Завела автомобиль и на большой скорости понеслась по дороге
прочь из города. Мне стало так стыдно за все, что наговорила Мите. С
таким грузом на душе теперь не смогу вернуться к нему. И почему я такая
несчастливая? Неудачи словно сами идут за мной по пятам.
Чертов дождь. Дворники совсем не помогают! Непроглядная темень. Так даже лучше. Мне уже самой хочется умереть. Надоела эта беспокойная жизнь. С визгом притормозив у заправки, накинула капюшон и вышла. Купив бутылку водки, спрятала ее за пазуху и направилась к выходу.
– Смотри, куда прешь! – Рявкнула вслед мужчине в телогрейке, с которым столкнулась в дверях. И процедила сквозь зубы. – Придурок…
Пришлось искать на асфальте ключи от машины. И это прямо под дождем. В одежде, пропитанной влагой насквозь.
Села в машину, сняла мокрую ветровку, отвинтила пробку с бутылки
и приложилась губами к горлышку. Водка потекла обжигающими струйками прямо по шее, опалила гортань. Мне это даже понравилось – боль на секунду притупила все другие чувства.
Завела мотор и направила автомобиль в сторону от города. Видимость – нулевая. На часах – почти полночь. Включив музыку на всю громкость, отхлебнула еще водки и запела. Вытирая слезы, кричала, подпевая, пока окончательно не охрипла. За окном мелькали поля, леса, какие-то поселки. Внезапно кто-то ослепил меня фарами сзади.
– Ну, давай, проезжай, – промычала сама себе и замедлила ход.
Поняв через несколько минут, что меня не собираются обгонять, открыла форточку и прокричала:
– Кончай светить, подлюга! – Дополнила свою фразу миганием
аварийки и сигналом клаксона.
Никакой реакции. Ах, так, козел! И нажала на педаль газа. Можно было, наверное, успеть сосчитать до десяти прежде, чем машину, словно мятый фантик, закидало по дороге...
***
– К вам опять приходили люди в форме. – Доктор поправил очки и улыбнулся. – Попросил их отложить этот визит на вечер, вы не против?
– Спасибо, док, они уже были здесь ночью. Я рассказала им все, что знала.
Попыталась сесть повыше, но капельница мешала. Врач отложил свою папку на тумбочку, подошел и помог мне поправить подушку. Медсестра с добрыми серыми глазами метнулась, чтобы поправить торчащий из моей вены катетер. Я с трудом, но села. В таком положении можно было видеть не только больничный потолок, но и обшарпанные стены да еще пустую кровать напротив.
– Как вы себя чувствуете? – Поинтересовался доктор и прищурился, словно пытаясь разглядеть в моих зрачках что-то неладное.
– Нормально. – С трудом сглотнула. - Особенно после того, как дежурная сестра ночью помогла мне помыться. Хотелось бы взглянуть на себя в зеркало, если можно.
– Распоряжусь, чтобы вам его принесли.
– Спасибо, Александр Федорович, – поблагодарила, улыбнувшись, – так, кажется, вас зовут? А то у меня все последние сутки будто во сне.
– Да, – усмехнулся он.
– И с памятью плохо.
Мозги будто через мелкую терку протерли, если честно.
– Когда вас привезли вчера ночью, было много шума. Собрались представители власти, весь дежурный медперсонал да еще эта женщина, которая подобрала вас на дороге… Она причитала больше всех, требовала найти изувера, который издевался над вами. Зато вы держались на удивление стойко: даже пытались ходить самостоятельно, позволили нам обработать раны, взять кое-какие анализы, с помощью которых мы можем теперь провести необходимые обследования, дали разъяснения. И я даже слышал, что они задержали сегодня кого-то, отправившись по указанным вам ориентирам.
– Скажите, доктор, – спросила надтреснутым голосом, – только честно. Как я выгляжу?
Медсестра потупила взор.
– Не буду лукавить, деточка, – вздохнул мужчина, – все ваше лицо и тело покрыто ранами, ссадинами и многочисленными ушибами. У вас сотрясение мозга, отсюда и головокружение с тошнотой. Обычно больные с таким истощением много спят, набираясь сил, а вы же проявляете огромную силу воли и необычайную стойкость. Я, признаться, вами восхищен, но нужно все-таки дать организму отдохнуть.
– Что вы, Александр Федорович, я ведь уже поспала несколько часов. – Отмахнулась, чувствуя слабость в руках. – Утром мне дали лекарство, проспала целый день и проснулась только пять минут назад. Окончательно успокоюсь теперь только тогда, когда увижу своих родных, а до этого мои мысли точно не дадут мне покоя. И вообще, сейчас хочется выйти на улицу
и подышать воздухом свободы. Даже чувствую силу в ногах.
– Силу? – Доктор почесал затылок. – На ваши ступни нельзя и
взглянуть-то без слез! Мы их обработали, достали занозы и перебинтовали. Вынужден настоятельно рекомендовать вам покой в течение минимум двух недель. Завтра придет психолог для беседы, а уже сегодня вечером – следователь. Позже придется дать показания, выступить в суде и испытать еще множество неприятных вещей. Сожалею, но это будет долгая история. Так что набирайтесь-ка сил.
Голова опять закружилась.
– Это неважно, лишь бы поймали этого… ублюдка.
– Да уж... – Александр Федорович пожал плечами. – Вам многое пришлось пережить... Мы засвидетельствовали все побои. Провели гинекологическое обследование, оно зафиксировало отсутствие полового насилия. Вам очень повезло в вашем нынешнем положении. Такой стресс мог спровоцировать выкидыш, но мы сделали все необходимое, ввели нужные препараты, и плод теперь находится в относительной безопасности.
Палата вдруг заплясала перед глазами.
– К-к-какой п…плод?! – У меня моментально пересохло в горле, глаза отчаянно полезли из орбит.
Вот теперь я точно чувствовала слабость. И еще какую.
– Ну как же, Ева Евгеньевна, – мужчина поправил очки, открыл свою папку, уставился в нее и, водя пальцем, нашел нужную строчку, – вот, анализ мочи и осмотр показали у вас наличие беременности, о точном сроке которой можно будет сказать после ультразвукового исследования. Судя по размерам матки и по тому, что молочные железы практически не увеличены, срок довольно мал. А вы что, не знали?
Закрыла рот свободной от капельницы рукой. Меня словно парализовало.
– Тогда поздравляю вас! Теперь вы можете порадовать своего мужа
не только чудесным освобождением из плена, но и пополнением в семействе!
Медсестра теперь глядела на меня с такой искренней теплотой, что захотелось спрятаться от ее глаз подальше. Да вот, хотя бы под одеяло. Только и там, наверное, буду чувствовать себя оглушенной и обескураженной.
Доктор радостно присвистнул, блеснув при этом обширной лысиной. Ему, очевидно, больше нравилось сообщать людям радостные новости. Только вот радостная ли она для меня? Даже не знаю.
– Мужа? – Пролепетала, когда ко мне вернулся дар речи.
– Я, наконец-то, дозвонился до него полчаса назад по номеру, который вы нам сообщили ночью, он очень обрадовался и клятвенно заверил, что сию же секунду к вам выезжает.
– Боже мой...
Когда врач удалился, медсестра отсоединила капельницу. Она же подала мне зеркало, в которое я несколько минут не решалась взглянуть. Все
мои мысли были направлены в другую сторону. Беременность. Это слово колоколом звенело в ушах. Ребенок совсем не входил в мои планы. Наверное, еще не пора. Планировала пожить, потом не спеша выйти замуж, проверить брак временем и мысленно растягивала весь этот процесс года на два-три-десять...
И как же моя работа? Бросить все на полпути? Все, чего так добивалась? А как же авторитет среди подчиненных, который зарабатывался долгим трудом? Если этот ребенок родится, о карьере можно будет сразу забыть…
Меня охватил панический страх. Из отражения в зеркале на меня смотрели большие испуганные глаза, лицо было мертвенно-бледным. Чистые волосы длинными непослушными прядями спускались по плечам, скулы заострились. Улыбнулась, чтобы посмотреть на свои зубы, провела по ним языком. Надо же. Стали чистыми и ровными, без гнили и налета, вкус которых, тем не менее, вспомнился сразу. Под глазом красовался приличный синяк, такие же имелись на щеке и подбородке, но это ерунда.
Вполне терпимо, чего уж там.
Перевела взгляд на руки и заметила там следы от наручников. Чуть
повыше в большом количестве имелись багровые пятна и гематомы. Все тело
словно провернули через мясорубку. Навалилась на подушку и закрыла глаза. Как хорошо, что все это кончилось.
Через полчаса в палату ввалились мама, папа, бабушка и Мила. Они
были настолько взбудоражены, что сначала и не разглядели меня как следует.
– Доченька, – всхлипнула мама, обнимая. Потом присела и осмотрела с головы до ног. Закрыв лицо руками, тут же разревелась.
Бабуле тоже стало плохо, папа дал ей платок и убежал за сердечными каплями. Мила молча села на краешек кровати у моих ног. Ее глаза были красными, с полопавшимися сосудиками на белках, взгляд испуганным.
– Доктор сказал, что ничего страшного! – Маму трясло как осиновый лист. – Сказал, что ты... ты в удовлетворительном состоянии! А ты... Посмотрите на нее! На ней же места живого нет!
Я молчала, улыбаясь, а по моим щекам катились слезы.
– Мы не спали, не ели, искали тебя везде, – разрыдалась бабушка,
целуя мои руки.
– Дима объездил все окрестности, – добавила мама, вытирая лицо
платком, который забрала у бабушки, – мы уж не знали, что и думать. Узнали
про твою полянку, где она находится, были там, но твоих следов не нашли. На второй день уговорили следователя обследовать место аварии второй раз,
и тогда уже нашли на дороге следы шин и твою кровь. А потом каждый день искали этого урода, который сделал с тобой такое. Он еще и водку разлил
по салону, чтобы инсценировать пьяную аварию. Оставил на бутылке твои отпечатки, но мы-то знали, что наша дочь не пьет за рулем! Папа поклялся
убить его своими руками. Скажи, что он делал с тобой, доченька?
– Мама, – облизнула разбитые губы, – все уже позади. Все хорошо.
Он держал меня взаперти, бил, почти не кормил и не поил. Я мочилась в железный таз, спала на полу, была прикована наручниками к батарее. Когда решил меня изнасиловать, сумела вырваться и убежала. Думала, что так бывает только в кино... Но нет. Пожалуй, моим маме и бабушке ни к чему знать эти подробности. Хотя бы пока.