— Особенно по утрам, — согласилась Мэри. — С ним хочется здороваться снова и снова, с ним хочется целоваться, с ним можно поговорить, помолчать, в конце концов. Никто не поймет меня лучше, мою жажду.
— А как же шоколад? Он ведь тоже всегда должен быть рядом.
— Да, это тот самый друг, который никогда не предаст, — достала она початую плитку из буфета. — Откуда ты все знаешь?
— От противного, — сделал я глубокий глоток, подошел к холодильнику, открыл и нашел там нарезанную ветчину на тарелке.
Я перестал понимать, для чего собираются люди. Они открывают рты, в надежде хоть что-нибудь услышать, но говорить уже не о чем, поэтому приходится заполнять глотки едой и питьем.
Мэри подала вилку. Та неожиданно выскочила из моих пальцев.
— Женщина придет, — толкнула она ее ногой еще глубже под стол и подала мне другую.
— Мне моей хватает.
— Повезло, я вот все время чувствую недостаток мужского внимания.
— Ласки?
— Не только, хотя ее тоже, хочется ресторанов, цветов, вместо этого раковина и подоконники с кактусами, может быть, я живу как-то не так?
— А где же мужчины?
— Те, что мне нравятся, все время внушают какую-то чушь, нет чтобы доверие.
— А ты пытаешься с ними жить?
— С кем?
— Но не с кактусами же, с мужчинами?
— Было.
— Может надо с ними просто встречаться, а жить с одиночеством?
— Я так и сделала: боролась с ним, пока не поняла, насколько оно мне необходимо. Только одиночество способно доказать, насколько сильна любовь, насколько я влипла, и на сколько надо поставить будильник, чтобы не проспать свое счастье.
— На сколько поставила?
— На тридцать, в тридцать я должна выйти замуж, кровь из носа, с любовью или без.
— У каждого брака по расчету есть риск обанкротиться.
— Знаю, но когда женщине под тридцать, а она еще ни разу не была замужем, выбирать не приходится. Тебе как мужчине этого не понять. В этом плане время сильного пола идет медленнее. Подумаешь, без любви, мне ее никогда не хватало. Бывает схватишь с витрины конфету, а начинка горькая.
— Никогда не знаешь, что там под блестящей оберткой, осень или весна, — поддерживал я лениво разговор, глядя, как исчезает за окном снег.
— Не люблю осень.
— Осень хороша только в том случае, если лето в душе еще не закончилось.
— А твое любимое время года? — посмотрела Мэри на меня.
— Суббота.
— Обожаю субботу. Иной раз выйдешь в ночь с мыслью: вдруг мужчину найду.
— И как?
— Как всегда: секса полно, мужиков нет, — долго выбирала она себе чашку, пока не нашла самую чистую и налила в нее кофе. — Как ты к сексу относишься? Может, потрахаемся? — пригубила она край фарфора и, прищурившись от удовольствия, посмотрела на меня.
— Я бы лучше покурил, — ответил я, не раздумывая.
— Да ладно, я пошутила, а ты кремень, — протянула она мне пачку сигарет.
— Если бы, — вытянул я одну и положил себе в губы.
— Как ты думаешь что легче: уходить или оставаться? — оторвала Мэри мне огня от своей зажигалки. — Я про любовь.
— Легче всего не связываться, я про отношения. Отношения не всегда так же сладки, как поцелуй, но тоже засасывают.
— Да, это похоже на рану, которая покрывается корочкой и снова начинает кровоточить, едва заденешь ее случайным словом, знакомым местом, подаренной вещью. Чем только не лечила, она не заживает. Даже случайный секс не смог привести меня в чувство. Что делать?
— Сделай его постоянным.
В этот момент ее телефон разродился сообщением. Мэри прочитала и прокомментировала:
— А вот и он.
— Кто? Случайный секс?
— Нет, шрам. Новый год отметил с женой, а с утра признается в любви мне.
— Неужели не трогает?
— С некоторых пор я потеряла чувствительность к словам. И теперь признание для меня — это не то, что мне говорят, а только то, что ради меня делают. А этот, — она указала на трубку, — он страшный человек.
— В смысле?
— Он женат. Я давно дала себе зарок с женатыми лучше не связываться: как бы крепко ни обнимал, будто тебя обнимает само одиночество. Это я прочувствовала на собственной шкурке, — ответила она мне в тот момент, когда ее пальцы выласкивали на экране айфона ответ ему.
— Это может случиться с каждым.
— С каждым хотелось бы меньше всего, — ответила Мэри на автомате, покончив с смс-кой.
— Я вижу, тебе даже сейчас одиноко?
— С чего ты решил?
— Плитка шоколада исчезает со скоростью света.
— Хочешь?
— Спасибо, я лучше полюбуюсь, как ты милуешься с этими шоколадными губами, — хотел я перевести разговор от личного к образному.
— Нет, я их кусаю, чтобы на некоторое время оставить в покое свои. Уже несколько дней ощущаю какую-то пустоту в душе.
— А зачем тебе лишний вес?
Мэри рассмеялась неожиданно громко, и губы ее, испачканные в шоколаде, развернулись на весь экран:
— Счастье не бывает лишним, сколько бы оно ни весило.
— То есть счастья надо много, — сделал я прощальный глоток из бутылки.
— Ты даже не представляешь, сколько счастья надо. И чем старше, тем больше.
— И кому из них больше женщине или мужчине?
— Ему как минимум, чтобы боготворили, ей как максимум, чтобы он — но только ее. А про одиночество ты верно подметил. В иные вечера абсолютно нечем заняться. Вот позавчера, например. Телефон молчал. Я раздвинула пасть ноутбуку, тот скучно зевнул: ни одного предложения, слова, даже буквы. Будто все поклонники вымерли неожиданно от какой-то ужасной болезни, передающейся по Фрейду. Душа тоже задремала. Захлопнула его и взяла в руки книгу, открыла наугад, начала читать о том, что я не одна такая. Это лучшее лекарство, потому что, как бы мне ни хотелось, как бы ни рвалось из меня чувство прекрасного природного инстинкта к какому-нибудь самому завалящему принцу на самом завалящем белом коне, книгу не перекричать. Только она может как-то успокоить перед сном.
— Я тоже люблю почитать перед сном. Бывает, ляжешь в кровать и читаешь, читаешь ее от щиколоток до мочек, и так интересно написано, что невольно начинаешь пробовать эту литературу на вкус. Читаешь дальше, но уже губами.
— Каждую ночь одну и ту же книгу?
— В женщину, как и в реку, нельзя войти дважды. Она всегда разная.
— Нежно… — снова обратилась Мэри к окну и спросила: — А что тебя больше всего привлекает в женщинах?
— Запах секса.
— Разве у него есть запах?
— Есть, если иметь нюх.
— А как тебе фраза «заниматься сексом»?
— Это когда с любовью еще не определились, но уже есть точки соприкосновения. На самом деле, секс и прибыль две вещи, которые движут обществом, командуют этим миром.
— Да. Для мужчин они всегда являются главными, — затянулась задумчиво Мэри.
— Поэтому женщинам легче общаться с сильным полом.
— С некоторыми из них действительно было легко, правда, они быстро исчезали, и, возможно, именно поэтому с ними было легко, — снова уносила Мэри ностальгия.
— А с другими? — спросил я безразлично.
— С другими? Хорошо и с другими, пока не почувствуешь, что тебя просто имеют.
— То есть тоже своего рода чувства? — цинично заметил я. — Может, ты слишком озабочена?
— Чем?
— Связями.
— Возможно, связи правят миром и вьют из нас веревки. На которых мы вешаемся сами и потихоньку вешаем своих близких. Кратковременные связи впечатляют, но все предпочитают покрепче. Свяжешь себе поводок и гуляешь на нем, вроде как привязана к кому-то. С одной стороны — ограничиваешь себе свободу, но с другой — успокаивает.
— Ты принимаешь мужчин как успокоительное?
— Не так чтобы часто. Но один никак не выходит из моей головы.
— Я бы тоже не выходил, на улице черт знает что, — не хотел я развивать тему ее отношений с кем-то и уставился в окно, будто там действительно с минуты на минуту должен был показаться черт, который непременно начнет рассказывать то, что он знает, сметая метлой таявший снег.
— Я вижу, ты меня осуждаешь за легкость поведения, но только представь, что среди людей вывели всех сук и кобелей. Ни тебе измен, ни скандалов, все занимаются любовью с тем, с кем положено, либо не занимаются вовсе, они кропотливо предохраняются либо заводят детей. Все мечтают о лучшей доле, хотя прекрасно знают, чем закончится их примитивное путешествие. От такой жизни не то что я, сама любовь подохнет со скуки.
— Если ты говоришь об измене, то каждый имеет право сходить налево, другое дело, нужно ли тебе это? Ведь настоящая жизнь начинается не там, где потрахались и разбежались, а там, где переспали и остались.
— Нет, измена — это для слабых, это не для меня: я не могу быть сукой только из-за того, что ты меня хочешь, — улыбнулась она игриво.
— Я? — от неожиданности кашлянул, но потом уловил иронию в ее словах и отыграл. — Нет, ты не сука, потому что я тебя не хочу.
— Будь у меня любимый, разве стала бы я спать с кем-то еще.
— Не знаю, думаю, да, — увернулся я от ее ладошки, которая хотела приударить меня легонько сверху по куполу.
От этого движения пепел слетел с ее сигареты и рассыпался в прах.
— Надо же как-то набираться опыта, — приручил я ее руку с сигаретой, схватив за запястье. Рука была холодной, да и сама она уже не вызывала той симпатии, что вначале. Всего несколько откровенных предложений, ее как и след простыл. Доступность способна убить все сексуальные порывы.
— Знаешь, со временем мечты тоже обретают опыт, даже мечты о самом насущном. Если раньше я непременно хотела большой любви, то сейчас готова ограничиться большой отдельной квартирой с видом на припаркованную внизу личную машинку.
— С открытым верхом? — отпустил я ее руку на свободу.
— Боюсь передозировки.
— Не бойся. Вот влюбленные же не боятся, что им сорвет крышу.
— Я бы сказала, мечтают.
— Знаешь, чего еще не хватает твоему очаровательному силуэту? Малыша, который семенил бы рядом, держась за руку, — решил я одушевить ее мечты.