианами, через переплетшиеся невероятным образом ветви, с окровавленными ногами, и коленями; ползти в удушливой тени джунглей полных миазмов, где не чувствуется ни малейшего дуновения ветерка. Хищные звери, змеи, насекомые и голод, а если заблудишься, то и жажда, грозят неминуемой гибелью.

Раз как-то, партия беглых отдалась в руки посланного для поимки их отряда. Они пробыли в зарослях пятнадцать дней. Не хватало троих.

— «Умерли!» — объявили их товарищи. Но когда их поприжали, они признались, что, дойдя до последней степени изнурения и умирая с голода, они убили трех, наиболее слабых, чтобы их съесть.

Не мало костей белеется под лианами и покачивающимися орхидеями.

Если им удастся добраться до лодки, это уже лишний шанс для спасения. Но нужно пробираться скрытно, плыть под деревьями, рискуя, что в лодку упадет змея или гнездо мух-тигров. На быстринах лодка разбивается, как скорлупа ореха. Кайманы следят за лодкой и только ждут того момента, когда вследствие какого-нибудь неудачного поворота челнок перевернется.

Сколько таких беглецов уже поглотила река? Про это знают только ее желтые и теплые воды.

Запас провизии быстро приходит к концу. Несчастные люди, умирающие от лихорадки и усталости добираются, наконец, до моря.

Об его усыпанные камнями берега яростно бьются волны прибоя.

Как бороться с океаном кучке истощенных людей, у которых только одна маленькая лодка.

Однако, иногда отчаяние бывает сильнее волн океана. Я вспоминаю маленького нервного человека, который бегал по набережной Парамарибо, около причаленного пакетбота. Он говорил по-французски, расспрашивал находившихся на пароходе людей и в свою очередь сообщал им новости об X…. и У… С ним шутили. Это был старый знакомый, бывший каторжник, поселившийся у голландцев, где он зарабатывал себе кусок хлеба. Он пробыл на каторге лишь несколько часов, совершив побег в тот самый день, когда был высажен на берег. Но он весьма благоразумно остерегался подниматься на палубу.

Чтобы бежать, нужны сообщники. Некий освобожденный один из тех, которые обязаны, по отбытии наказания, оставаться жить в колонии, не ближе пятнадцати километров от населенного места, сделался антрепренером по части побегов. За сто франков он доставлял лодку и провизию, усаживал в нее беглеца и по выходе в море убивал его. Такую операцию ему удалось проделать несколько раз. Он забирал деньги. Лодка и провизия годились для следующего раза, а кроме того у жертвы иногда было с собой немного золота. Но антрепренер зарвался. Он раз усадил в лодку двух каторжников, убил одного, но другой увернулся, бросился в воду и достиг берега, после чего донес на убийцу, который и был казнен.

Житель колонии

Годен высокий мужчина, худой, костлявый, с желтым лицом и впалыми щеками; на крючковатом носу следы от пенена; небольшая лысина; глаза светло-голубые. Родился здесь, но учился во Франции; затем, когда ему исполнилось двадцать один год, вернулся под тропики. Отправился отыскивать золото и заработал очень скоро порядочную сумму, но еще скорей истратил ее в Париже, куда ездил на короткое время. Тогда он опять отправился добывать золото.

По правде, сказать, ему наплевать на деньги. Он любит лес.

Ежемесячно, не менее недели, Годэн бывает болен лихорадкой. Вот он, желтый, как лимон, лежит, согнувшись, под пологом от москитов, в пижаме, с потухшей папиросой во рту.

Его желудок совершенно испорчен консервами и солониной. Он ничего не ест, пьет только молоко, но не может отказаться от стакана пунша утром и вечером.

«Когда я был в лесу..» — говорит он. Лес для него это бесконечное пространство джунглей и болот, пересеченное реками, которое тянется от моря до таинственной страны Тумук-Гумак, где живут индейцы с длинными ушами. Годэн жил в лесу. Всегда молчаливый, он оживляется, когда говорит о нем. Оттуда он вернулся с испорченным желудком, с отравленной лихорадкой кровью и совершенно надорванным организмом. Его голос немного дрожит, едва заметно, когда он вспоминает длинные переходы, с саблей для рубки, сквозь гущу лиан и бамбуков.

— Раз как то, — говорит он, — у меня сделался сильнейший приступ лихорадки. Я ничего не видел перед собой. В глазах мелькали искры, в ушах звенело и я едва стоял на ногах. А между тем надо было идти вперед, идти во что бы то ни стало, или подохнуть на месте. У меня еще оставалась одна ампула хинина. Я прислонился к дереву, полуослепленный, с пылающей головой. Я должен был употребить громадное усилие, чтобы раскрыть мешок. Я наполнил шприц. Игла совершенна заржавела. Но другой у меня не было. Я захватил двумя пальцами кожу на животе и с силой вонзил иглу, которая вошла с трудом. Но лихорадка была так сильна, что я не почувствовал боли. Таким образом, я впрыснул себе всю ампулу и был спасен. Но когда я дошел до места назначения, на животе у меня был громадный нарыв.

Получив поручение обозначить в лесу границы, он отправился с отрядом каторжников, без всякой охраны. Перед уходом он отдал свое ружье, патроны и деньги двум каторжникам — вожакам всей партии, и ночью, среди безмолвия пустыни, спокойно спал между ними.

В этом теле, точно лишенном костей, скрыта огромная сила, подвергшаяся не одному испытанию и бьется сердце, которое до сих пор не зачерствело.

Годэн остался молодым. Когда он с силою пожимает вам руку, то чувствуешь, что имеешь дело с честным и откровенным человеком. Какой это должен быть хороший товарищ во время пути.

Все в душе уважают его. Как-то ночью сильный прилив, громадной бесшумной волной, сорвал деревянный помост в порту, так что в городе ничего не было слышно. На следующий день каторжники вытаскивали балки, большие просмоленные доски, сорванные, изломанные и точно изрубленные этой таинственной волной, которая регулярно, каждые десять лет, поднимается из морских глубин и сметает работу людей.

Проходя около каторжников, работавших с голыми ногами, с обнаженным до пояса татуированным туловищем и надвинутыми на бледные бритые лица соломенными шляпами, я услышал, как один из них, тащивший толстую балку, сказал с восхищением:

Только то и уцелело, что было сделано monsieur Годэном!

Артемиза

Ее дом, среди зелени, господствует над городом, над пальмами и манговыми деревьями. Перед самым домом растет красивое дерево, называемое «момбин», с ветвями, похожими на мускулы борца; при доме маленький садик, в котором растет несколько бананов; в тот час, когда в городе люди изнывают от духоты под пологами от москитов, морской ветер освежает ее комнаты.

Артемиза одета в платье из кретона с цветочками, на голове у нее панама. Сама она маленькая, кругленькая, с лицом светло-каштанового цвета. Небольшие, черные и очень живые глаза; нос немного приплюснутый, короткие курчавые волосы и золотые кольца в ушах. Эго вполне восцитанная особа, говорящая по-французски и по-английски. Она живет на окраине города, но у нее много друзей в колонии среди так называемых «порядочных» мужчин. Все более или менее видные европейцы посещали ее и до сих нор еще рассказывают об ее воскресных завтраках.

У нее, кажется, было несколько серьезных увлечений, которые оканчивались с уходом пакетбота. Одно из них длилось дольше других. Один ирландец посадил в ее садике маленькое деревцо, которое современен превратилось в большое развесистое дерево. Артемиза показывает его с гордостью и говорит с некоторым опенком меланхолии:

— Это дерево 0‘Бриена.

Пo праздникам Артемиза ходит в церковь, два раза в неделю бывает в кинематографе и время от времени посещает бал «Кассэко»; но не танцует, так как публика там слишком смешанная. Она ведь «Мамзель Артемиза».

Она не чуждается местной политики. Кандидаты в депутаты не пренебрегают ее указаниями. Иногда по вечерам у нее на веранде происходят длинные совещания, в тот час, когда звезды сверкают над пальмами, трещат кузнечики, летают летучие мыши и воздух напоен запахом розового дерева.

Один из ее друзей возил ее во Францию. Она видела Париж, но помнит только Мулэн-Руж.

Как и ее сестры, она очень щепетильна насчет цвета кожи. Я прошу разрешения сфотографировать ее, но она oтказывает, опасаясь, что я буду показывать парижанкам портрет маленькой «Мамзель негритянки».

Бал Кассэко

Обсаженная манговыми деревьями площадка. Светит полная луна и звезд не видно. Тина в ручейке кажется посеребренной. Огненные мухи летают среди ветвей. В тени, под, деревьями, горят коптящие керосиновые фонари, освещая маленькие столики.

За столиком сидят женщины и их черные локти выделяются на белых скатертях. Подают кофе и пунш. Молодые негры, не старше четырнадцати лет, не сморгнув, выдувают две полных чашки белой тафии.

Ацетиленовые лампы ярко освещают вход в казино: большой сарай с цинковой крышей. Из-за билетов происходит драка. Сегодня суббота и бал Кассэко.