Действительно, мастерство надо нарабатывать, а это – и врождённый ритм, и где-то рафинирующийся вкус, ну, сострадание или цинизм – синонимы в неопровержимых строках. Думая о живом человеке, каким является Владимир Петрович, переносишься в эпохи, остановленные его пером: Цицерон и Диоген, Кирилл и Мефодий, Сергий Радонежский и Дмитрий Донской, Страдивари и Пушкин, Шарль Бодлер и Франсуа Вийон, Велимир Хлебников и Георгий Свиридов, Василий Шукшин и Николай Рубцов, Евгений Семичев и Диана Кан, наши Сергей Иоффе и Женя Варламов… Переносишься и понимаешь, как важно поэту зацепить читательские эмоции, дать крыльям воображения встречный ветер, чтобы поверили: вам здесь помогут, поддержат, согреют. Увы, одиночество разрастается, этот синоним взаимного равнодушия, и когда не с кем и не о чем говорить, неплохо обратиться к подлинным стихам. А в Скифе мы не ошиблись: этот хороший человек ещё и хороший поэт.
В антологии личной философии поэта Скифа тревога о благе человечества постепенно вытесняется обстоятельствами вечных истин и вечных субстанций бытия, в частности бессмертной души. В одном из предисловий к собранию сочинений В. Г. Распутина Сергей Залыгин написал, что «духовность – это в частности создание истории души». Имелся в виду, конечно, труд писателя. На этой дороге теперь мы встречаем и Скифа (лат. Skitai), то есть скитальца перед лицом неба, ниспославшего Ангелов на душевный правёж. «Белый Ангел пролетает» – исповедальный раздел книги, где автор особенно щедр на признания невыболевших страстей:
«“Вы, наверно, друг друга любили?!” —
Шелестит придорожная пыль».
«Я хочу говорить со столбом —
Он надёжней, нежней человека».
«Ни света, ни любви, ни Родины, ни места…»
Заметим, что долго ли, коротко ли, но «боль» из рубрик и подразделов наконец вырвалась у Скифа на самый Олимп – в название книги, ещё кипящей, ещё легко теряющей перо на взлёте: да не обратится оно в разящую стрелу. А о том, что стихи Скифа злободневны и безапелляционны, об этом надо говорить и помнить. Поэт полон творческих инноваций и полемических презентаций и глядит на нас со снисходительной улыбкой:
И Родина светит из всех уголков
Пронзительным светом славянства…
Скажу о главном. Образность поэта трансформируется по линии слияния оценочности и боготворения природы от «древоточца» до «оси Земли», ворочающейся в иркутских дворах. Когда поэт превращается в писателя – это уже преобразование образного мироощущения. Поражает мощность творческой натуры! Но об этом не здесь и не сейчас… Не могу не спохватиться, чтобы сказать о победных интонациях, зачастую приходящих на смену традиционной для поэта – да и не для него одного – тематике разрухи на Руси, что говорит нам об общем подъёме духа в стране и народе, в связи с чем и хочется поздравить Владимира Петровича с выходом крепкой и интересной книги.
Скифский огонь(о творчестве поэта Владимира Скифа)
Как сказал Платон, поэт – это существо лёгкое, крылатое и священное; и он может творить лишь тогда, когда становится вдохновенным и исступлённым.
Вот и мы, молодые и вдохновлённые, а может быть, даже – исступлённые, начинали в 70-е годы свой путь на русский Парнас: Геннадий Гайда, Василий Козлов, Владимир Скиф, Борис Архипкин, Валентина Сидоренко, Любовь Сухаревская и другие. Немалый пройден путь, и изданы все книжки, и кто-то изменил былой звезде, кого-то с нами нет… Теперь, когда настала осень жизни, стало ясно: самый издаваемый, самый читаемый и самый любимый народом поэт – Владимир Петрович СКИФ. Именно он, Скиф, стал воплощением сегодняшней литературы, её поэтического цеха.
Чем же особенно мил и дорог нам этот поэт? Он добр и доступен в общении, никогда не строил из себя всезнающего классика; на его стихи создано немало песен, и мы напеваем их с удовольствием (про «чай безумный» на Байкале, например, или изумительное: «…Ты проживала в третьем томе / Записок Блока и стихов / Среди туманов и духов»…).
Если проследить развитие его творчества на протяжении лет, я могу сказать, что Скифов в Иркутске немало! Их пять, а может быть, восемь. «Как же так?» – спросите вы. «А так, – отвечу я, – он един в разных лицах».
Мы помним Володю Смирнова, совсем ещё не седого, в моряцкой тельняшке и с первыми тёплыми – то весёлыми, то ироничными – стихами. Но жизнь после службы на Тихом океане стала преподавать серьёзные уроки, и стихи стали наполняться печалью и болью. Так возникают стихотворение памяти Вэлты Арясовой, «Баллада с старом бакене», «Этот узкий перрон. Этот город пустой…», таинственное «У моря», пронзительные стихи о любви…
Потом состоялись книжки: «Зимняя мозаика», «Журавлиная азбука», «Грибной дождь», «Живу печалью и надеждой», «Копьё Пересвета», «Над русским перепутьем» и другие.
А попутно Скиф сочинял эпиграммы и как-то незаметно перехватил сатирическое перо у знаменитого Александра Иванова. Пародии посыпались как из рога изобилия, и насыпалось их аж на три книги: «Бой на рапирах», «К сопернику имею интерес» и «Себя не сознаваху». Читатели были в восторге, а поэты обещали устроить «тёмную»… шутя, конечно. Считалось, что пародия для поэта – лучшая реклама. Но, бывало, обижались, и даже я сплела на него довольно жёсткий хлыстик эпиграммы. А он только смеялся и сочинял пародии… на самого себя.
Время шло и предъявляло новые и особые требования к творчеству поэтов. И эти «крылатые и священные существа» задумывались над судьбой несчастной России, попавшей в лапы самозванцев или невежд. В их произведениях появились тревожные ноты перед ужасом разорения родительских гнёзд, засорения великорусского языка, выброшенного на обочину жизни… Так же и скифская поэзия наполняется болью: в поисках истины пишутся стихи-воспоминания о родной деревне, о земляках-селянах, о байкальской природе, о Байкале, где каждым летом поэт живёт с детьми и внуками на даче. Поэт знает Байкал и его окрестности не как турист, а как хозяин, вот почему эти стихи столь живописны, полны звуков, древесных шелестов, птичьих позывных, гула штормов и нежного лепета байкальского штиля. Ещё Скиф как никто чувствует космическое дыхание Байкала и всё колдовское влияние его на человека и умеет выразить его в волшебных стихах, которые хочется перечитывать без конца:
Не движется застылый воздух,
И лишь Байкал, забыв про сны,
Всю ночь процеживает звёзды
Ковшом безмерной глубины.
Позволю себе высказать догадку о тайне скифской поэзии: страсть и чувственность, ум и ярко выраженная гражданская позиция – и редчайшая искренность, доверие к своему читателю. Короче, скифский огонь.
Сколь бы ни хотелось мне цитировать его лучшие строки, стихи, всё равно и бумаги не хватит, и легко пересечься со многими ценителями этой яркой, живой, многозвучной и многоцветной поэзии; в особенности с авторами предисловий двух последних книг Владимира Скифа: Станиславом Куняевым – к книге избранного «Золотая пора листопада»; или с автором великолепной статьи («Поэт эпохи Водолея», предваряющей сборник «Русский крест») – критиком Владимиром Бондаренко, где он говорит о символичности случайно мной подсказанного псевдонима для Володи Смирнова и прикипевшего к нему, как тельняшка к морскому волку. Бондаренко даже в нашей иркутской стороне нашёл признаки древней Скифии! И он не зря проводит параллель между творчеством Скифа и Кузнецова: Юрий Поликарпович был его другом и учителем. Хотя, я знаю, Володя учился у многих поэтов, и это только обогащало его поэзию.
Бог и родители дали поэту лёгкий характер, но душу глубокую. Скиф создал целый поэтический пантеон известных поэтов, прозаиков, политиков, священников и просто друзей-товарищей, с которыми свела его судьба, а дружить он, несомненно, умеет. Книгу он назвал «Галерея».
И есть среди прочих «тихие шедевры», как я их называю, – стихи, в которых не найдёшь ни строчки фальши, написанные с какой-то особенной теплотой. Вот стихотворение «Дёмушка», посвящённое Виктору Дёмину:
День прогрет до донышка,
До речного дна.
Пашет, пашет Дёмушка
Землю дотемна.
. . . . . .
Пашет, не напашется.
(Огородов – жуть!)
Внуки тёти Дашины
Чернобыльник жгут.
. . . . . .
Дёмушка напашется,
Выйдет из углов…
Дёмушке наскажется
Много добрых слов.
Хорошо заплатится…
Только почему
Дёмушке заплачется
В доме одному?
Прочитала – и вспомнилось вдруг раннее детство, маленькие огородики поселковых жителей, которые тоже вспахивал на лохматой лошадке по весне старый (как мне казалось) бородатый пахарь с перевязью поперёк лба… О чём плачет в своём доме русский человек?.. И откуда такая знакомая сердцу тоска…
Много стихов с политическим содержанием пишет Владимир Скиф. С той же страстью, с открытым забралом поэт идёт на битву с пожирающим матушку-Русь великим злом! Наверное, не у одного негодяя сжимались челюсти в злобе на Слово правды.
Судя по последним книгам, поэт много работал над стихами, переделывал не один раз прежние варианты – нелёгкая это работа, но деревенское его трудолюбие и жажда деятельности выносили его, словно добрые кони. И назывались они – Творчество и Вдохновение.
Незабываемы стихотворения Скифа «Художник и сатана» (какая-то космическая мистика о потерявших себя в пространстве Добре и Зле); поразившее меня, только что написанное тогда стихотворение «Жернова», которое он читал мне в нашей совместной командировке в городе Братске; потрясающее – «Свалка» и стихи о скрипке Паганини…