дорогая бутылка шампанского Veuve Clicquot 1841 года. Улыбаясь, мы поднялись наверх, но я могла думать только о том, что иду рядом со своим мужем.
Теперь мы принадлежим друг другу.
Я украдкой посмотрела на него, уверенная, что мне привиделся весь этот вечер. Его русые волосы, которые никак не могли определиться: рыжие они или каштановые; мощная линия плеч и голубые глаза, то серьезные, то озорные, то покрасневшие.
Уит бросил на меня косой взгляд.
— Из нас получилась хорошая команда, Оливера.
— Это кажется нереальным, — пробормотала я, когда мы поднялись на третий этаж.
— И все же мы здесь, — Уит взял меня за руку. Когда его теплая ладонь коснулась моей, я вздрогнула. — Уже жалеешь обо всем?
— Спроси меня об этом завтра.
Мы подошли к моему номеру, и я тупо уставилась на дверь, только сейчас осознав, что наступил момент после свадьбы. Уит прислонился к дверной раме, его взгляд скользил от моего лица до стоп. Он никогда не смотрел на меня так пристально. Я чувствовала себя обнаженной под его взглядом. Мы все еще держались за руки, но ни один из нас не спешил взяться за ручку.
— Мы поспешили со свадьбой, — мягко сказал он. — Сегодня нам больше не нужно спешить.
Мои щеки залила краска, и я переступила с ноги на ногу, напряженно размышляя. На то были практические причины. Исправить то, что мы сделали, было невозможно. Будь в нашем плане слабое место, мой дядя бы его обнаружил.
— Когда мы обо всем расскажем моему дяде, — медленно начала я. — Первое, что он сделает, это потребует аннулирование брака.
Лицо Уита потемнело.
— Черта с два он это сделает.
— Второе, — продолжила я. — Он пригласит врача, чтобы тот проверил, невинна ли я.
— Это уже слишком.
— Он пойдет на это, чтобы разоблачить меня, — я прочистила горло. — Я имею в виду, если мы притворимся, что у нас что-то было, но на самом деле ничего не сделаем. — Мое лицо уже было пунцовым. — Я говорю о консуммации.
Я никогда в жизни не испытывала такого смущения. Он мог бы поддразнить меня, но выражение его лица было терпеливым и нежным, а голубые глаза — мягкими. Постепенно мое смущение сошло на нет, а на его смену пришло глубокое убеждение в собственной правоте. Ночь с Уитом была моим выбором. Он отпустил мою руку и заправил прядь волос мне за ухо, его пальцы коснулись моей скулы.
— Мне всегда нравились твои волосы.
— Правда? — спросила я, приподняв брови. — Но их так много, и они вечно сбиваются в колтуны, и шпильки вечно не выдерживают… — он терпеливо ждал, пока я закончу болтать. Dios, как же я нервничала. Если бы я была чайником, то вовсю бы уже свистела. Если бы я была бутылкой шампанского, пробка давно бы уже выскочила. Я потеряла нить разговора, и мой голос затих. Я беспомощно пожала плечами, и каким-то образом он понял, что мне нужно было услышать.
— Мне плевать на твоего дядю, — сказал Уит. — Речь идет о нас с тобой, и ни о ком больше. Я не хочу торопить тебя с тем, к чему ты еще не готова.
— А что насчет тебя? Ты готов?
Он медленно улыбнулся, нежно и печально.
— С тех пор как мы были на Филе, Инез.
В животе у меня потеплело, когда в голове пронеслись десятки воспоминаний, связанные с Уитом. Момент, когда мы нашли последнее пристанище Клеопатры и так смеялись, что слезы в конечном итоге побежали по нашим щекам. Когда он нырнул в Нил, чтобы спасти меня, и передал мне глоток воздуха, когда я уже не могла дышать. Я до сих пор помню его лицо сквозь мутную пелену реки, ворох пузырей между нами за мгновение, как он прижался своими губами к моим. И до сих пор слышу его тихий ответ после того, как рассказала ему о своих чувствах в минуту храбрости. Его тихие слова вызвали восхитительную дрожь по всему моему телу.
Это происходит с нами обоими.
Маска, которую он постоянно носил перед другими, исчезла, а на ее месте осталась крайняя уязвимость, от которой у меня перехватило дыхание, как когда-то в реке.
Его выражение лица придало мне храбрости. Я влюблялась в Уита медленно: под водной толщей, в затерянной усыпальнице, в импровизированной палатке, на борту судна.
К тому времени, как он сжал меня в своих объятиях в темноте гробницы, я уже была бесповоротно потеряна.
— Я готова, — прошептала я. — Я уже давно готова. Это то, чего я хочу. Ты и я.
Улыбка тронула уголки его губ. Уит поддался вперед, наклонился и поцеловал меня. Его губы прижимались к моим двигаясь медленно, но уверенно. Он скользнул рукой в сумочку у меня на запястье, и улыбнулся мне в губы. Я смутно услышала, как он вставил ключ в замочную скважину и повернул. Уит втащил меня в номер и пинком захлопнул дверь за нами. Я едва услышала это. Единственное, что я замечала, это то, как его губы двигались навстречу моим, сладко и проникновенно. Затем он притянул меня к себе: левая рука легла мне на затылок, а правая обхватила талию, прижимая бутылку к моему телу.
Уит прижался своим лбом к моему, и мгновение мы делили одно дыхание на двоих. Два мгновения. А потом еще одно. Он отстранился и нагнулся, доставая нож, спрятанный в ботинке. Одним точным движением руки он прицелился и аккуратно выбил пробку из бутылки. Шампанское пеной хлынуло наружу, и мы засмеялись. Он поднес бутылку ко рту и сделал глоток, а я смотрела на его длинную загорелую шею.
Он молча предложил мне шампанского.
Я делала большие глотки, ощущая терпкий и сухой вкус на языке. Искрящаяся жидкость проникала в каждый уголок моего тела, и я почувствовала себя опьяненной, роскошной и нетерпеливой в ожидании того, что еще способна принести эта ночь. Уит подтолкнул меня к дивану и развернул на полпути, так что, когда мы опустились, то я оказалась на его коленях, он держал меня в своих руках. Я сделала еще глоток и предложила ему. Он покачал головой, забрал у меня бутылку и осторожно поставил ее на пол.
— Сначала мы поговорим, — сказал он. — Почему-то ты всегда узнаешь обо мне слишком много, в то время как я даже не знаю твоего второго имени.
— Это потому, что я задаю вопросы.
— Чересчур много.
Я улыбнулась.
— Я тоже не знаю твоего второго имени.
— Ты первая.
— Эмилия. Это семейное имя, — я толкнула его в плечо. — Твоя очередь.
— Лорд Уитфорд Саймон Хейс.
— Я никогда не буду называть тебя лордом Сомерсетом.
Уит вздрогнул.
— Если ты когда-нибудь это сделаешь, я уйду.
Я думала об Уите как о солдате, сражающемся вопреки всему, чтобы спасти друга, несмотря на прямой приказ. Даже в отношении Рикардо он проявлял врождённую преданность, порой доходящую до абсурда, но это происходило только тогда, когда он не отвечал на мои вопросы.
Я наклонилась вперед и ущипнула его за ухо.
— Ты бы никогда не ушел от меня.
Все следы игривости покинули его лицо, словно кто-то задул свечу, оставив только дым.
— Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы говорить так уверенно?
— Возражайте сколько угодно и так громко, насколько только способны, мистер Хейс, но вам не скрыть от меня своих достоинств.
— Я совершил много бесчестных поступков, Инез, — тихо сказал он.
— Кто-нибудь говорил, что ты очень строг к себе?
— А кто-нибудь говорил тебе, что опасно верить в лучшее в людях? — возразил он.
— Ну, я думаю, что под всем этим цинизмом таится глубокая любовь. И верность. И доброта, — добавила я, потому что не смогла сдержаться.
Уит рассмеялся.
— Я вовсе не добрый, Инез.
— Ты мог бы таким стать, — упрямлюсь я. — Ты уже такой.
Лицо Уита исказилось в притворном испуге, и он ущипнул меня за ногу, я попыталась вывернуться, но он крепко меня держал, одной рукой обхватив за талию, а другой придерживая мои ноги. Платье сбилось вокруг лодыжек. Я никогда не думала, что окажусь в таком положении. Мы погрузились в привычный ритм беседы, — стремительный вальс с десятками крутых вращений. У меня перехватило дыхание, и я ощутила странную уверенность в себе. С Уитом легко оставаться самой собой.
— По-настоящему я был добр только к одному человеку.
Он притянул меня ближе.
— Только к одному? — я медленно покачала головой. — Позволю себе не согласиться.
Уит слегка улыбнулся.
— Я признаю, что, возможно, был добр к тебе пару раз.
Больше, чем пару раз.
— Какая щедрость, — я делаю паузу. — О ком ты говорил?
В ответ он наклонился и коснулся своими губами моих губ. Его аромат витал между нами, похожий на смесь свежего воздуха и терпких апельсиновых долек.
— Значит, мы закончили с разговорами? — спросила я, затаив дыхание.
Он отстранился, чтобы встретиться с моим взглядом.
— Я хочу больше узнать о тебе. О твоей семье.
Так, я рассказала ему. О долгих годах в ожидании возвращения родителей из Египта; о моей тете с ее строгим нравом; о кузине Амаранте, которая всегда знает, как себя вести, чтобы быть образцовой леди; а также об Эльвире. Она была моей любимицей. Моим человеком. Каждый раз, когда я оглядывалась, она была рядом. Она видела во мне все самое лучшее, и я думала, что мы будем жить поблизости друг с другом, коллекционируя котят, которые повзрослев стали бы наглыми котами.
Я никогда не забуду момент, когда потеряла ее. Тот самый момент, когда она еще дышала, а через секунду обезображенная упала замертво. Неузнаваемая. Ее ошибка заключалась в том, что она следовала по моим стопам и тайком отправилась в Египет, как это сделала я. Но я приехала в поисках ответов, а Эльвира искала меня. Как всегда. Теперь, оглядываясь назад, я больше ее не нахожу.
Уит осторожно вытер слезы с моих щек. Я и не заметила, как начала плакать. Я потеряла ее менее недели назад, но мне уже казалось, что прошла вечность. Я ненавидела, что дни продолжат неизбежно идти, все больше отдаляя меня от момента, когда я была с ней в последний раз. Дни превратятся в месяцы. Месяцы в годы. Годы станут десятилетиями. И время будет беспощадно, потому что оно заберет мои воспоминания и размоет их, пока я не забуду детали, которые делали Эльвиру