13 Клеопатры, я в этом уверен.
Не думая, я покачал головой и сказал:
― Нет.
Рикардо медленно выпрямился и пронзил меня пристальным взглядом.
― ¿Cómo sabes?14
Черт бы меня побрал. Не будь я таким уставшим и не беспокойся за этих двоих, то не сказал бы ни слова. Но Рикардо уже не отвадить.
― Потому что я уже искал этот свиток.
― Зачем? ― его голос был холодным. Даже полуденное солнце не смогло бы растопить его лед.
Я продолжал грести изо всех сил, ненавидя его разочарование, его порицание.
― Кроме очевидного?
Рикардо пристально посмотрел на меня.
― Вот почему ты не вернулся домой после первого письма от родителей?
Я помедлил.
― Одна из причин.
― Если алхимический трактат не здесь, то где же он? ― задумался Рикардо.
Этот вопрос не давал мне покоя все часы бодрствования.
И я бы сделал что угодно, чтобы получить ответ.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Я бросила через плечо самый зловонный из дядиных носков и глубже забралась под кровать. Из-за пышной юбки движения выходили не очень изящными, и мне приходилось постоянно одергивать ткань. Я нашла забытые галстуки и ботинки, покрытые песком, но, кроме этого, ничего существенного. С шипением выдохнув, я неуклюже выбралась наружу, после чего встала и отряхнула рукава жакета от пыли. Я уже осмотрела все его книги и изучила письменный стол и не нашла ничего, что могло бы помочь мне больше узнать о собственной матери.
Положив руки на бедра и сузив глаза, я окинула взглядом его спальню. Наверняка здесь хранилось что-то, о чем дядя не хотел, чтобы я знала. Когда Уит объяснил, что не доверяет моему дяде в вопросе знаний или воспоминаний о двойной жизни моей матери, я поняла то, что он не смог сказать мне в лицо. Он выглядел беспечным, но теперь я понимала его лучше.
Из-за меня дядя Рикардо больше не доверял ему.
Наш брак был предательством, которое мой дядя так просто не простит, если вообще сможет простить. Он больше не делился ничем конфиденциальным с Уитом, не посвящал его в планы и не обсуждал замыслы. Дядя потерял доверенное лицо; кого-то, кто готов был делать что угодно без лишних вопросов. Их отношения испортились, и Уит поплатился за это холодным и отстраненным поведением моего дяди.
Чего я не знала, так это того, что чувствовал по этому поводу сам Уит.
Спроси я открыто, он, вероятно, поделился бы со мной какой-то частью правды, но чутье подсказывало мне, что он постарался бы пощадить мои чувства. Мне хотелось, чтобы он этого не делал, но об этом мы поговорим позже.
Я села на кровать и начала теребить пальцами простынь, пока не наткнулась на острый угол. Нахмурившись, я посмотрела вниз и поняла, что моя рука наткнулась на наволочку.
Наволочка была набита не перьями, а чем-то иным.
— Ну здравствуй, секретное нечто, — выдохнула я, вываливая содержимое на кровать.
Но внутри была спрятана лишь одна вещь. Дневник, обложку которого украшали нарисованные пионы. Он принадлежал моей матери, и я читала его раньше, когда на Элефантину обрушилась песчаная буря. Теперь я знала, что мама заполнила каждую страницу ложью о моем дяде. Он был жестоким и вспыльчивым, по уши увяз в преступной деятельности и намеревался украсть драгоценные артефакты. Ничего из этого не было правдой. Почему же тогда дядя так настойчиво продолжал прятать дневник моей матери?
И что еще интереснее, зачем он вообще продолжал его хранить?
После переезда из номера родителей в номер Уита — gracias a Dios15, большая часть вещей уже была упакована — я перешла к следующему пункту своего списка.
Снова собираю вещи.
Я долго откладывала сортировку родительских вещей, и теперь, когда я уже не жила в их апартаментах, возможности избегать этого больше не было. Сложив всю их одежду и многие другие вещи в чемоданы, я пригласила служащих отеля, чтобы они помогли мне все перенести в номер Уита, который быстро заставлялся стопками книг и сувенирами, что приобрели родители. Среди прочего были ковры и фонари, алебастровые статуэтки пирамид и кошек, а также несколько баночек эфирных масел. Между узкой кроватью, тумбочкой и старым деревянным комодом почти не осталось пространства. Некогда опрятный номер Уита теперь напоминал чердак, куда попадают вещи, чтобы стать забытыми. Он возненавидит этот беспорядок.
Очевидно, нам требовался номер побольше, и я бы сразу пошла в банк, чтобы снять деньги, но без Уита я не могла этого сделать — теперь моим наследством полностью распоряжался мой муж, как и положено по закону.
Я хмурилась, разбирая беспорядок и отсортировывая все на две кучи: одна отправится в Аргентину, другая на благотворительность. Ни для кого не стал бы сюрпризом тот факт, что одна куча была значительно больше другой. Я просто не могла заставить себя попрощаться с книгами папы, или его коллекцией пьес Шекспира, или его костюмами. Может, они могли бы подойти Уиту? Нет, это вряд ли. Уит был на шесть дюймов выше моего отца.
Мне придется все раздать.
На третьи сутки я была настолько эмоционально истощена этой задачей, что стала еще более безразлична к тому, где все в итоге окажется. Я отдала все мамины вещи и ничего по этому поводу не чувствовала. Эльвира аплодировала моему решению, остроумно замечая, что у моей мамы плохой вкус. Она заставляла меня смеяться или надоедала, примеряя мамины наряды. Она никогда не считала себя особенно смешной, но легко заставляла меня хихикать. Таким было ее мировоззрение, способ увидеть причуды этого мира. Горе захлестнуло меня, заполнив собой все, что я видела и к чему прикасалась, мрачным чувством, от которого я не могла избавиться. Эльвира должна была быть здесь, в этой комнате, со мной.
Я села на мягкую кровать, положила на колени мамин дневник и уставилась на него. С тех пор, как Уит уехал, я не нашла ничего полезного, и мне было ненавистно, что я не имею никакого представления, где могла бы находиться моя мать. Единственное, в чем у меня была уверенность, так это в том, что она не покинула Египет — только не с украденными артефактами. Для нее было бы рискованно пытаться перевезти такое большое количество вещей, не привлекая внимание.
Хотя… Очевидно, у мамы было много связей в Каире. Кто-то мог ей помогать — ей и сундукам с артефактами Клеопатры.
Вздохнув, я пролистала страницы ее дневника, вскользь пробегая глазами по абзацам. В нем было много записей о ее повседневной жизни, о том, что она делала или видела, о местах, которые она посещала, и о людях, с которыми встречалась. С каждой новой страницей я стала замечать, что в дневнике появляется некая закономерность. Сначала записи в дневнике делались почти ежедневно, но потом между новыми записями стали проходить месяцы, а затем, что любопытно, годы.
В самом конце дневник снова стал заполняться ежедневно, пополняясь записями о ее беспокойстве в отношении моего дяди. Я знала, что это ложь. В какой-то момент этот дневник превратился в намеренный и тщательно продуманный способ оклеветать моего дядю. В инструмент, который она могла бы использовать против него.
Это было умно и настолько расчетливо, что у меня только от мысли все внутри переворачивалось. Как она могла планировать разрушить жизнь собственного брата?
Нахмурившись, я вернулась к более ранним записям, которые были сделаны семнадцать лет назад, и открыла страничку наугад.
По настоянию Кайо, мы вернулись в Египет вскоре после нашего последнего визита. А теперь он говорит, что хочет задержаться подольше. Возможно, дольше, чем на год. Кайо настаивает, что Инез не заметит нашего отсутствия, поскольку она еще слишком маленькая. Но я в этом не уверена. Здесь, как всегда, царит хаос, отель заполнен людьми со всего мира. По крайней мере, я встретила старых друзей, что, слава богу, позволяет мне проводить дни в беседах, которые не вращаются вокруг раскопок.
Кайо требует, чтобы мы выехали на место раньше, чем планировали изначально, и я боюсь этого. Стоит в его голове возникнуть идее, Кайо уже не остановить. Но я бы предпочла наслаждаться удобствами отеля и небольшими ритуалами, которые делают проведенное здесь время терпимее.
Интересно, будет ли все таким же ужасным, если Кайо продолжит заниматься этим без меня?
Тогда я не стала бы его тормозить или докучать ему своей скукой и жалобами. Даже Абдулла видит, как мне плохо в пустыне.
Возможно, я спрошу его. Для всех было бы лучше, если бы я осталась. Я могла бы рисовать, встречаться с леди и джентльменами, с которыми успела подружиться. Читать в свое удовольствие. В отеле хранится множество книг и материалов, которые могли бы прийтись мне по душе.
Слова мамы и глубина скрытых между строк чувств, поразили меня до глубины души. Она не была рада вернуться в Египет. Она искала способы занять свое время, что угодно, лишь бы сделать свои дни более менее сносными. Тем временем воодушевлённость моего отца была очевидна, и, возможно, он не замечал страданий моей матери. Я и не подозревала, что они надолго оставляли меня, когда я была маленькой. Почему они не хотели быть со мной? Я судорожно втянула ртом воздух и попыталась сдержать нахлынувшие на меня эмоции. Было слишком больно, и это мешало мне думать.
Я перевернула страницу и наткнулась на ее первый набросок в этом дневнике. Он был датирован следующим утром после последней записи, которую я только что прочла, и холодок пробежал у меня по спине, когда я узнала ее платок, сотканный из магических нитей. Она нашла его прямо здесь, в Шепарде.
Стук в дверь прервал мои размышления. Я встала, и на ватных ногах, — я и не подозревала, что прошло так много времени, — побрела открывать. Должно быть, я заказывала чай и совершенно забыла об этом. Но когда я открыла дверь, подноса с чаем на обратной стороне не было. На меня смотрела молодая женщина, ее медового оттенка волосы были заколоты на макушке, густые локоны обрамляли впалое лицо. Когда она стояла в освещенном лишь свечами коридоре, ее кожа казалась бледной, как у призрака, а ее голубое платье для прогулок сначала показалось мне респектабельным, но стоило мне присмотреться, и я заметила грязь на подоле.