И сказал я себе или всем:
– Я себя совершенно не знаю,
А тебя я не знаю совсем.
И ответила тень: – Я похожа
На тебя всею кровью своей,
Всею болью,
любовью,
всей кожей.
И тогда-то поверил я ей…
Восьмитомник Блока
Неужто я – предатель Блока?
Я путь свой к Блоку начертал,
С ним был и жил. Я видел Бога!
Но как-то бедствовал жестоко,
Чуть было Блока не продал.
Его могучий восьмитомник
Уже в коробку отгрузил,
Уже отправил на подъёмник,
Но Блок – учитель мой и скромник —
Мне из коробки погрозил.
Нет, не грозил! Но я увидел,
Как он плечами вдруг поник.
Неужто Блока я обидел?
И я – себя возненавидел
И – неуклюжий грузовик.
Прости меня, великий гений!
Я, как летучую звезду,
Без колебаний и сомнений
Твоё собранье сочинений
Догнал и сдёрнул на ходу.
Мой восьмитомник, обещаю
Хранить, как тайну, твой огонь,
Где Незнакомка очищает,
И мне грехи мои прощает
Христа пробитая ладонь.
«Я город оставил железный…»
Я город оставил железный,
Ушёл от людской суеты
В молчанье осеннего леса,
Где бродят по лесу цветы.
Вдоль тропок надёжно и просто
Прозрачные встали кусты.
И смотрят мне в душу с погоста,
Как люди живые, – кресты.
«Не упасть бы, не разбиться…»
Не упасть бы, не разбиться
Посреди разломов дня.
Расхитители, убийцы
Тайно смотрят на меня.
Им неведомо, наверно,
Что испытан я собой,
И надеждою безмерной,
И бессмертною судьбой.
Что ведёт меня прямая
Сквозь разломы бытия.
…Я-то знаю, понимаю:
Для врагов – загадка я.
«Я – русского мира поборник…»
Я – русского мира поборник,
Пришедший к нему на века.
Я – стражник, радетель и дворник
Живого его языка.
Я равным той силе не буду,
Что тайной гудит в языке,
Но рад я великому чуду,
Что светит в библейской строке.
Татьяна Петрова
Не смею Господнего слова
Коснуться, но вечных красот
Коснётся Татьяна Петрова
И тайных достигнет высот.
Ей ведома сила полёта
Романса, его глубины,
Тоски и душевного гнёта,
И вещей сердечной струны.
Она – изваянье оплота,
Надежда простой голытьбы
И свет, что идёт от киота
До сердца народной судьбы.
«Общаюсь с личностями странными…»
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух…
Общаюсь с личностями странными,
Которые во мгле кричат:
«По вечерам над ресторанами…»
И пьют дремуче, и молчат.
Я с ними пью с особым рвением,
Я с ними плачу и пою,
И с дружелюбным откровением
Сплошную гадость снова пью.
Цитирую словами бранными
Уже не Блока, а себя:
«Опять я пью с бомжами драными…»,
Слезами полночь ослепя.
И мне всё горше пьётся, плачется
Моя душа, как решето.
В неё никто уже не спрячется,
И не останется никто.
Никто в душе не обозначится —
Ни ты, мой друг, ни ты, мой враг.
Над ресторанами, где плачется,
Я упаду в глухой овраг.
«Обласкан женщинами, славой…»
Обласкан женщинами, славой,
Стою на звёздном рубеже.
Прости меня, о, Боже правый!
Я приберусь в своей душе.
Я отниму себя у славы,
Скажу, мол, хватит, погулял.
Путь славы – это путь канавы,
И русский классик это знал.
У славы ушки на макушке,
Она затмит Господний свет.
Прости меня, горячий Пушкин,
Простите, Лермонтов и Фет.
Простите, женщины! Я с вами
В леса дремучие забрёл.
Но вы-то знаете и сами:
Несу в когтях вас, как орёл…
И пусть метёт в лесу пороша,
Клокочет пыл в моей крови.
Я ни одну из вас не брошу
В болото мрачной нелюбви.
Сапфо
Я небо выронил из рук своих.
Сквозная
Меня пронзила боль. Немыслимая боль.
Мне встретилась судьба,
русалка ли – не знаю,
Какая для меня ей выпадала роль?
Русалка ли, Сапфо, с того явилась света,
Иль с этого, стихи и люди впали в шок.
Но юная Сапфо сожгла собой поэта,
Оставив на губах и сладость, и ожог.
Каким я буду жив присловьем, наговором?
Что смею я в любви и в близости сказать?
Какою же меня любовью-приговором,
Русалка и Сапфо, ты будешь истязать?
«Метёт метель, и птица-тройка…»
Метёт метель, и птица-тройка
Летит по Родине моей.
Опять луна, опять попойка,
Ямщик меняет лошадей.
И мы летим по дальним, белым,
В сугробах спрятанным лугам,
По рощам звонким, индевелым,
И цепенеющим снегам.
Вдали кабак мерцает сладко,
Мороз ударил или свет.
– Ямщик, скажи мне для
порядка,
Попойка будет или нет?
– Пойдёмте, барин, разберётесь, —
Он говорит, сквозь ночь дыша, —
А если снова вдруг напьётесь,
То будем ехать не спеша.
Мы обустроились, согрелись
Среди свечей, лампад, острот.
Ах, Боже мой! Какая прелесть!
Красотка водку подаёт
И глухаря, и пива кружки…
Как эту прелесть не любить!
И я подумал, что я – Пушкин.
Как славно – Пушкиным побыть.
Моя не просыхает глотка,
Я пью, я рею в облаках.
…А утром юная красотка
Проснулась у меня в руках.
Импровизация
Меня умоляли тромбон и гитара
Найти ту мелодию, что из глуши
Взлетит, как влюблённому сердцу подарок,
Как песня таинственной русской души.
Меня призывала красавица-флейта
Найти ту распевку, тот искренний тон,
Где музыка пальцев напомнит мне чей-то
Беспамятный голос, а может быть, стон.
Меня призывала волшебная арфа
В тиши из неё трепетанье извлечь.
Как гибкая дева по имени Марфа,
Она не сдержала летучую речь.
Над смыслом и вымыслом плыли виденья,
И я отзывался в скрипичном ключе,
Когда обнажалась душа песнопенья
И скрипка рыдала на верном плече.
Подранок
Мир загустел от перебранок,
От мерзкой лжи и липких слов.
Иду, судьбы своей подранок,
Сквозь сотни жизненных узлов.
На сердце зажимаю раны,
Да так, что леденеет кровь.
Пытаюсь, с детских лет подранок,
Из плена выручить любовь.
Иду, тоской себя калеча,
И понимаю: так и есть,
На свете никому не легче,
Кто защищает совесть, честь.
Встаю на битву рано-рано,
Вооружаюсь до зубов
Великим Словом. Я – подранок,
Но в битве выстоять готов.
Принцип случайности
Какое сиянье, какая случайность
Нас бросили в этот туманный рассвет?
Мы будто бы раньше
с тобой не встречались,
Но ты меня знала, а я тебя – нет.
Ты мне говорила, а время молчало.
Но ты подготовила встречу в душе…
Она в те часы началась не с начала,
А сразу – стремглав – с середины уже.
Так ты ощущала, и я так подумал…
Ведь это не важно: не видеть, не знать.
Господним предвестием с неба подуло,
Что надо случайность
как данность признать.
И ты не гляди на меня так печально,
Не прячь своих слёз и родного лица.
Ничто на земле не бывает случайным,
Ничто не случится без воли Творца.
Принцип соучастия
Я долго терзался и ждал соучастия
В крамолах, в разлуках, в любви.
Везде и во всём разрывался на части я,
Хоть вправду себя разорви.
Искал во Вселенной тебя для участия
В моей бесшабашной судьбе.
Ты светоч, ты – солнце,
в твоей буду власти я —
Явись на знакомой тропе,
Чтоб стал сумасшедшим я в сумерки смятые,
Чтоб душу на части не рвал.