ни в какой Австралии. Рассказал о своем преступном замысле, основные вехи которого мы уже знали. Он рискнул и потерял много денег… Арбатов зажал его в долговые тиски… Тогда Катенька сказала, что сейчас делаются такие пластические операции, которые почти полностью меняют внешность человека… Она может ему помочь, это даже не обсуждается. Но все должны быть убеждены, что он мертв. Тут надо хорошенько все продумать…
Ласточкин еще вел допрос, когда меня вызвал к себе Тихомиров. Оказалось, ему уже звонили сверху. Дело громкое, очень лакомое, наверху тоже заволновались… Ведь Парамонов был застрахован на приличную сумму денег, и теперь страховая компания, к слову, очень крупная, требует отмены выплат. Есть еще спланированное им убийство, когда все решили, что погиб именно он, — но прежде всего, конечно, должно идти страховое мошенничество. Да!
— Расследование практически закончено, — сказала я начальнику, — сейчас только выясним кое-какие детали…
Тихомиров уважительно прицокнул языком:
— Нет, ну вы, конечно, молодцы… Как же вы его разыскали все-таки?
— Да так, — уклончиво ответила я. — Письма помогли. А без них бы у нас ничего не вышло.
— Да? — с подозрением спросил полковник. — Ну ладно… А насчет Лазаревых что? Прояснилось что-нибудь?
— Ну мы сначала закончим с Парамоновым, — отозвалась я, — а потом уже примемся вплотную за Лазаревых. Если вы не возражаете, конечно, — добавила я, выдержав его взгляд.
По-моему, полковник как раз собирался возразить, но тут на его столе затрезвонили сразу три или четыре телефона, и я сочла, что могу удалиться с чистой совестью.
Когда я вернулась в кабинет, Павел заканчивал допрос Парамонова.
— Кому вы сообщили о вашем замысле? Кто знал о нем? Может быть, ваша жена?
— Лариса? Да что вы! Я же вовсе не с ней хотел… хм… бежать… Нет, она ничего не знала.
— А Лада, ваша сестра?
— С какой стати я должен был ее посвящать?
— Но неужели вы никому не сказали о том, что задумывали? Даже вашей матери?
Владислав Парамонов посерел лицом:
— Кому, этой старой гадюке? Да вы что! Она отца моего в гроб загнала, меня в покое не оставляла, все ей надо было знать, где я, да с кем, да что делаю. Достала, честное слово! Да я бы скорее застрелился, чем ей сказал хоть слово!
— Вот тут я вам верю, — хмыкнул Павел. — Ладно. Подписывайте…
В дверь просунулась голова лейтенанта Поспелова:
— Слышь, Павел! Тут хозяин машины приехал. Ну, той, которую эти уроды сперли… Ему можно ее отдать?
— Пусть подождет, — велел Ласточкин, — а ты пока запри-ка нашего подследственного куда следует. И приведи сюда Екатерину Дашкевич.
— Нет, ну это что? — возмутился самолюбивый Поспелов. — Я тебе что, золотая рыбка на посылках, что ли?
— Тогда проваливай! Какого черта ты тут делаешь? — разозлилась я.
Но Поспелов не пожелал проваливать и скрепя сердце выполнил приказания капитана. Правда, допросить Екатерину Дашкевич нам все равно не удалось, потому что после первого же вопроса она начала кричать и жаловаться, а потом запустила пальцы в волосы и расплакалась, свесив голову.
— Ладно… Поспелов! Уведи ее. Пусть следователь с ней разбирается… Тех показаний, которые дал Парамонов, все равно с лихвой хватит, чтобы утопить их обоих.
— Хозяин машины, — напомнила я вполголоса.
— Да помню я, помню, — отмахнулся Павел. — Зови его.
Я открыла дверь и в коридоре нос к носу столкнулась со здоровым типом, на шее которого висела велосипедная цепь из чистого золота. Завидев меня, он расплылся в улыбке.
— Фундуклеев? — пораженно спросила я.
— Ну да, — радостно подтвердил охранник Арбатова. — Ну что, писательница, будем знакомы?
— Я, конечно, никогда не смогу это доказать, — говорил Ласточкин позже, когда мы с ним остались одни, — но твой приятель Арбатов провернул чертовски занятный фокус. Его люди усыпили Парамонова и Дашкевич, то ли подсыпав им что-то в еду, то ли пустив усыпляющий газ, и в бессознательном состоянии перевезли их из Сиднея в Москву. Документы, очевидно, были подготовлены заранее, потому что заявление о якобы угоне поступило уже вчера вечером. Затем усыпленных пленников сажают в машину, и ровно в девять ноль три Арбатов звонит тебе и говорит, что возле отделения, напротив рыбного магазина, тебя ждет сюрприз. А уже дальше все идет как по маслу.
— Да уж, — буркнула я. — Но сколько хлопот! Сколько издержек!
— Еще бы, — хмыкнул Ласточкин, — зато Юрий Данилович сдержал свое слово. Он не убил Парамонова и его сообщницу, а доставил их тебе, как и обещал, на блюдечке с голубой каемочкой. Надежный мужчина, честное слово, на такого можно положиться.
— Паша! — слегка придушенным голосом прошипела я.
— Ну что Паша? Я просто констатирую факты, между прочим! Ведь просто убить их на месте обошлось бы ему значительно дешевле.
— Это с какой стороны посмотреть, — возразила я. — Не исключено, что он еще хочет стребовать с Парамонова деньги, которые тот ему должен.
— Боже! — вздохнул Ласточкин, картинно поднимая глаза к потолку. — Лиза, ты до ужаса неромантична!
— Ты мне лучше скажи, что мы будем делать с убийством Лазаревых, — требовательно проговорила я. — Потому что с Парамоновым нам просто сказочно повезло, но в этом деле никто нам убийцу на блюдечке не поднесет.
Глаза Павла сузились, и я с опозданием сообразила, что сморозила что-то не то.
— Это еще как посмотреть, — спокойно парировал он и взялся за телефон.
Глава 13
18 апреля. Десятый час вечера
Тьма. Мы сидим во тьме. Нельзя зажигать свет, нельзя чихать, нельзя курить. Шевелиться — и то нежелательно. Мы застыли, как изваяния, и вовсе не воля злой волшебницы обратила нас в камень, а громкий стук в дверь, прозвучавший секунду назад.
«Бам-бам-бам!» И сердце глухо: «Бум-бум-бум!» Значит, томительное ожидание закончилось. Ну что ж, посмотрим, прав ли оказался мой напарник.
— Никому не двигаться! — шепчет Антипенко во мраке возле меня.
Где-то залаяла собака и стихла. Шаркают шаги, открывается дверь, за ней — еще одна.
— Добрый вечер, Вера Федоровна!
— Добрый, добрый! Заходи.
Запираемые замки лязгают металлическими зубами. К уже знакомым нам шаркающим шагам присоединяются другие, уверенные.
— А прислуга где?
— Разве я тебе не сказала? Я всех отпустила. Дачу продаю, буду в город переезжать.
— А, теперь понимаю. А чемоданы? — «Вещи, значит, собираете?»
— Да, дорогой. Чайку будешь?
— Да, Вера Федоровна. Конечно.
Бурчит что-то невнятное отодвигаемый стул. Половицы: скрип-скрип. Шаги: шарк-шарк.
— Сахарку хочешь? Сколько ни твердят, что сахар вреден, все не могу удержаться.
— Конечно, буду. Спасибо.
— Не горячо?
— Нет, в самый раз.
Кто-то из оперов завозился во мраке, и Антипенко зашипел на него, как змея. В гостиной меж тем продолжается безумное чаепитие. Или не безумное, но, во всяком случае, довольно странное. Впрочем, так покажется только тому, кто не знает всех обстоятельств дела.
Звякает ложечка, и каким-то шестым чувством я чую, что вот оно, сейчас начнется!
— Вера Федоровна, а почему вы не пустили сегодня ко мне Сашу? Да еще разговаривали так таинственно по телефону…
Мать Алисы Лазаревой явно смущена:
— А, Сашу? Ну так это… так надо было.
— Надо? Вера Федоровна, вы меня поражаете, честное слово. Я ведь его отец все-таки. У мальчика погибла мать, у него никого нет, кроме меня, и я его очень люблю, вы же знаете. Кроме того, я все-таки его опекун. Так в чем же дело?
— Обстоятельства изменились, Сереженька, — отвечает Вера Федоровна. — Не хочешь еще чайку? — прибавляет она почти умоляюще.
— Она не справляется с ролью! — шипит Антипенко. — Черт, она сорвет нам все дело!
На него шикают со всех сторон.
— Что еще за обстоятельства? — мрачно спрашивает Сергей Шестопалов.
— Я нашла новое завещание.
— Что? Как? Какое завещание?
— Завещание моей дочери, конечно. А ты что подумал?
— Простите, Вера Федоровна, я не понимаю. У Алисы уже было завещание, заверенное по закону, все как полагается.
— Я знаю, Сережа, но последнее по времени завещание автоматически отменяет все предыдущие. К примеру, у Жоры ведь были и другие жены, но благодаря тому, что он в последнем завещании оставил все Алисе, им пришлось уйти ни с чем. Еще чайку?
— Как-то странно, честное слово… И потом, когда она успела? Я хочу сказать, я же все время был рядом с ней!
— Ну, не совсем, — возразила Вера Федоровна. — Ты ведь несколько раз уезжал, а Алиса не хотела тебя огорчать. То есть…
— Огорчать?
— Ты сахарку не хочешь? Я…
— Да пропади он пропадом, ваш сахар! Извините, все это слишком неожиданно, но я… я хочу знать, что там, в этом новом завещании.
— Да ничего особенного, по правде говоря. Я давно уже собиралась тебе о нем сказать, да только оно куда-то задевалось, но сегодня я все-таки его нашла. Ты что чай не пьешь? Наверное, он совсем остыл. Может, тебе подлить горяченького?
— Нет, спасибо, Вера Федоровна. И что там значится, в этом новом завещании, которое вы так неожиданно обнаружили?
— Видишь ли, Сережа, оно почти такое же, как и предыдущее. Разница совсем небольшая.
— Небольшая? Тогда на кой черт было вообще его составлять?
— Как тебе известно, все свое имущество Алиса завещала Сашеньке. Так вот, в последнем завещании опекуном над ним назначаюсь я. Я, а не ты. Извини, Сережа.
— То есть как это — вы?
— Какой ты странный, Сережа! Ну я же его бабушка все-таки.
— А я его отец!
— Ну и что? К его деньгам ты все равно не имеешь никакого отношения.
— Что?!!
— Ну да. Ведь это же деньги Алисы и ее второго мужа, которые она унаследовала после его смерти.
— Ах вот оно что! Вот оно что! А кто твою дочь подобрал на панели, которую вы все называете эстрадой? Кто покупал ей шмотки, ювелирку, дома, машины?