-- Капитан?!-- сказал я.
-- Да. Это я.
-- Я ушел от а,Урка, поняли?
-- Хвала всем небесам! -- крикнул он. -- Ты где?
-- Перед спуском в нижний город. Есть два дела. Где отец?
-- Улетел с повстанцами. Он в Тарнфиле или под ним.
-- Понял. Капитан. Второе дело... ("Как называется этот вход?" -шепнул я Трэгу. "Третий восточный", -- сказал Трэг.)
-- Ты где? Я слушаю, -- сказал Рольт. -- Второе дело...
Коротко я рассказал ему о моро, о Ресте и Митаре.
-- Девочка у вас? -- быстро спросил потом я.
-- Да. Мается.
-- Еще бы. Скажите ей... скажите ей про меня... и что я... очень хочу ее видеть. Вообще. Что ей привет.
-- Понял. Все сделаю! Рест, Митар. Ну, ты молодец! Где они?
-- Лес в районе... против третьего восточного входа.
-- Есть, капитан! -- весело сказал Рольт, и мы оба, засмеявшись, попрощались. -- Все, -- сказал я Трэгу и Эл-ти. Трэг сказал:
-- Идите, уль Митя. Может быть налет.
Я побрел к лестнице вниз. Уже спускаясь, я услышал "свист" приближающихся машин квистории и то, как заработали пушки и пулеметы на баррикадах. Неожиданно я покраснел, вспомнив, что я говорил Рольту об Оли при Трэге и Эл-ти.
Слыша пальбу и взрывы, едва волоча ноги, я брел по длинной, освещенной искусственным светом улице, иногда отмечая еще один очередной перекресток. Женщин и детишек видно не было. Крылатые и бескрылые политоры, которых я встречал, -- все двигались быстрым и деловитым шагом. Некоторые при встрече со мной поднимали приветственно руку; я не знал их, да возможно скорее всего и они меня. Я тоже поднимал руку и брел дальше. У шестого перекрестка я остановился и спросил у первого же встречного гел-ла, как теперь идти к Латору. Он объяснил и очень крепко, очень жестко пожал мне руку, сказав:
-- Я видел твоего отца на поляне в лесу, это он так научил меня жать руку.
Я, улыбнувшись и кивнув, побрел дальше и вскоре сам узнал улицу и дом Латора. Я поднялся по лестнице до его квартиры, прикоснулся к ней рукой, дверь открылась, и я увидел Лату.
-- О-о-о! -- выдохнула она. -- Хвала небу и Чистому Разуму! Уль Митя! -- И одновременно взмахнула и руками, и крыльями. Потом она как бы втянула, мягко так, меня в квартиру, я сделал несколько шагов по кухне, мелькнуло личико Мики, я рухнул на кушетку и сразу же отключился, уснул.
6
Ее лицо было освещено мягким фиолетовым светом, и, потому что я едва-едва пришел в себя, -- оно немного плыло передо мной, а его края были слегка размыты и чуть-чуть светились. У нее были большие, красивые (и совсем рядом со мной), нежные, влажные глаза; не сразу, но я уловил, как лицо ее за два дня осунулось и стало более жестким. Я обнял ее за шею.
-- Пилли, Пилли, -- прошептал я. -- Это ты! Живая! Пилли!
-- Тс-с, -- сказала она. -- Тихо. Лежи.
Мы и так говорили тихо; "плеер" был не на мне, висел на стенке рядом со мной, и я слышал, что мне говорит Пилли по-русски, а рядом одновременно мое ухо улавливало ее птичье "щебетанье".
-- Пилли, -- шептал я. -- Я очень люблю тебя. Ты одна из моих самых любимых женщин на свете: мама, одна... нет, две девочки и ты. И еще две-три кинозвезды, но они не в счет, они на кинопленке... ненастоящие, их нельзя потрогать, а тебя...
-- Лежи тихо, -- сказала Пилли. -- И обнимай меня тихо.
-- Что со мной было? -- сказал я. -- То ли сознание потерял, то ли уснул...
-- Ты, главное, здорово простудился, -- сказала она, -- но я уже сделала тебе укол -- все будет нормально через пару часов.
-- Укол?! -- сказал я. -- А во сне меня ужалила тутта. Надо же. Такой сон был. Я -- в болоте, а она летает, зараза, и жалит.
-- Это была я, -- сказала Пилли. -- С жалом.
В глазах у меня все немного плыло, и в ореоле легкого свечения лица Пилли появлялись иногда и исчезали лица Латы и Мики.
-- Слушай, Пилли, а как все, а? -- спросил я. -- Где отец?..
-- Он добрался. Он в отряде и пока не пробился сюда.
-- А Орик, а Ир-фа, а Латор -- как они?
-- Все воюют, все живы. А ты... тоже мне -- ходок по лесам, болотам и рекам -- там и простудился. Я все знаю!
-- Хорош бы я был, если бы не удрал от а,Урка. Кстати, о нем-то что слышно? А а,Грип? Оли же тогда его "выключила".
-- Она не убила его, ранила. Смех смехом -- он опять в отряде повстанцев под Калихаром. А с а,Урком неясно что.
-- Пилли! Он украл меня, чтобы обменять на Орика!
-- Странный ход. Что-то здесь не то.
-- Я боюсь, что он все расскажет об Орике в квистории.
-- Какой Орик заложник, если и другие члены оппозиции воюют против квистории? Да Орика могли и видеть в момент боя. Не то здесь что-то.
-- Да, но я жив, а,Урк вылезет и начнет действовать.
-- Он будет воевать в отрядах квистории, вот и все.
-- Я его ненавижу, -- сказал я.
-- Резонно. Ты у нас вообще умница.
-- Пилли!
-- Что "Пилли"?! Лежи тихо, а я пойду, пора...
-- Да, да, иди, Пилли, иди. А они не бомбят нижний город?
-- Представить подобную бомбежку может только такой дурачок, как ты. Толщина "потолка" нижнего города внушительна и имеет мощнейшую прокладку. Не бомбят, а стараются его отбить, взять через спуски в него.
-- А как вообще положение, общее?
-- Ситуация в наших руках. Но у них лучше техника и ее больше, а армия -- это профессионалы, а повстанцы -- нет.
-- Но геллы! -- сказал я.
-- Если бы ты видел, как они гибнут, -- как дети; иногда такое ощущение, что они лишены всякой осторожности -- безрассудная месть за столетия рабства. Их трудно сдерживать. -- Это все она произнесла совсем тихо, из-за Латы.
-- Что еще, ну, скажи же? -- настаивал я.
-- Доктор Бамбус придет навестить тебя.
-- Да я не об этом! Где Фи-лол, а,Тул, а,Шарт?
-- Все живы! Погиб Палиф, помнишь, ученый по биополям?
-- Ка-ак?!
-- Он взорвал одну из казарм квистории с тысячами солдат.
-- А Олиф, Кирст как, ну, ученые? -- спросил я.
-- У Рольта. Воюют. Кстати, их группа захватила еще пару таких же фигур, как уль Патр.
-- А сам -- то где, Горгонерр?
-- Слухи подтвердились, у него есть свой подземный город -- мощнейшая крепость. Слухи, что он там.
-- А как в стране, а? В других местах.
-- Раньше наши позиции были потверже. Тюрьмы пустуют. Началась война -всех в тюрьмах перестреляли.
-- Пилли, что же будет, а?
-- Мы победим, -- сказала Пилли. -- Но будет очень много крови. Это такая война, которую мы не имеем права проиграть, иначе...
Заработал ее коммуникатор, ее вызывали -- полно раненых.
Пилли ушла, и тот ее укол, который сбил мне температуру и разбудил меня, теперь подействовал усыпляюще, и я снова уснул. Вообще, когда Пилли произнесла слово "температура", на меня пахнуло чем-то земным, домашним и привычным. Я уснул легко, спокойно и спал, кажется, долго и уютно как-то, так что потом, когда пробудился, тоже долго лежал, не отдавая себе толком отчета в том, проснулся я или все же не до конца, и что это продолжается во мне -- жизнь, или сон, похожий на жизнь. В какой-то момент лицо Орика склонилось ко мне, а руки мягко легли на плечи (я открыл глаза, или они и были открыты?), но и надавили потом мне на плечи, чуть сильнее...
-- Это я, -- сказал он, улыбаясь. -- Привет, Митя!
-- Может, я сплю? Что-то я запутался. -- И я крепко сжал его руку.
-- Да, поволновались мы за тебя, -- сказал он. -- Рольт благодарит тебя. Все в порядке: Рест и Митар у него.
-- Мне они понравились. -- сказал я. -- Все казалось, что они не тем занимаются, не с той стороны воюют.
-- Твоя подсказка моро -- не убивать их, -- была правильной. Огромное спасибо.
-- А что же с отцом, а? Орик!
-- Я говорил с ним два часа назад, -- сказал Орик. -- Все в порядке. Он под Тарнфилом.
-- Пока в порядке, -- сказал я, покачав головой.
-- Он хочет воевать за нас -- и все тут, -- сказал Орик, будто бы не слыша моего "пока". Здесь ситуация была яснее ясного: папа думал и о Земле -- попробуй запрети ему держать в руках автомат.
-- Понятно, -- вздохнул я. -- Только я не знаю, что с ним, и жив ли он в данную секунду.
А потом вдруг все завертелось у меня перед глазами, что-то вскрикнула, отворив дверь в квартиру. Лата, завизжала Мики, Орик резко обернулся, встал, заслоняя от меня вход в комнату (меня, спящего, видно, перетащили), потом сделал шаг в сторону -- и я увидел папу! Живого! С забинтованной головой и рукой, но живого, живого! Я пулей дунул с кровати, и мы обнялись, как-то сразу втроем: он, я и Орик.
-- Уф, сынок, -- сказал папа. -- Кажется, мы встретились, а?! -- И он захохотал. Да, наверное, не сладко ему пришлось в этих боях, если он, увидев меня, захохотал: хохотать -- это уж никогда не было ему свойственно.
-- А что с рукой, с головой? -- спросил я. -- А, папа?
-- Царапины, -- сказал он. -- Пустяки.
-- Сириус у Оли? -- спросил я.
-- У Оли твой Сириус, у Оли, успокойся, -- сказал он. Потом добавил, кивнув на Орика: -- Сейчас будет сложный разговор. Сейчас уль Орик будет решать мою судьбу. Не так ли, уль Орик?
-- Буду, -- сказал Орик. Папа сказал:
-- Если я вернусь в отряд...
-- Вот именно, если, -- сказал Орик.
-- ... а Латор воюет, -- продолжал папа, -- то, может быть, Митьку оставить здесь, у Латора, если Лата не против?
-- Ну что вы! -- воскликнула Лата. -- Конечно, не против!
-- А если вы мне, уль Орик, воевать запретите...
-- Запрещу, -- сказал Орик.
-- ... то тогда где же мы будем жить с сыном? Тесно.
-- Да мы все поместимся, -- сказала Лата, -- что вы!
-- Что вы намерены сделать со мной, уль Орик?
-- Запретить вам принимать участие в войне.
-- Почему? -- спросил папа. -- Ну почему?
-- Горгонерр проиграет. Вы можете быть спокойны за Землю. А нам вы и так помогли выше головы.