Исследовать смысл западни,
Где в синих разводах плывут по болоту
Манящие тайной огни.
То стоны, то хлюпы, то плач одинокий
Пронзают кромешную згу,
Как будто бы кто-то в кинжальной осоке
Болотную гложет тоску.
А может, в болоте, как детство невинном,
Печали земные слились
И, молнией павшие в чёрную тину,
В нём три измеренья сошлись.
«Неисправны века механизмы…»
Неисправны века механизмы,
В коих покопался человек.
Надо быть старателем Отчизны,
Чтобы стал самим собою век.
Надо сбить с горящих улиц пламя,
В прах слепую злобу истолочь.
Ведь когда-то поднималось знамя,
Чтобы сердцу русскому помочь.
А теперь воистину несметны
Полчища посланцев сатаны.
Неужели все они бессмертны,
Ну, а мы – для смерти и войны?!
Мы на всё растлительное падки,
От помоев каждый сыт и пьян.
От себя бежим во все лопатки,
Покидая святорусский стан.
Вот они – российские загадки:
Поднимают бомж и наркоман
Над Россией, у её оградки,
Кровью переполненный стакан.
Полотно
Опустилось с небес полотно:
То ли древнего времени свиток,
То ль зовущее в небо рядно
Для свиданий с Творцом или пыток.
Подошёл к полотну человек,
Был он вшивый, плешивый, убогий,
Пропадавший в себе целый век,
Никогда не мечтавший о Боге.
Дёрнул раз, дёрнул два полотно,
И оно заструилось, как речка.
– Вот продам его, то-то оно, —
Заблажил полый рот человечка.
Но открылось на небе окно,
И возник будто гром возле солнца:
– Для спасенья Руси – полотно!
И сверкнуло лучами оконце.
Изумился блаженный: – Но-но…
Ить и я об ей думаю. Верно! —
И набросил на мир полотно,
И очистил Россию от скверны.
Хриплое дерево
Видел я хриплое дерево:
В нём раздавался не скрип,
Но и не шелест размеренный,
А человеческий хрип.
Дерево тёмное, бурое,
Будто в засохшей крови,
Гнулось под ветром, понурое,
Гнило вдали от любви.
В небо смотрело воронами,
Смертную тайну храня.
Тяжкими хрипами, стонами
Часто пугало меня.
Что в нём таилось и кашляло,
Билось, как сотня оков?
Тайна ли спряталась страшная
Или сомненье веков?
Я к нему душу примеривал —
Выспросить: что в нём и как?
И прохрипело мне дерево:
– Я твоя совесть, дурак!
«Милая, как я беспечно…»
Милая, как я беспечно
К жизни твоей припадал!
Как я любил бесконечно,
Как я тебя ожидал!
Как целовал твои грёзы,
Но, мою рифму губя,
Жало настойчивой прозы
Пьяно проникло в тебя.
И опрокинуло шумно
Всё, что я прежде любил.
Господи, как я бездумно
Прозе тебя уступил.
Холод повыветрил счастье…
С тех омрачённых времён
К женщинам стал я стучаться,
Словно сибирский Вийон.
Господи, как я поспешно
Сердце другим отдавал,
Вместо него, безутешный,
В теле зияет провал.
Господи, как быстротечно
Время в песок истекло.
Всё в этом мире не вечно
И никого не спасло.
«Любовью, негой полон я…»
Любовью, негой полон я,
Мужскою силой прочной.
Цветами пахнет кровь моя
И девой непорочной.
Раскрыты створки бытия
Для радости и боли.
Озоном пахнет кровь моя
И поцелуем в школе.
Летаю я во все края,
Домой тащусь усталый.
Угаром пахнет кровь моя
И женщиной бывалой.
Ах, жизнь моя, замечу я,
Ты стала жуткой шуткой.
Метаном пахнет кровь моя
И пьяной проституткой.
Державе
Кому досталась ты, держава?
В какие влилась берега?
Кого, таясь, во тьме рожала?
Неужто – кровного врага?
С кем честь и власть свою делила?
Не помышляла об ином,
Как в дни разлада и распыла
Перевернуть себя вверх дном.
Ты обнищала и потухла.
Держава ты – или уже
Та девка, что для всех доступна
На площади и на меже.
Ведь ты жила и отражала
Неудержимого врага.
Воистину звалась Держава!
Теперь раздета донага.
В народе со своей виною
Тебе всех болей не объять.
Неужто девкой площадною
Так и останешься стоять?
И всё-таки осенней ночью,
Когда в стыде очнёшься ты,
Тебе, как деве непорочной,
Я брошу поздние цветы.
Зверь
Этот образ откуда? – не знаю,
Но возник он, как выстрел, поверь!
Ночью дверь распахнулась входная,
И дохнул в меня холодом зверь.
Он во мне этот холод оставил,
И себя я не помню теперь.
Против воли сознанье направил,
Непонятный душе моей, зверь.
Он, наверно, и вправду пронюхал,
Возле ран моих смрадом дыша,
Что во мне нет присутствия духа,
Только кровью сочится душа.
Зверь казался исчадием ада,
Он во сне меня поедом ел.
Вдруг блеснуло: убить его надо,
Пока жив я, пока ещё цел.
Я, как птица, в себе затаился,
Я забылся в себе, как змея,
Пульс холодный едва во мне бился,
И блестела во тьме чешуя.
Где он, зверь? Я в себя оглянулся
Среди острых камней бытия
И в провале ночном содрогнулся:
Вот он, сумрачный зверь – это я!
Морская пена
Берег моря.
Молнии, как вены,
Вьются, разрывая небеса.
Берег мира покрывает пена,
Как неисчислимые глаза.
Видит пена,
как в морском просторе
Исчезают лодки рыбаков,
И плывут утопленники в море
В пуховых подушках облаков.
Сразу все,
и все попеременно,
Смотрят пены круглые глаза.
Хлопья чаек сглатывает пена,
Вьётся пена – белая гюрза.
Быть змеёй
никто не запретит ей…
Извиваясь посреди веков,
Пена к нам выходит Афродитой,
Позабыв погибших моряков.
Кость
Облаков кругосветная гроздь
Не дарила мне песен,
однако
Просвистела мне полая кость,
Та, которую грызла собака.
Кость свистела мотив не простой
Изнутри,
из точёного мрака,
Что сияла она красотой,
А теперь её грызла собака.
«Мир кривой, как будто в зазеркалье…»
Мир кривой, как будто в зазеркалье,
Стол кривой и потолок кривой.
Клавиши кривые у рояля,
Часовые ходят по кривой.
По кривой – история стремится,
И, в усмешке вековой кривясь,
Смотрят нам вослед кривые лица,
С ними вместе окривела власть.
Вся Москва в кривой молве уснула,
Криво как-то крутится земля.
И Кривоколенный переулок
Встал на место Красного Кремля.
Стена
Среди мира возникла стена,
К югу – с севера —
встала продольно,
Разделила людей, времена,
Не спросила: кому будет больно?
Покосилась, как крыша, страна…
Разломила её на две части
Восходящая в небо стена
И убила народное счастье.
Уничтожила целый народ,
Под стеной,
как под взрывами, павший.
У стены я вскопал огород —
Черепами задвигалась пашня.
Змея
Приползла в моё сердце змея,
Приползла и забылась навеки.
Стал холодным, расчётливым я
И совсем одиноким на свете.
Так облипла меня чешуя —
Что чувствительной кожи не стало.
Приползла в мою душу змея,
Подарила мне жгучее жало.
Безобразен и холоден я
В этом мире, похожем на бойню.
В моём сердце не дремлет змея,
Чтобы мне
и тебе
было больно.
У любви обломились края,
Сердцевина – на камне жестоком.
В моём сердце ликует змея,
Как в ущелье
пустом и глубоком.
«Пасмурный вечер…»
Пасмурный вечер.