― Что ты имеешь в виду?
Папа пристально посмотрел на меня.
― Я вынужден оставить это между мной и Лурдес. Достаточно сказать, что ее холодность и отчужденность были мне неприятны. Во время ее последнего визита я проследил за ней до Каира и обнаружил измену, ― он сжал пальцы до побелевших костяшек. ― Я узнал о её маленькой тайной семье, о другой дочери. Лишь когда увидел её здесь, в Александрии, вместе с тобой, сложил всё воедино. Очаровательная плутовка. Её звали Айседора, не так ли?
Я молча кивнула, замечая, что он говорит в прошедшем времени. На мгновение в голове пронеслась мысль — как он узнал о том, что случилось на маяке? Но подобные события не остаются незамеченными надолго.
— Что ж, — холодно улыбнулся папа, — не могу сказать, что сожалею о её смерти. Как она умерла? Это как-то связано с синяками на твоей шее?
В памяти всплыло, как Айседора обвила руками мою шею, сжимая до боли, и паника, которая охватила меня, когда я поняла, что не могу дышать.
— Она упала, — сухо ответила я.
— Она упала, — повторил он. — А синяки?
— Это больше не имеет значения, — сказала я.
— Для меня имеет.
Я отмахнулась от этого. Если его слова должны были утешить меня и убедить в его отцовской заботе и защите, было слишком поздно. Мне уже не хотелось ни того, ни другого.
― Договори про маму, ― сказала я. ― Что случилось после ее предательства?
Папа пристально посмотрел на меня, и я могла точно сказать, что его мозг лихорадочно работает.
— Я знаю, ты не раз задавалась вопросом, почему мы никогда не брали тебя с собой в Египет. Год за годом ты умоляла нас, плакала, злилась, просила разрешить поехать.
— Помню.
— Это была идея твоей матери — не брать тебя с собой. А я согласился. Потому что понимал, почему она так решила. Полагаю, ты сама придумала какое-то объяснение, почему она хотела, чтобы ты оставалась в Аргентине?
Он разжал руки и подался вперёд, опираясь локтями на колени. В этот момент я остро почувствовала, как мы похожи: вьющиеся непослушные волосы, пытливый ум, любопытная натура. В груди разлилась боль — рана, зияющая и глубокая.
Рана, которая, я знала, не заживет никогда.
― Инез?
Я покачала головой, отгоняя мысли.
— Мама считала, что это слишком опасно, — догадалась я.
Папа кивнул.
— Да. В ходе нашего общего предприятия мы нажили немало врагов. Но это была не главная причина. Точнее сказать — у каждого из нас была своя, скрытая причина, по которой мы не хотели, чтобы ты ехала в Египет.
Твоя мать не хотела, чтобы ты увидела её настоящую — женщину, способную на измену, на кражу. Она хотела, чтобы ты запомнила ту версию, которую она сама создала: безупречную, идеальную. Настоящую леди, — его голос стал едким, почти ядовитым. — Уважаемую. Достойную восхищения.
— А твоя причина?
Папа усмехнулся:
— Об этом позже. Пока скажу только одно — всё зависит от того, что ты сделаешь дальше.
— Я не понимаю.
— Сейчас мне это и не нужно, — сказал он. — Но вот, что ты должна понять: твоя мать пыталась уничтожить меня. И я ответил. Ударил в самое уязвимое место, сделал худшее, что только мог придумать.
— Что именно?
— Организовал твой приезд в Египет.
Раздался стук в дверь.
Не отрывая взгляда от моего лица, папа произнёс:
— Войдите.
В проёме появился мистер Грейвс.
— Пора. Всё готово.
— Она там? — спросил папа, его тёмные глаза всё ещё были прикованы ко мне.
— Они оба, — ответил Грейвс.
Папа поднялся и протянул мне руку.
— Пора идти, Инез.
― Я не хочу участвовать в этой… в этой войне между тобой и мамой. Я дала тебе то, что ты хотел. Теперь ты должен сдержать слово и отправить её в Каир, чтобы…
― Среди воров чести не сыскать, ― сказал он. ― Ты идешь со мной, hijita.
Мистер Грейвс вышел вперед, в его руке был пистолет.
— Ты бы выстрелил в собственную дочь? — прошептала я. Не могла поверить, что он действительно способен на нечто столь чудовищное.
Папа медленно окинул меня взглядом, изучая черты моего лица.
— Я растил тебя как свою. Но с тех пор как узнал об измене, мои планы изменились. Твоя мать — шлюха. И, полагаю, мистер Финкасл был далеко не первым.
— Нет, — прошептала я. — Ты же не думаешь…
— Я был бы дураком, если бы не задался этим вопросом, — мрачно сказал он. — Чья ты дочь? Моя — или нет? Ты вполне можешь быть моей. Моей плотью и кровью.
Но его лицо тут же ожесточилось. Морщины у глаз стали глубже, будто сами слова причиняли ему боль.
— А можешь — и не быть, — бросил он и кивнул в сторону двери. Затем жестом приказал мне встать. Я поднялась, будто во сне. — В любом случае, почему бы нам не пойти и не узнать все у твоей матери?
Я чувствовала себя так, будто получила смертельный удар, и всё же от меня ждали, что я продолжу ходить, говорить, слушаться. Что я буду дышать — даже после того, как он так просто обронил, что я, возможно, не его дочь.
Да, я больше похожа на маму, это правда. Но я никогда не сомневалась, что являюсь его ребенком. Мы оба любили читать Шекспира, теряться в историях, изучать прошлое.
Не может быть, чтобы я не была его дочерью. Но даже если так, неужели он действительно способен убить ребёнка, которого сам вырастил?
Мистер Грейвс больно ткнул мне в спину дулом пистолета, и я вздрогнула.
— Боюсь, у меня больше терпения, чем у него, — сказал папа. — На твоём месте я бы делал, как он говорит.
Он наклонился, поднял с пола свою маскировку — и снова превратился в мистера Стерлинга. Пока он приклеивал свои отвратительные усы, до меня постепенно доходила истина.
Мой отец умер в день, когда я получила письмо от дяди. Не будет больше ни одного момента, когда я взгляну на папу и не увижу в нём мистера Стерлинга — его альтернативную личность. Маску, которую он создал, чтобы запугивать, добиваться своего силой, лгать ради власти и манипулировать ради выгоды.
Человек, которого я любила всю свою жизнь, исчез навсегда. А страшнее всего было то, что я никогда не знала, кто он на самом деле. Не знала, на что он способен.
Если бы я знала, то возможно, смогла бы защитить себя от любви к чудовищу.
Мы сели в другой экипаж, и я снова оказалась рядом с мистером Грейвсом. Мне завязали глаза. Должно быть, они думали, что, с направленным на меня стволом, я не подниму шума. Но после нашего разговора я была не в себе и никак не могла усидеть на месте. Мне хотелось выйти из экипажа, вырваться из ужасных планов моего отца.
— Не ерзай, Инез, — сказал папа.
Я тяжело сглотнула.
— Почему ты не открылся раньше? — спросила я.
— Ты только приехала, мне нужно было понять, как ты справишься, — ответил он. — Я наблюдал за тобой издали, смотрел, кем ты была без нас с матерью — без наших наставлений и предостережений. Я послал тебе золотое кольцо, надеясь, что магия коснется тебя, как когда-то меня.
— Это было доказательством, которое ты искал? — горько спросила я. — Чтобы убедиться, что у нас одна кровь?
— Это помогло, но магия непредсказуема, и я не мог полностью на неё рассчитывать, — сказал он. — Я следил за тобой, когда ты бродила по базару, и радовался, когда магия привела тебя к тому же торговцу безделушками, что и меня. — Его голос опустился до разочарованного шёпота. — А потом ты исчезла. Никто не знал, куда ты отправилась. Мои люди обыскали твой номер и обнаружили, что ты оставила свои чемоданы — одежду, книги, почти все свои художественные принадлежности.
Той ночью я пробралась на борт Элефантины.
— Почему магия не привела тебя ко мне?
— Ты была слишком далеко, — ответил он. — И я понял, что ты, должно быть, уехала с Рикардо на тайные раскопки — где-нибудь в Верхнем Египте. Его грубоватый помощник распространял слухи о множестве возможных мест вдоль Нила.
Уитфорд. Я не смогла сдержать лёгкую улыбку.
— В качестве мужа ― военный, с позором уволенный со службы. Прекрасный выбор, Инез. Я тобой горжусь.
Я вздрогнула от слишком резкого выговора.
— Это черты твоей матери, — продолжил он. — Когда я узнал, что она украла у меня Клеопатру, и что ты ей помогала… признаю, я потерял самообладание.
— Клеопатра никогда не принадлежала тебе, — сказала я. — Она вообще никому не принадлежит.
— Ну да, теперь, благодаря тебе, она в руках твоей матери, которая ничего в этом не понимает. Тогда я и понял: ты причинила мне куда больше вреда, чем я ожидал. Я надеялся, что ты поступишь разумнее. Но ты меня разочаровала, Инез.
— Именно тогда ты и приказал меня похитить?
Папа сдёрнул с меня повязку. Я несколько раз моргнула, давая глазам привыкнуть к свету. Это заняло лишь мгновение — за окном стремительно сгущались сумерки. Мы были уже за пределами Александрии. Поле руин раскидывалось во все стороны: поваленные колонны, низкие холмы, камни, поросшие травой.
Я снова посмотрела на отца.
— Да, — подтвердил он. — На новогоднем балу я увидел тебя и приказал доставить ко мне темноволосую девушку в золотом платье. Но твоя мать перехватила моих людей и указала на не ту. Эльвира мне была ни к чему.
От ярости мои пальцы сжались в кулаки.
— Ты приказал её убить.
— Нет, — ответил он. — Это сделал твой дядя, когда отказался сказать, куда делась Лурдес.
— Но он не знал! — воскликнула я, поддаваясь вперёд.
Мистер Грейвс резко вскинул руку и с силой оттолкнул меня обратно на сиденье. Я вскрикнула и попыталась вырваться, но он не сдвинулся с места.
— Мне было жаль узнать о её смерти, — признался папа. — Это можно было легко предотвратить.
Я всхлипнула и зажмурилась. Это ничего не меняло — слёзы покатились по щекам. Я ненавидела свою слабость, эту уязвимость. Он не заслуживал её.
Мистер Грейвс отпустил меня, и я сгорбилась, дрожа всем телом.
— Когда я предложил тебе присоединиться ко мне в поисках Лурдес, то говорил искренне, — продолжил папа, — Я надеялся, что ты сумеешь разглядеть под её очарованием змею. Но ты упорно отвергала оливковую ветвь, что я протягивал тебе раз за разом.