Эльвирой.
— Если бы я потерял Арабеллу, я был бы безутешен, — прошептал он.
— Арабеллу?
— Это о ней я говорил.
— Твоя сестра, — сказала я, вспоминая. Почти взрослая девушка, которая любит рисовать акварелью и обладает врожденным любопытством. Она была похожа на человека, с которым я хотела бы подружиться. Я представляла ее с таким же цветом волос, как у него, и такими же светло-голубыми глазами.
— Моя сестра, — подтвердил он. — Лучшая из всей семьи и самая милая. Она, как колибри, порхает по дому, смешит слуг, очаровывает животных, рисует акварелью, словно ей самое место на страницах сказок братьев Гримм. Мы ее не заслуживаем. — Его лицо помрачнело. — Нет ничего, чего бы я не сделал для нее.
— Добрый и верный, — размышляла я.
Он закатил глаза.
— Если ты приняла решение, его уже не изменить, не так ли?
Я не могла понять, почему он так упорно продолжает отрицать свои качества, которыми я так восхищалась.
— Забавно, я собиралась сказать то же самое о тебе.
— Я не герой, — пробормотал он, опустив подбородок. — Всего одна беседа с моими родителями и ты узнаешь правду.
— Похоже, они воспитывали в строгости своих детей.
Он кивнул.
— Мы с братом можем это вынести, но не Арабелла.
— Так ты ее защитник, — я скользнула рукой по его шее, играя с кончиками его волос. Он откинул голову на спинку дивана, прикрыв глаза. — Ты мало говоришь о своем брате, — заметила я.
— Портер, — произнес он. — Это потому, что он ужасно скучный, разумный и практичный.
— Ты тоже практичный, — сказала я.
Он скорчил недовольную гримасу.
— Я не хочу слышать подобную чушь.
— Я не знаю никого, кто был бы лучше подготовлен к любому развитию событий.
Он открыл глаза.
— Портер гораздо хуже. Он носит с собой все: чемодан с одеждой, чемодан с лекарствами, чемодан с обувью и оружием, чемодан с картами нашего маршрута, чемодан с игрушками своей собаки…
— Но он твой брат и ты готов умереть за него.
— Как драматично, — Уит закатил глаза. — Но да, я бы умер.
Список тех, кого он любит достаточно сильно, чтобы пожертвовать ради них своей жизнью, был крайне мал. Он щедро одаривал людей улыбками и поцелуями, но свое сердце держал в тисках. Стоило приблизиться к нему слишком близко, и он вырывался. И все же на этой планете было как минимум два человека, которым принадлежало его сердце.
Я надеялась, что однажды смогу войти в их число.
— О чем ты думаешь?
— Поцелуй меня, Уит.
Он притянул меня, его губы накрыли мои, поцелуй быстро стал глубже и Уит застонал мне в рот. Мои пальцы коснулись его шеи, когда он приоткрыл мои губы и легко коснулся моего языка. Меня никогда не целовали так страстно. Мог пройти год, а я бы не заметила этого. Одним медленным движением он потянул платок с моей шеи, и ткань мягко заскользила по моей коже.
— Почему он до сих пор у тебя? — спросил он.
— Он обладает сильной магией, — ответила я. — Она может пригодиться.
Уит прищурился, а я заерзала у него на коленях.
— Ты сохранила его из-за магии?
Я взяла платок в руки и легко провела пальцами по яркому узору.
— Он принадлежал моей матери.
— Я знаю, — сказал он нежным голосом.
— Кажется, я не могу от него избавиться, — прошептала я. — Но я должна, не так ли?
— Ты сделаешь это, когда будешь готова, — сказал он. — И, если этот день никогда не наступит, нет ничего постыдного в том, чтобы сохранить его.
Я аккуратно сложила ткань, ощущая магию, исходящую от каждой ниточки. Уже не впервые я задумалась о первоначальном заклинании и о тех людях, что, должно быть, носили этот аксессуар. Знали ли они, что часть магии может проявиться в чем-то столь обыденном? Были ли они…
— Инез, — прошептал Уит. — Перестань думать о магии, которой обладает платок.
Я печально улыбнулась.
— Вернись ко мне, — он провел ладонью по моей пояснице, в то время как другая его рука переместилась к вырезу моего платья, медленно растягивая каждую пуговицу. Показалась моя белая сорочка с воротничком, перевязанным шелковой лентой. Уит потянул, и узел развязался, открывая вид на мое декольте и мягкие округлости. Я никогда не делала ничего подобного, и невинный ужас подступил к моему горлу. Он наклонился вперед и снова поцеловал меня. Я знала, чего ждать, благодаря научной литературе, разбросанной по папиной библиотеке, но ничто не могло подготовить меня к тому, что я почувствую в этот момент.
Слишком быстрый спуск с крутого склона в экипаже.
Бешеное вращение вокруг своей оси с вытянутыми для равновесия руками.
Усиливающийся жар, угрожающий обернуться бредом.
В голове помутилось от желания и головокружения. Я вцепилась в его хлопковую рубашку, сжимая ткань в кулаках в отчаянных попытках за что-то ухватиться.
— У тебя сейчас сердце выпрыгнет, — пробормотал Уит мне в губы.
Я положила ладонь ему на грудь.
— У тебя тоже.
Уит заправил прядь моих вьющихся волос за ухо. Она выбилась из косы. Я даже не подумала взглянуть в зеркало. Только небесам было ведомо на что я похожа.
— Ты такая красивая, — произнес он.
Он встал и отнес меня в спальню. Осторожно положил меня на кровать, а затем забрался сверху, стараясь не вжимать меня в матрас своим весом. Он наклонился и стал осыпать жаркими поцелуями мою шею. Верх моего платья распахнулся, и он провел пальцем по моей ключице.
По моим рукам побежали мурашки.
— Ты уверена, Инез? — прошептал он.
— А ты нет?
Что-то промелькнуло на его лице, выражение, которое я не смогла прочесть. Он слегка прикусил мою нижнюю губу, обхватив мою грудь и большим пальцем водил по ней сквозь тонкий хлопок. В моем животе разлилось тепло, отчего я проглотила вдох. Он снова целовал меня, сначала нежно, но потом все глубже и отчаяннее. Каждое движение его языка заставляло мое сердце биться, а голову ходить ходуном.
Лишь много позже, когда Уит накрыл одеялом наши разгоряченные тела; когда он провалился в сон первым, а я осталась прислушиваться к его тихому дыханию, я вспомнила, что он не ответил на мой вопрос.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Что-то мягкое коснулось моей шеи. Легкое прикосновение к чувствительной коже. Я не открывала глаз, уверенная, что это сон и стоит мне проснуться, как это ощущение исчезнет. Но сильная рука обхватила меня за талию, прижимая к широкой груди. Я оставила балкон открытым, и прохладный воздух просачивался сквозь плотное плетение москитной сетки, окутывающей кровать, словно кокон. Я приоткрыла один глаз и прищурилась, разглядывая размытые очертания рассвета.
— Buenos días, — прошептал Уит мне в волосы.
Я затрепетала, прижимаясь ближе к его теплу. В голове одно за другим замелькали воспоминания прошлой ночи. Горячие руки Уита, когда он дюйм за дюймом изучал мое тело. Его поцелуи, которые кружили голову и путали мысли. Острая боль, когда он впервые вошел в меня, и то, как она отступила, преобразовавшись во что-то иное, что завладело моим телом. Неописуемо. Он был нежен, но властен. Терпелив, и все же я чувствовала настойчивость в звуках, которые он издавал, в его тихом дыхании у моих губ. Это казалось слишком невероятным, чтобы быть реальностью.
— Я сплю? — изумленно спросила я. — Вчерашний день действительно произошел?
— Надеюсь, да, иначе мне нечего делать в твоей постели.
Я улыбнулась в подушку.
— Ты вообще спал?
— Конечно, нет, — он потянулся и притянул меня еще ближе, после чего чихнул, когда мои волосы защекотали ему под носом. — Я постоянно просыпался, желая тебя всю ночь.
Я покраснела.
— Оу.
Уит рассмеялся, его большой палец выводил невесомые круги на моих ребрах, а затем медленно двинулся вверх.
— Не могу поверить, что у меня есть жена, — он нежно поцеловал мое ухо.
Грандиозность того, что мы совершили, простиралось передо мной, словно наше будущее было размотанной лентой.
— Чем ты хочешь заняться?
Уит сделал паузу, его большой палец переместился мне на плечо.
— В эту минуту? — в его голосе сквозило веселье. — До конца дня? Или вообще?
Я повернулась в его объятиях, охваченная любопытством и с трудом веря, что мы не обсуждали, что будет после свадьбы. После того, как я разберусь с матерью, у нас впереди будет целая жизнь. Весь мир у наших ног7, как говорится. Я улыбнулась, а Уит уставился на меня, нахмурив брови.
— Что творится в твоей голове?
— Мир — наша устрица, — объяснила я.
— А, — прошептал он. — Снова Шекпир.
Я провела пальцем по его челюсти, следуя вдоль острой линии его подбородка, которую я рисовала несколько месяцев назад.
— Ты был и солдатом, и шпионом моего дяди. Теперь у нас есть средства, и мы можем делать все, что захотим. — Я облизала губы. — Что ты хочешь делать со своей жизнью?
— Думаю, правильнее спросить, что хочешь делать ты? Это твое состояние.
— Наше, — сказала я, потому что не хотела начинать брак так, словно мы находимся по разные стороны баррикад. Я так долго была оторвана от своих родителей, потерянная и не находящая своего места. Все, чего я хотела, — быть частью того, что мы создадим с ним вместе. Семьи. Моя мать разрушила нашу. В голове мелькнул образ кузины, и горе снова вспыхнуло во мне, обжигающее, как крепкий алкоголь. Впервые я не хотела, чтобы то, к чему я прикладываю руку, разбилось на миллион кусочков.
— Инез, чего ты хочешь?
— Я хочу знать, что случилось с моим отцом, — прошептала я. — Я хочу знать, жив ли он или хотя бы где похоронен. Эльвира… — у меня перехватило дыхание, и я тяжело сглотнула. — Эльвира умерла из-за моей матери. Я хочу отправить ее в тюрьму. Я хочу справедливости.
— Ни для чего из этого не нужны деньги.
— Они потребуются нам во время ее поисков.
Уит пожал плечами.
— Тебе просто нужно найти правильных людей, — он провел большим пальцем по моей нижней губе. — А что потом?
Было что-то, чего я еще не могла выразить словами. Это чувство не покидало меня всякий раз, когда я гуляла по Египту. Оно подсказывало мне, что нужно обратить внимание на чувство благоговения, на возникающую мотивацию постепенно изучать новый язык, на теплоту и гостеприимство местных жителей. Египет запал мне в душу, и я знала, что всегда буду тосковать по нему. Но что, если… я назову его домом? Что, если мы назовем его домом? Работа рядом с дядей и Абдуллой приносила мне радость. Работа в команде и поддержка их деятельности, давали мне цель. Чувство правильности. Я впервые открыто озвучивала свои мысли.