о!
– Это все не мое дело. А мое дело следующее. У тебя бумажка есть, подписанная Никольским, сенатором. Я у него накануне твоего отъезда интервью брал, ну, и сказал, что от нас человек в Анадырь летит. Он бумажку дал к губернатору. Сегодня его помощник звонил, спрашивал, как тебя приняли. А я не в теме. Ты была у губернатора?
– Нет.
– Ну молодец, Молчанова! Как всегда. Значит, сходишь к нему, отдашь эту бумажку, если ты ее еще не посеяла… не посеяла, Молчанова?
– Нет.
– И мне отзвонишь. Хоть что-нибудь уже сделай, а? Выйди из комы!
– Хорошо.
– Все, давай, целую. Пока.
Цифровая абракадабра на экране погасла, и выплыло загорелое, улыбающееся, любимое лицо. Лиля посмотрела на него.
… Разве сейчас он звонил? Вот именно этот человек, который так улыбается ей?! Который спал с ней, и просыпался с ней, и целовал так, что в голове становилось горячо, темно и пусто?!
Что там случилось, на той планете, где остались Москва и Кирилл? Что-то ведь случилось! Лиля улетела на звездолете в иные миры, а в ее мире, который она знала, понимала и так любила, произошла катастрофа. Он то ли перевернулся, то ли отсюда, с этой планеты, кажется, что он перевернут, и Кирилл – вовсе не Кирилл?..
Картинка исчезла, канула в черноту экрана. Тут Лиле очень захотелось нажать кнопку, вызвать его из черноты и снова посмотреть, подольше, получше, чтобы убедиться, что это Кирилл и он вовсе не перевернулся! И весь ее мир цел, невредим и по-прежнему прекрасно существует.
Она помедлила немного и отложила телефон.
Губернатор, значит? Хорошо, пусть будет губернатор, если в том мире это важно.
И Лиля решительно стала одеваться.
Кажется, Таня караулила под дверью, потому что, как только Лиля задвигалась, она постучала, зашла и сразу же весело захлопотала, стала подталкивать квартирантку в ванную, уверяя, что все утро набирает для нее воду, и повесила чистые полотенца, и пусть Лиля ничего не стесняется, потому что Лева уже давно уехал, и ей никто не помешает, и у них-то самая настоящая ванна, а в Лилиной квартирке только душик, и вот всякие шампуни, Наташка с материка присылает, а потом позавтракать надо обязательно, как же не завтракавши на целый день идти в такую метель, хотя первая метель долгой не бывает, однако ж сегодня подувает посильнее вчерашнего.
В крохотной ванной все заволокло паром, вода, хоть и желтоватая, была упоительно, сладостно горячей, и Лиля напустила пены побольше, чтоб не видеть, что она желтоватая.
В этой самой горячей воде, в крохотной ванной, где висели чужие полотенца и халаты, один в другом стояли под раковиной чужие пластмассовые тазы, а на запотевшей полочке теснились чужие банки и склянки, Лилина жизнь совершенно наладилась. Намыливая голову Таниным шампунем, она даже запела – «просто пока, пока, и молча пойду я вниз по лестнице, может, когда-нибудь…» – и с удовольствием лила себе в лицо тундровую воду, и грелась, и снова намыливала, и вылезла с большой неохотой, да и то только потому, что дальше сидеть в кипятке стало никак невозможно.
Когда она открыла дверь, из ванной в коридор клубами повалил пар, как из бани на морозе, и Таня закричала с кухни, что кофе стынет.
За завтраком – блины, большая миска красной икры и поменьше со сметаной – Лиля наконец-то перевела часы на анадырское время и спросила, как ей найти губернатора.
– Как его найти? – удивилась Таня. – А я и не знаю. Может, у Левы спросить? Может, он знает? Как приедет, мы его…
– А есть что-нибудь такое? – Лиля покрутила в воздухе свернутым блинчиком, показывая, какое именно. – Администрация или мэрия?
– А это есть, пожалуйста, это сколько угодно. Мэрия сразу за той гостиницей, за «Чукоткой», только по левую руку, а администрация – это почти на холме, далеко!
Лиля улыбнулась. В Анадыре на самом деле все очень близко, рукой подать, удивительно даже.
– А губернатор где принимает? В администрации, наверное! – Она свернула еще один блинчик, старательно уложив в него, как в конверт, икры побольше. – Мне бы в приемную бумажку из Москвы передать.
– Вот не знаю я, где он принимает. Я никогда в жизни ничего ему не передавала! – Таня улыбнулась. – Лева приедет, мы у него спросим. Ноги-то как? Ничего?
– Я про них и забыла, – удивилась Лиля и заглянула под стол, чтобы посмотреть. Ноги как ноги, самые обыкновенные.
– Ты пей спокойно, не торопись, все равно пешком я тебя не пущу, говорю, дует сильно, а Лева еще с утра уехал.
Лиля вспомнила, как вчера в подъезде радио «Пурга» держалась двумя руками за батарею не в силах отдышаться, уверенная, что на самом деле едва избежала смерти.
…Н-да. Пешком действительно не дойти. Позвонить Олегу Преображенцеву, попросить заехать? У них тут все как-то очень просто, необъяснимо просто! Можно попросить – и за тобой заедут. Можно попросить – и дадут поесть. А можно ничего не просить – и получишь почти новую юкагирскую кухлянку, потому что в декольте и лакированных штиблетах пропадешь.
И Лиля позвонила Алене Долинской.
Преображенцев… ну его. В общем, не стала Лиля ему звонить.
Алена так обрадовалась, как будто сидела и ждала, когда же наконец Лиля позвонит и о чем-нибудь ее попросит, и заняться ей было совершенно нечем, а тут, слава богу, занятие нашлось. Она сказала, что, конечно, конечно же, заедет и в администрацию подвезет.
– Только оденься по-человечески! – вслед Лиле крикнула Таня. – У тебя ж и торбаса, и шуба, все есть! Слышишь?!
Лиля сказала, что слышит, и, отдуваясь и переваливаясь, как Винни Пух после обеда у Кролика, забралась на свой третий этаж.
Все последствия вчерашнего потопа оказались ликвидированы, как и не было его, и в крохотной выстуженной квартирке стало как будто теплее. Это потому, что Таня включила обогреватели – когда успела? Утром, наверное. Она как-то все успевает, эта самая Таня, удивительно дело.
Лиля натянула торбаса – все-таки правый давит, но какая теперь разница, – разыскала в сумке листочек в файловой папке, тот самый, о котором так пекся Кирилл. Листочек, изрядно помятый, на самом деле был подписан каким-то сенатором, Лиля посмотрела. Подпись и сенатор значили для Кирилла гораздо больше, чем пурга, которая пришла с Ледовитого океана, кипяток на полу, чужие люди, с которыми теперь живет его Лиля и будет жить, пока не «придет борт»!
Так уж получилось.
На площадке закричали:
– Лиля! Лиль!
Она подбежала и толкнула дверь:
– Я здесь!
– Привет! – Алена, румяная с улицы, в тулупе и высоких сапогах, отряхивала с капюшона снег. Завидев Лилю, перестала отряхивать, протопала прямиком к ней и смачно поцеловала в щеку, как будто давно не видела близкого и любимого человека. – А я знаю, что вроде ты здесь где-то, а квартиры-то и не знаю!
– Заходи!.. Хочешь кофе? Нет у меня никакого кофе. У меня вообще ничего нет.
– Да купить надо, и вся недолга. Потом к Тоне с Сережей заедем, все купим, чего там тебе надо.
– Кто такие Тоня с Сережей?
Алена махнула рукой.
– Хорошие ребята. У них два больших магазина и одна лавочка маленькая. Можно и в супермаркет, – это слово Алена выговорила с некоторым уважением, – однако дорого больно и бестолково. А эти ребята молодцы, стараются только свежее возить. Ну, насколько это возможно! Сережка прошлую зиму в тундре едва не замерз. Честно. Он в какой-то поселок по зимнику пошел, ну, и попал в пургу. До Анадыря километров тридцать не дотянул.
– Что значит «пошел»? – Лиля еще раз проверила заветный листочек в сумке, подумала, побежала в комнату, произвела раскопки в так и не разобранном чемодане и достала меховой шарф, который Кирилл под хорошее настроение купил ей в крохотном дорогущем бутике на Петровке. – Пешком, что ли, он пошел?
Алена засмеялась, как будто Лиля удачно и свежо пошутила.
– На вездеходе пошел! «Пешком!» Он в поселок продукты повез. На вездеходе! И запурговал. Но ничего, продержался, а потом, когда улеглось немного и наши подоспели, вытащили его. Тут ведь все от водителя зависит и от машины его. Если водитель не бестолочь последняя и машина нормальная, шансы есть. А тебе в администрацию зачем?
– Да из Москвы сегодня дозвонились…
– Ну?! Связь появилась?!
– Просили передать. – Лиля не стала говорить «бумажку» и сказала «документы», чтоб посолидней.
– А кому передать-то?
– Губернатору вашему.
– Как?! Самому?! – Алена округлила глаза.
Лиля в это время примеривалась к кухлянке, понимая, что надеть можно только ее, в куртке она точно… вымерзнет. Как преступный элемент.
– Да нет, конечно! – Лиля обеими руками сняла диковинную одежду с вешалки. – В секретариат отдам, они запишут входящий-исходящий, я позвоню в Москву, отчитаюсь.
– А то он вчера прилетел.
– Кто? – Лиля просунула руки в жесткие негнущиеся рукава.
– Роман Андреевич! Губернатор.
– Это на чем же он, интересно, прилетел, если аэропорт закрыт и все самолеты в Якутске? На метле?
– Он, однако, с Аляски прилетел, и транспорт у него свой.
О том, что местный губернатор Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой в одном лице, Лиля давно позабыла, конечно, и ее позабавил Аленин восторг.
А говорят, на двадцатом съезде партии культ личности разоблачили! И даже осудили! Лиля по истории проходила. Осудить-то, может, и осудили, но никуда этот самый культ не делся, особенно, конечно, ежели личность собственному культу способствует.
– Я у него один раз интервью брала! Он к нам на «Пургу» приезжал!
– Здорово.
– Он та-а-акой интересный! В очках. И говорит так… знаешь… внушительно. Вот сразу понятно, что не болтун какой-нибудь, а человек дела.
– Здорово.
– У нас все девчонки в него влюбились сразу. А он на самом деле простой такой! И кофе выпил, и пошутил. Он вообще смешно шутит.
– Здорово.
Лиля кое-как застегнула свою необыкновенную шубу, втискивая в жесткие колючие петли костяные пуговицы. Разговор про губернатора ей надоел. Кроме того, в одну секунду стало так жарко, что лоб вспотел.