Где Астафьев – одно из гремучих имён.
Тектонический сдвиг. Среди этого сдвига
Мы отвесим ему свой Последний Поклон!
Александр Вампилов
В небесах облака. Там укрылся Вампилов —
Во Господних селеньях, на райских лугах.
А родная земля – Александра любила,
Не желала никак, чтоб он жил в облаках.
Вот родной Кутулик. Посмотри и послушай:
Над родною землёй свет небесный разлит,
Снег скрипит во дворе,
как скрипит волокуша,
На которой он сено в Алари копнит.
Никуда от сибирских просторов не деться,
Никуда не уйти из родного двора.
Прозвенело, как лето сверкнувшее, детство,
За собою позвали Байкал, Ангара.
Из печали к нему птица Сирин летела,
Мельпомена за пьесою пьесу несла.
А со сцены волна будто сабля свистела,
Полюбила сперва, а потом предала.
Шквал судьбы налетел,
как стремительный коршун,
Полыхнул из байкальской расщелины свет.
И Вампилов погиб меж грядущим и прошлым,
Будто пал со скалы своих зримых побед.
…Нынче бредит театр извращённой потехой,
Исчезает – тревогу хранящая – мысль.
Но Вампилов сияет не сбитою вехой,
Где высокие русские смыслы сошлись.
Парад Планет
Твой шаг ко мне – и радость, и вниманье,
Где я как будто святорусский князь.
Твой шаг ко мне – земное бытованье
И некая космическая связь.
Я различаю многоцветный голос,
Где ласточки живут среди высот.
В веках небесная раскрылась полость,
Ты выпала из неземных красот.
В огне моё расплавилось сомненье,
Исчезла неизбывность бытия.
И понял я: есть высшее стремленье
Создать тебя, и это был бы – «Я».
Я – это ты. Так выпало на картах.
И звёзды не воздвигли слово «НЕТ».
И выстрел был. Ты сорвалась со старта.
И в небе начался Парад Планет!
Боль
Ты где-то реяла в ночи,
В глубинах рая или ада
И мне кричала: – Не молчи!
А я молчал и в бездну падал.
Твердела ночь и жизни соль,
Во мне звенел твой дерзкий голос.
Я ощущал такую боль,
Как будто сердце раскололось.
Казалось, что не унести
Мне тяжкой боли.
Жизнь пропала.
И вдруг откуда-то «Прости!»
Сверкнуло и у ног упало.
Я еле двигался в ночи,
Боль из души не уходила.
Ты мне шептала: – Не молчи!
Ведь я тебя всегда любила.
Заря разлилась из горсти
Живых небес. Ушла тревога.
Услышал я твоё «Прости…»
И счастье вымолил у Бога.
«Ты мне нужней день ото дня…»
Ты мне нужней день ото дня:
В земной тиши, в живом полёте.
Ты вырастала из меня,
Из сердца нежного, из плоти.
Ты выбегала, как ручей,
Навстречу мне весной гремучей.
…Среди летучих дней, ночей
Нас обуял безумный случай.
Тобою ранен я насквозь,
Ты сто веков меня любила…
И потому – земная ось
Одним ударом нас пробила.
Бескрылый ангел
– Где ты, Россия, и где ты, Москва?
– В небе врагами зажатый,
Это бросает на ветер слова
Ангел с последней гранатой…
1
В штольнях века плыли наркоманки,
Пел уродец или Божий птах.
По России шёл бескрылый Ангел
В синяках, коростах и шипах.
Покрывалось время серой пылью,
Всюду билась дольняя печаль.
– Где, бескрылый,
потерял ты крылья? —
Чёрный Демон Ангелу кричал.
– Эй, пернатый!
Что ты ходишь-бродишь?
Не летаешь в Божьих небесах? —
Раздавались голоса в народе,
И звучала горечь в голосах…
Ангел, видно, многого не помнил,
Он смотрел в тревоге на людей.
Крыльев нет – он это сразу понял,
Где найти их – не было идей…
Перед ним Москва огнём горела,
На Арбате шёл б… парад.
И вдали до самого предела
Простирался современный ад.
2
Ангел вспомнил: вечером остылым
Он спустился с облачных небес…
Это где-то над Полтавой было,
Мимо мчался торопливый бес.
Всё как будто рядом, близ Диканьки,
Но среди размолотой земли
Пахло чёрным порохом и танки
По дорогам Украины шли.
И не пел Боян, а пуля пела,
Разрывался гробовой снаряд.
Ангел посмотрел оторопело
На убитых хлопцев, лёгших в ряд.
Он увидел мир несовершенный,
Понял: что-то на земле не так…
Закричал, как будто оглашенный,
И пошёл с гранатою на танк…
…Он очнулся в тёмных катакомбах,
Его били много дней подряд.
Ангел жил, но превратился в зомби,
Его крылья оторвал снаряд.
А когда во тьме его подняли,
Он бескровен был и очень плох.
На «укропа» ночью обменяли
У ручья, который пересох.
…Покрывалось время чёрной пылью,
Мир тяжёлой злобой истекал.
Видел я: меж небылью и былью
Ангел крылья белые искал.
Он стоял, суровый, как распятье(Цикл стихов о Лермонтове)
1. Над Машуком
Кто чашу горя накренил
Над Машуком
тем смертным летом?
Кто дождь тяжёлый обронил
Над умирающим поэтом?
А ветер бился и кричал,
И тело травами окутал,
Чинары древние качал
И гибель с колыбелью путал.
О, этот гром над головой!
О, сердце, принявшее выстрел!
Гремит Кавказ, а под Москвой
С деревьев – раненые листья.
Сплетались волосы с травой,
Со смертью жизнь переплеталась.
Природа смыть позор людской
Грозой полночною пыталась.
Но ей убийства не избыть,
Как не избыть молвы в народе,
Что кровь Мартынову не смыть
И супостату Нессельроде.
Их тени бродят у черты,
Где навзничь тело распростёрто,
Где чёрный демон высоты
Сам на убийц накликал чёрта.
2. Поручик Лермонтов
Который век
поручик Лермонтов
грызёт черешни
и стреляет вверх.
Который век
спешит Мартынов
к чёрному барьеру
и стреляет
Лермонтову в сердце.
Который год
не спит гора Машук:
на неё падает и падает
убитый Лермонтов.
3. В кругу поэтов
Мне пишется – и слава Богу!
Мне любится – и в добрый час!
Стучится в гости Такубоку,
И входит Пушкин, не стучась.
Всегда с цыганами, с друзьями,
С бутылкой крепкого вина,
В нём игры тигра с обезьяной
И слава доброго лгуна.
Азартней нету человека!
Стихами Пушкин упоён.
Здесь Лермонтов – легенда века —
И всеми изгнанный Вийон.
Хохочет непоседа Пушкин
Среди поэтов всех времён.
Лорд Байрон здесь
с горячим пуншем,
И Саша Чёрный, и Бальмонт.
Печальный Блок с тоской осенней
Твердит: – Есть истина в вине!
Читает сумрачный Есенин:
– Дай, Джим, на счастье лапу мне!
Он том истрёпанный листает
И усмехается себе…
Заря бессмертия светает,
Где каждый выбрал по судьбе.
Мой стол вином, слезами залит.
Увы! Закончилась гульба.
В тумане плотном исчезает
Веков живая городьба.
И снова в доме всё как прежде,
И больше не с кем пировать,
И ночь, как косточка черешни,
За —
ка —
ты —
ва —
ет —
ся
Под кровать.
4. Кремнистый путь
В стихах он был и вправду – равен Богу,
Он не творил – он с Богом говорил.
И, приближаясь к смертному порогу,
В бессмертие тропу свою торил…
Мертвел Мартынов, леденел от света
Его стихов и жажды – мир любить.
Он не затмил великого поэта,
И превосходства не сумел добыть
В стихах,
в остротах непомерно шалых,
И на балах – среди друзей-кутил —
Казался тем
начищенным шандалом,
Который не горел и не светил.
Он, мстительный, напыщенный,