— Он пытался взять у меня немного крови, — сказал он. — Я ему не позволил.
Это была популярная практика, чтобы вывести из организма зараженную кровь, и от одной мысли об этом меня затошнило. Я запротестовала, но Уит закрыл глаза, скорчив гримасу. Должно быть, ему было очень больно.
— Не хочешь ли чего-нибудь попить?
Он открыл свои налитые кровью глаза, они выглядели усталыми, с покрасневшими веками. Я приняла решение за него и протянула ему небольшую чашку с теплой водой. Он сделал несколько глотков, прежде чем со стоном уронил голову обратно на подушку. Мгновение спустя он задремал. Я поставила рядом с кроватью стул, села и взяла его за руку. Она была обжигающе горячей на ощупь. В течение следующего часа я попеременно прижимала его к себе и пыталась сбить жар холодными компрессами. Он ворочался, чувствуя дискомфорт в мокрой от пота постели. Белье спуталось у него в ногах, и я поспешила расправить простыню.
Меня охватил ужас, когда я прислушалась к его тяжелому дыханию, неглубоким вдохам, которые дорого ему обходились. Звучало болезненно. Я вливала в его потрескавшиеся бледные губы по несколько глотков воды через равные промежутки времени. Мои ладони скукожились от постоянного отжимания влажной ткани. Каждый раз, когда я меняла компресс на его лбу, напряжение в грудной клетке оставляло его, а глубокие морщинки, веером расходившиеся от уголков его глаз, разглаживались.
Проходило время, но я понимала это только потому, что служащие отеля регулярно стучали в дверь со свежими полотенцами, чаем и небольшими перекусами для меня. Мои кости ломило от долго сидения, отсутствия отдыха и еды. Я была способна перенести гораздо более худшие условия, если бы никогда не пришлось отпускать его руку. Он бредил весь оставшийся день и всю ночь. Несколько раз он звал меня по имени. От недостатка сна у меня кружилась голова, но я отзывалась каждый раз и говорила с ним хриплым голосом.
А потом, незадолго до рассвета, Уит открыл глаза. Он искоса посмотрел на меня.
— Я тебя не бросила, — прошептала я.
Он кивнул, и облегчение смягчило его напряженные губы.
— Ты ведешь себя нелепо, — сказала я. — Немедленно избавься от лихорадки и выздоравливай.
Сухие губы Уита растянулись в улыбке, как я и предполагала.
— Где твои манеры, Инез? Скажи «пожалуйста».
— Пожалуйста.
Он повернул ко мне голову.
— У тебя синяки на шее и царапины на щеках.
— Айседора дралась как кошка, — ответила я.
— Вот почему я их ненавижу, — Уит не изменил своей слабой, но решительной улыбке, и мое сердце дрогнуло при виде нее. — Собаки восхитительны, и люди не заслуживают их.
— Прекращай разговаривать и отдохни, — строго сказала я.
— Слишком многое надо сказать, — прошептал Уит. — Я мог бы убить этого ублюдка.
— Мистера Стерлинга? — догадалась я.
— Ему просто необходимо было забрать все бутылочки с чернилами, не так ли?
Я моргнула. Бутылочки с чернилами? Какими чер… О! Мои щеки вспыхнули. Я не могла поверить, что забыла. Я осмотрелась в поисках единственной бутылочки, которую мне удалось уменьшить до появления Стерлинга. Она стояла на подоконнике.
Он проследил за моим взглядом.
— Она все это время была у тебя? — спросил Уит с дикими глазами. — Все время, пока доктор извлекал пулю из моего живота? Пытался выкачать из меня кровь? Оливера, ты заметила, что у меня жар? Ты, должно быть, действительно меня ненавидишь.
Слова вырвались из меня сами собой.
— Нет, это не так.
Они зазвенели между нами, и сквозь дымку лихорадки он удивленно посмотрел на меня.
— Я совсем забыла о них, — смущенно сказал я, пытаясь преодолеть внезапное неловкое напряжение.
— Мне нужна лишь капля, — сказал он, тяжело дыша. — Твоя мама использовала совсем немного для устранения любых царапин, порезов или укусов насекомых.
— Ты перечислил незначительные повреждения, — я встала и пошла за бутылочкой. Я подняла ее, внимательно изучая жидкость. На первый взгляд это были обычные черные чернила. — Она справится с твоим ранением?
Он облизнул губы.
— Стоит попробовать. Можно мне еще воды?
Я немедленно принесла стакан и осторожно приподняла его голову. Он сделал два небольших глотка, а затем покачал головой.
— Больше не надо.
Я опустила его голову обратно на подушку, пальцы коснулись влажного хлопка.
— Мне нанести их на рану? Или ты их проглотишь?
Уит поджал губы от отвращения.
— На вкус будет просто ужасно. Залей их в дыру на моем животе.
— А если от этого станет только хуже?
— Имей хоть немного веры в магию, Оливера, — сказал он с придыханием. — Ты не можешь сделать хуже.
— Это неправда, — сказала я, осторожно открывая бутылочку. Уит приподнял край рубашки, демонстрируя загорелую подтянутую кожу. На правом боку была перевязь, закрывающая рану. Он приподнял ее, морщась от боли и напрягая мышцы живота.
— Не шевелись, — сказала я. — Может немного жечь.
— Помни, всего капля…
Я вылилась всю жидкость прямо на воспаленную, травмированную кожу. Серьезность его раны пугала меня, и я не думала, что маленькое количество чернил справится с задачей.
— … Чертвозьми! — прошипел Уит сквозь стиснутые зубы.
Я поставила бутылочку на тумбочку.
— Хочешь, чтобы я попробовала тебя отвлечь?
— Я не ребенок, — сказал он, тяжело дыша. Но затем его губы скривились. — Да, пожалуйста.
Один вопрос не выходил у меня из головы. Пока я смотрела на него всю ночь, одно слово раз за разом всплывало в моем сознании.
— Почему?
Осознание промелькнуло в его исхудавших чертах. Он понял, что я спрашивала.
— Из всех вопросов, которые ты могла мне задать, ты выбрала именно этот? — спросил Уит усталым голосом. — Я действительно должен на это отвечать?
Я задумалась.
— Да.
Уит пристально посмотрел на меня. Он снова облизал свои пересохшие, потрескавшиеся губы и спросил:
— Я уже говорил об этом раньше. Ты поверишь мне, если я повторю еще раз?
— Повтори, — сказала я, боясь надеяться, боясь снова открыть ему дверь. Он оставил меня ни с чем. Отнял всякое желание строить с ним семью. Мне было страшно довериться ему, но я отчаянно этого хотела.
— Инез, — прошептал он. — Ты хочешь знать, почему я спас тебе жизнь? Я не могу придумать лучшего способа показать, как сильно я тебя люблю. Этот мир был бы другим без тебя, и я никогда не хочу узнать, каково это. Если мне придется последовать за тобой в пустыню, я сделаю это. Если мне придется прыгнуть в Нил, снова и снова, я сделаю это. Если мне придется броситься под тысячу пуль, я сделаю это. — Он закрыл глаза, прерывисто дыша. — Я всегда буду любить тебя.
— Ты любишь меня, — повторила я.
На его бледные щеки вернулся цвет. Глубокий румянец здоровья и жизненной силы. Он медленно открыл глаза, и они преодолели плоть и кости, мгновенно добравшись до моего сердца. Они все еще были красными и уставшими. Но они не отрывались от меня.
— Да, — сказал он. — Я твой.
Я с трудом сглотнула, страх овладел мной. Я хотела ему доверять, но была ли способна?
— Я стал твоим уже давно, — мягко добавил Уит.
Он очень медленно потянулся через постель, чтобы найти мои пальцы. Он перевернул запястье, раскрыв ладонь. Я уставилась на грубые мозоли. На его шершавые руки, способные убивать и спасать. Руки, которые держали меня, которые вели в танце, удерживали над водой, утешали в темноте гробницы.
Именно в этот момент я поддалась тому, что хотела сделать с тех пор, как увидела его лежащим в постели, охваченного лихорадкой. Я наклонилась вперед и поцеловала его в щеку, убирая волосы с его лба. Когда я выпрямилась, его глаза снова были закрыты, а на лице играла едва заметная улыбка.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДВА
Утренний свет проник в комнату и я лениво заморгала, отгоняя дрему. Я зевнула, вытянула ноги и обнаружила, что Уит бодрствует. Он лежал, свернувшись калачиком на боку, его рука служила мне импровизированной подушкой. Он перебирал мои волосы, заправляя пряди за ухо.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила я.
— Посмотри, — Уит приподнял край своей рубашки. Рана затянулась, и зловеще выступающие наружу вены исчезли. Шрам останется на всю оставшуюся жизнь, но он справился и выжил. Я недоверчиво засмеялась и тут же разрыдалась.
— Ты, должно быть, ужасно проголодался, — сказала я, вытирая глаза.
— Я хочу, чтобы в этой комнате вдруг появился банкетный стол, — сказал он. — Я хочу, чтобы он был в длину полтора километра. Я хочу…
— Я поняла, — сказала я, снова рассмеявшись, и сразу поднялась на ноги, вышла из номера, изо всех сил стараясь держать свои расшатанные эмоции под контролем. Один из служащих отеля шел по коридору с чайным подносом в руках и я смущенно улыбнулась ему.
— Ему стало намного лучше, — сказала я, заметив внезапную тревогу на лице мужчины. Он, должно быть, решил, что мои опухшие глаза свидетельствуют о трагичном развитии событий. Если бы я не воспользовалась чернилами, возможно, так оно и было. — Могли бы вы принести нам горячей воды и свежих простыней? И он хотел бы позавтракать. Вареные яйца, лаваш и то восхитительное блюдо с тушеной фасолью. Возможно, немного риса? О, и еще он любит баклажаны, обжаренные на сковороде с большим количеством меда. Кстати, пожалуйста, принесите мед. И кофе!
Служащий кивнул и пошел в обратную сторону.
— Еду сейчас принесут, — сказала я, закрывая за собой дверь номера.
— Позволь мне кое-что у тебя спросить, — сказал Уит. — Кому в Египте может быть известно о водяных путях под Александрией?
Я заморгала от резкой смены темы. Я все еще была в состоянии Уит-едва-не-умер.
— Я вышла из комнаты всего на минуту.
— У меня нет карманных часов, так что поверю тебе на слово.
— Уит.
— Инез.
— Ты должен отдыхать.
— У нас нет времени ждать, когда я полностью поправлюсь, — возразил Уит. — Абдулла и Рикардо угасают в тюрьме, в то время как мистер Стерлинг следит за каждым нашим шагом. Лурдес на шаг впереди нас, возможно, она уже настолько близка, — он почти свел указательный и большой пальцы, оставив между ними крошечн