«Вечность снижается…»
Вечность снижается.
Жизнь отражается
Где-то в благих небесах.
Там наши трудные
судьбы решаются,
Души лежат на весах.
Там и поступки
и жизни итожатся,
Трудятся Ангелы в лад.
Очередь в рай
удлиняется, множится,
Но и не меньшая – в ад.
Русь
На страну смотрю участливо,
На родимые края.
Ну когда ты будешь счастлива,
Русь угрюмая моя?!
От пожаров и от дыма я
Укрываюсь без конца.
Ну когда же, Русь родимая,
Ты спасёшься от свинца?
Беды катятся лавиною.
Ратоборцем встану я
Над тобою – журавлиная,
Русь былинная моя!
Старому русскому воину
Твоя жизнь тоской просвечена
И святою сединой.
Твоя сабля кровью мечена
И Гражданскою войной.
Нынче жизнь твоя бессмысленна,
Мир избавлен от любви.
Но твои былые выстрелы
Всё гудят в моей крови.
Дай мне саблю безупречную!
Я средь поля на скаку
Своего врага извечного
На два стона рассеку.
«Айсберга острые грани…»
Айсберга острые грани
Борт полоснули ножом.
Переломился «Титаник»,
В тёмную бездну ушёл.
Айсбергов тайные силы
К русской крадутся душе.
Словно «Титаник» —
Россия
Переломилась уже.
«Жизнь, как свет, в окошко брызнула…»
Жизнь, как свет, в окошко брызнула,
Никому не потушить.
Я как будто начал сызнова
Улыбаться, думать, жить.
Мне б поля не видеть голыми
В обездоленном краю.
Брошусь из огня да в полымя,
Чтобы выстоять в бою.
Русь моя, начнём всё сызнова!
Поднимайся из руин,
Чтобы жизнь лучами брызнула
Среди проданных равнин.
Поднимай свой меч, оплавленный
Русским пламенем побед!
Ярославной хватит плакаться,
Ведь тебя сильнее нет!
Затменье
Сегодня, когда умирает земля
И никнет высокое Слово,
Когда к нам затменье
идёт из Кремля
И рушится жизни основа,
Мы всё ж собираем —
герой и изгой,
В единую цепь – наши звенья.
Кресалом души высекаем огонь
Из чёрного камня затменья.
Чёрные дыры
В небе чёрных дыр всё больше,
Всё плотнее пустота.
Вон в дыре исчезла Польша…
Жаль, хоть Польша и не та.
В чёрных дырах, словно тина,
Мрак – и днём, и поутру.
Но за Польшей – Украина
Так и ломится в дыру!
«Никнет дикая в поле трава…»
Никнет дикая в поле трава,
Тишина над родимой сторонкой.
Слава Богу, что мама жива:
Я себя ощущаю ребёнком.
Я иду по колючей стерне
И по роще, где свищут синички.
Застеклённая в тишине,
Мама штопает мне рукавички.
Подойду, постою у окна,
Из груди сердце выпрыгнет в сенях.
Вдруг очнусь, зазвенит тишина…
Я пред мамой стою на коленях.
«Ты – серна, ты – летящая по скалам…»
Ты – серна, ты – летящая по скалам,
Со мной играла – космос выгорал.
Ты не меня – судьбу свою искала
И не нашла. Но я тебя – украл!
Я – вор, я – волк, всю ночь тебя ласкавший
От жадных губ до ветреных колен.
Я – вор, я – волк, всю жизнь тебя искавший
И сам попавший в твой опасный плен.
Ты – серна, ты сквозь ветер пробегаешь,
Проходишь скалы или облака.
Я – твой стрелец, отпущенный богами,
Со стрелами и волею стрелка.
Я жду тебя у тёмной переправы,
Где мечется угрюмая река.
Я стрелы смерти напитал отравой,
Чтоб поразить тебя наверняка.
И вот я вижу: ты летишь на тризну,
И я пускаю смертную стрелу…
Ты заскребла по уходящей жизни,
Как будто бы железом по стеклу.
Ты – серна, ты – печаль моя земная,
Моих терзаний светоносный шёлк.
Я до сих пор, убив тебя, не знаю:
Я – твой охотник или я – твой волк?
Живой Рубцов
Я иду с ним за клюквой по волглому берегу,
По осеннему берегу Толшмы-реки.
По седым луговинам, по северу бедному,
Где в болотах дымятся кудели тоски.
– Русь себя не хранит!
Разломилось Отечество!
Как же больно в груди! – восклицает Рубцов.
И душа вместе с ним птицей-ангелом мечется,
И срывается дождик, как пули свинцов.
Набрели на зимовье в промозглой болотине,
Развели костерок для себя, для души.
– Клюква есть, погляди!
Я тоскую по Родине! —
И Рубцов замолчал, будто плакал в тиши.
Ночь упала, как смерть, позакрыла прогалины
Между чёрных стволов, зацепила лицо.
– С утреца наберём! —
на фуфайке подпалину
Не спеша загасив, заключает Рубцов.
Леденеет земля и молчит Мироздание,
Млечный путь заморожен, как белый язык.
Смотрит в небо Рубцов
и таинственным знанием
Видит взорванный век и грядущего лик.
Он расстался с тоскою и жизнью несытою,
С тихой Родиной, где́
страсти мира сплелись,
Где кровавыми звёздами клюква рассыпалась
И стихами рассыпалась горькая жизнь.
Сон
Сон слетает с тёмных окон
И у века на краю
Заворачивает в кокон
Душу бедную мою.
Буду спать во тьме незримой
И во сне, а не во зле
Буду помнить о родимой
Разворованной земле.
Буду снова счастье кликать,
Над Россией пролетать,
Будем с нею горе мыкать,
Раны тяжкие латать.
Ночь пройдёт, и на рассвете
Я нащупаю в тиши
Рваный стык тысячелетий,
Или шрам моей души.
«В осенней тишине закружится солома…»
В осенней тишине закружится солома,
Последний ледяной сломается цветок.
Поднимутся ветра, запляшут возле дома,
Пройдёт моя душа сквозь вихревой поток.
Сталистая, как дым, завьюжится дорога,
Небесный об неё расколется сосуд.
Иду сквозь ураган, иду по воле Бога,
А сотни белых змей навстречу мне ползут.
А дьявол мне в плечо разгорячённо дышит,
А ветки тычут в бок, как перочинный нож,
Но светится душа и дьявола не слышит,
Где я с крылами вьюг на Ангела похож.
Иду сквозь пелену, сквозь дьявольские плачи
И вижу отчий край в сиянии небес:
То воссиял Господь и путь мой обозначил,
Где я несу во тьме свой Неделимый Крест.
Осень
Пожелтели поля и пожухли,
В небе гуси построились в ряд,
Но берёзы ещё не потухли:
Словно белые свечи горят.
Стало сыро, и голо, и пусто
Посреди обнажённых ветвей.
Осыпаются листья и чувства,
Запер лето на ключ муравей.
Грусть осенняя непостижима!
Скоро выстелет землю Покров.
Полетит белый веер снежинок
Из высоких Господних миров.
Улетают последние птицы,
Ты глядишь в опустевшую даль,
И в глазах у тебя золотится
Отгоревшего лета печаль.
«Ещё шиповника кусты…»
Ещё шиповника кусты
И зелены, и кучерявы,
Но еле теплятся цветы
И зори тёмные кровавы.
Ещё качает колыбель
Из паутинок
ветер-странник,
Но стелет снежную постель
Октябрь на
Хамар-Дабане.
Ещё является трава
И птица крылышком трепещет,
Но баргузина булава
По золотистым скалам хлещет.
Ещё черёмуховый лист
На сизой ветке багровеет,
А небосвод Господний чист
И с высоты предзимьем веет.
Художник и сатана
Сколько истин на свете? Наверно, одна?
Сколько истин сомнительных, ложных?
Как-то встретились в дальних мирах —
сатана
И идущий по свету художник.
Говорит сатана: – Ты талантом согрет
И его почитаешь ты Божьим?