Да, столько у меня закладок в сборнике «Золотая пора листопада» – а живётся нам, пишущим, тесно – на страницах СМИ! Просто, открыв это великолепие, вы не захотите с ним расставаться, так же, как и я. Сколько написано ярких, звенящечистых стихов о Байкале, о ещё не до конца убитой сибирской тайге, о временах года… Эти строки помнятся как молитва, как песня о любви:
Стихи в старинную тетрадь
Записывать, как струйки мёда
Вкушать. Не тщиться и не лгать,
И у скрипучего комода
Стоять и со стекла стирать
Пыльцу от бабочки умершей,
Твоё сознание сумевшей
К себе, умершей, приковать.
И самого себя позвать
Уйти в поля, уединиться,
Текучих мыслей не сбивать,
Летучих листьев не срывать
И горькой осенью упиться…
Как-то я спросила у Володи, как он работает, наверное, по принципу «ни дня без строчки?» Ведь у него в последнее время вышли ещё две, совсем неожиданные, книжки. В 2006 году – «На срезе времени зелёном», где через очарование то каменных срезов, то разводов небес и далей гобийской пустыни, нарисованных художником Сергеем Прокопчуком, он создал стихотворные строки, выражающие астральный тонкий мир… как он сам говорил, трансцендентальную бесконечность:
Пожухлых трав седое бденье,
Поблекшая степная шаль.
Застыло жёлтое сомненье
И фиолетовая даль.
Былинок тихое движенье.
Суглинок.
Марево.
Песок.
Души и космоса сближенье.
И жизни – тонкий волосок.
И ещё – детскую книжку «Шла по улице корова», которая принята детьми, как родная.
Я знаю, что творчество Владимира не останавливается, есть уже подборка новых стихов… А на мой вопрос о работе поэт ответил, что пишет он, как только приходит вдохновение, порывами, отдавая благодатную энергию сердца, «на радость вам и мне», а потом может молчать месяц, другой… и даже год. Только бы сердце не подвело – увы, оно не железное…
И поделом, то есть по делам, он стал председателем Иркутской писательской организации! С его человеческим опытом, умом и верностью писательскому делу, мы считаем, Владимир Петрович подтянет наш обновившийся Союз до былого уровня, когда он был одной из лучших писательских организаций нашей России.
К нему в кабинет не стучатся робко, а входят запросто. Это не часто бывало в нашем общем Доме. Так что Союз писателей России живёт и пополняется пишущей братией, к чему тоже немало стараний прилагает наш лидер и большой Поэт Владимир Скиф.
«Надо только взглянуть широко в небеса…»
Есть у каждой реки исток, маленький ключик, от которого всё начинается. И чувство Родины прорастает, как всё большое, из малого зёрнышка. Этим зёрнышком в детстве могла быть речка, текущая в ивняках по степи, зелёный косогор с берёзами и пешеходной тропинкой.
Близкие сердцу картины родной земли связаны у нас с самыми первыми радостями узнавания жизни, с ощущением жизни как таковой, с неосознанной ещё благодарностью за эту жизнь. Это могучая сила памяти. Она влечёт птиц из дальних краёв к месту, где они родились, она всю жизнь согревает человеческое сердце, делает его счастливым. Или несчастным, если человек почему-то потерял Родину. Разветвлённое древо чувства Родины должно иметь самый первый изначальный росток, и чем он крепче, тем быстрее дерево вырастет, тем зеленее его вершина.
Вот о чём я думаю, читая стихи Владимира Скифа – поэта, никогда не искавшего мирских утех в виде литературных премий и прочих наград. Подчас, когда мы пропускаем, пролистываем поставленные в «красной угол» творческой биографии лауреатские «отметины», выясняется, что перед нами и не Художник вовсе, но – в лучшем случае – добротный ремесленник. Мне, например, безразлично было бы знать, в каком году Владимир Скиф стал или не стал лауреатом «чего-то», потому что его творчество позволяет ощутить бессмертие русской души: «Почему так манило людей в небеса, // Где дорога души широка и бескрайна, // Их манило туда, где жила бирюза, // Где качалась лучами небесная тайна…»
Найти слова, чтобы воспеть Родину. Найти слова через сыновью любовь к родной земле:
И поля, и берёзки кривые,
И листвы многошумный прибой —
Это Родина, это – Россия
С горьким дымом
над отчей избой.
. . . . . . . . .
…Мы себе своё счастье косили,
Шли домой по знакомой тропе,
Где горячее сердце России
Билось пламенем в каждой избе.
Вот и в новой книге Владимира Скифа всё так же нет ни соринки нано́сного, чуждого. Только – русское: оплакать, и помнить, и идти, клонясь, снежным путём своим… «Царство Божие внутрь вас есть». Оно уже есть, оно уже наступило. Но наступило пока без нас, а наша задача – чтобы оно наступило ещё и вместе с нами. «Взгляд из вечности» – что это? Мы не можем поставить себя на место Бога и посмотреть так, как если бы Он смотрел, – из вечности. Но мы, имея вечную душу, имеем в себе частичку вечности, которая даёт некоторую способность упразднять время. И тем больше, чем мы чище от страстей и ближе к Богу, тем в большей мере мы это ощущаем. Поэзия – ответственная вещь, об этом о. Павел Флоренский очень хорошо сказал, что или они обманщики, эти поэты, или они проникают в суть вещей и говорят то, что есть на самом деле. А на самом деле есть вот что:
И вкривь, и вкось стоят заборы
На чахлой родине моей.
Молчат тележные рессоры,
Торчат седины ковылей.
Не вижу золотого хлеба,
Что убирали в сентябре…
Лишь конопля растёт до неба
В пустом, заброшенном дворе.
Но Поэту ведомо многое из того, что утишает земные печали, помогает нам выжить, выстоять. И он напоминает, не позволяет нам забыть о том, что не уныние правит миром:
Распахни, человек, и судьбу и глаза,
И не стой среди падшей эпохи нелепо.
Надо только взглянуть широко в небеса
И во всём походить на высокое небо.
Поэзия Владимира Скифа напитана соками родной земли, потому-то и уготована ей долгая жизнь. Не говорю «вечная» просто потому, что у смертного нет права на такие эпитеты, когда разговор идёт о слове поэта, поскольку единственно «Господь Бог есть истина; Он есть Бог живый и Царь вечный» (Иер. 10:10).
Но бесспорно: книга «Молчаливая воля небес» особенно ценна ещё тем, что нет в ней страшной, свойственной ныне многим пишущим, привычки смотреть на Родину непридирчивым туристическим оком: был Тургенев – хорошо! А ещё и Фет был? Прекрасно! И «Пару гнедых» тоже здесь написали? Браво! «И горько мне стало», – повторяю чужие слова вопреки собственной уверенности в том, что лучше нашей земли не было и нет… А читаю Скифа – сопереживаю и даже в горьком согреваю сердце:
У забора – стойкий чернобыл.
Сени. Дворик.
Сельские чертоги.
Сколько помнит,
сколько позабыл
Этот дом, стоящий у дороги.
. . . . . . . . .
…Ни кола на свете, ни двора,
Ни деревни нет уже, ни мамы…
Только в небе – чёрная дыра
И в полях —
заросших пашен шрамы.
Новейшая история российской литературы дала немало примеров, когда люди талантливые, крупные просто поменяли сердце и душу на вещи, как им казалось, куда более привлекательные: призрачный блеск «нобеля», реальную ли, оттягивающую пазуху «зелень» какого-нибудь очередного «букера», звание ли, величание. Но бессердечная, злая, оплёвывающая отеческие гробы литература – разве она может называться русской? Разве по силам ей утишить боль, дать надежду, повести к свету?
Вот и выходит, что главное нынче для писателя – впрочем, только ли для него? – устоять, удержаться, не уронить себя. Помнить стыд и жить по нему.
Да, безденежье, мизерные тиражи, разорванность литературного пространства. Да, засилье тёмного на ТВ, торжествующий гламур, насаждение «куршавельской» морали. Но всему этому можно противостоять. Как? Да очень просто: жизнью своей, словом своим…
Как поэт Владимир Скиф.
Лира, созвучная русской душе
Поэзия Владимира Скифа неукротима и многогранна. В ней явлена целая гамма чувств и страстей – от любви до ненависти, от праведного гнева до тихого покаяния, от искромётного веселья до ностальгической грусти. Разливаясь, как река в половодье, лирика Скифа созвучна широте и безоглядности русской души.
Русская душа – вот главное сокровище, которое поэт хотел бы уберечь для мира, для Вселенной. Ставя душу превыше всех материальных благ, Владимир Скиф готов то защищать её с мечом в руке, то баюкать, как дитя в колыбели. Недаром его лирическое «я» иногда приобретает богатырские, былинные черты:
Обниму полмира, полземли,
Рассеку ладонью небеса,
Чтобы ливни Божии сошли
И омыли святостью глаза.
Ставя знак равенства между душой и вечностью, поэт восклицает: