— Кто? — посмотрел он на нее спокойно.
— Герои этой книги.
— Ну да, они же влюбленные…
— Я хочу мороженое, — прошептало мне воскресное утро.
— Его нет, — обнял я Лучану под одеялом.
— Давай заведем, — продолжила она.
— Где оно будет жить? — открыл я глаза и оглядел комнату.
— В морозилке, маленькое шоколадное, — повернула она лицо и нашла мои глаза.
— Там одиноко, его придется любить, — улыбнулся я ее серьезным зрачкам.
— Любить не так уж и трудно, если речь о мороженом, — не дрогнул ни один мускул ее красоты.
— За ним надо будет ухаживать, оно слишком быстро тает, — начал я гладить рукой ее плечо.
— Зато оно сладкое.
— Оно калорийное.
— Охлаждает в жару.
— Оно расслабляет, — не сдавался я.
— Создает настроение, если его долго облизывать, — поцеловала она меня в щеку.
— Вот-вот, тебе придется с ним целоваться, мне — ревновать, я не могу себе даже представить, что ты это вытворяешь с другими, — начал я жадно поедать ее губы.
— Может, тогда ребенка? Ты помнишь, какое число сегодня?
— Это так важно?
— Даты не важны, но помнить надо. Прошел целый год с тех пор, как я встретила тебя у лицемерочной.
— Когда ты, не зная, какую выбрать маску, рассыпала их перед моими ногами.
— А ты начал что-то говорить про мои глаза, помогая привести в порядок это лицедейство.
— Да, на столе мне тоже понравилось.
— Не спеши, в лифте, помнишь, как обнимались. Я сказала, что не умею дышать поцелуями, а ты мне ответил: «Вы необыкновенная, вы научитесь».
— Теперь каждое твое появление для меня как оргазм.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Приходи почаще!
— Чаще не могу.
— Почему?
— Захочется остаться, прирасти к этому дивану, включить футбол, попросить тебя принести пива из холодильника, завести детей, потом уже их просить принести пиво.
— Мужчине всегда что-нибудь мешает остаться или уйти. Так и живет между. Будто между — это и есть свобода. А ты не бойся, мужик! Жить с женщиной не так уж и страшно.
— Может, потанцуем? — обвила меня руками Лучана.
— Прямо в постели?
— Да, ты же меня больше никуда не зовешь.
— Знаешь, что больше всего любят женщины в мужчинах? — открыла бутылку воды Фортуна.
— Нет.
— Действие. Женщины, будучи существами, склонными к уюту и покою, нуждаются в человеке, который будет постоянно к чему-то стремиться, открывая им новые возможности, — сделала она глубокий глоток и предложила Павлу.
— Теперь ты понимаешь, почему они расстались?
— Да. Он зациклился на своем и перестал ее удивлять, — взял Павел бутылку и тоже выпил артезианской воды.
— Он перестал действовать.
— Привет, отвлекаю? — позвонила мне Лучана. Одна ее рука приложила к уху телефон, вторая рисовала ромашки в блокнотике.
— Да.
— Что делаешь?
— Думаю о тебе.
— Ты серьезно?
— Да.
— Тогда перезвоню позже.
— Еще чего. Говори. Я же скучаю.
— Скучаешь?
— Конечно, до такой степени, что стал одной маленькой кучкой.
— Надеюсь, не дерьма? — нарисовала она человечка, который должен был поливать ее ромашки.
— Не знаю, я не чувствую — у меня насморк.
— Ты простыл?
— Да, есть немного.
— Тогда почему же мы до сих пор не вместе? Я бы тебя лечила.
— Потому что нам надо быть вместе всегда.
— То есть ты сегодня не придешь? — оставила она садовника с лейкой в руке, но без воды.
— Я работаю.
— Значит, ты меня будешь лечить? — пририсовала она ромашкам завядшие листья.
— Я серьезно.
— Скажи мне, ты можешь просто любить, просто быть рядом?
— Нет.
— Почему?
— Потому что любовь сложная штука, любовь к тебе — тем более.
— Здесь ты прав. Тебе никогда не будет со мною просто, — пришла в ее сад девочка, сорвала ромашку и начала гадать на ней.
— Но лучше уж умирать от любви, чем от скуки.
— Моя жизнь проходит, пока ты работаешь.
— Ты хочешь сказать, что не можешь жить без меня, в смысле заниматься чем-то другим?
— Я не могу сделать ее интереснее, ярче, не могу ее сделать такой, без тебя. Ты же мне обещаешь все время, что вот-вот все изменится. Конечно, с обещаниями жить легче — опираешься и ходишь, как с клюкой, но потом понимаешь, что без них уже и не можешь.
— Это похоже на зависимость.
— Да, да, ты прав, я подсела. Я неизлечима. Я зависима. У меня жажда по ночам и сушняк на утро. От нехватки тебя. Отсутствие это выедает меня изнутри. Я чувствую, как становлюсь мелочной, шершавой, придирчивой, завистливой. Я даже не могу радоваться за чье-то счастье, будь то свадьба или рождение ребенка. Оно меня убивает, я места себе не нахожу, мне нечем заняться.
— Да, но как только я появляюсь у тебя, сразу находятся неотложные дела. Мы даже поговорить толком не можем.
— Почему не можем? — оторвала ее девочка цветку все лепестки.
— Потому что воздух в квартире перенасыщен твоей нервозностью.
— Я не подарок, но и ты уже не гость. А это всего лишь моменты передозировки моего счастья. Когда женщина стервит, очень трудно понять, чего же она хочет, не понять даже ей самой. Видимо, она хочет, чтобы ей разъяснили, — к девочке подошел садовник и начал ругать.
— Очень похоже на капризы маленькой девочки, которая скулит и просит куклу.
— Куклы меняются, капризы остаются. Расценивай их как показатели любви к тебе.
— В каждом капризе своя нехватка любви, — девочка показала садовнику средний палец.
— Теперь ты понимаешь, почему иногда одно твое слово способно вызвать оргазм.
— Люблю?
— Скучаю.
— Нежность — это тебе не ласка какая-нибудь: почесал спинку и свободен на всю ночь. Нежность способна растянуть удовольствие на целую жизнь, однако мало кто решается ею поделиться: мужчины — в силу того, что боятся потерять свое мужское начало, а женщины скупы из боязни, что любимые быстро подсядут на лакомство, — вслух высказалась вдруг Фортуна.
Павел промолчал, продолжая пожирать глазами нежные салатовые дали Италии, которые мелькали в окне.
Я засел в кафе в ожидании своего друга, Криса, с которым мы условились встретиться здесь, чтобы обсудить мою книгу. Он работал помощником главного редактора в одном из крупных итальянских издательств. Я заказал кофе и открыл ноутбук. В сети меня тут же сцапала Лучана:
— Сегодня все валится из рук, даже себя взять в руки не получается, так и валяюсь в кровати.
— У тебя же выходной, отдыхай, — ответил я ей.
— Я без тебя как пустой желудок, — налила она мне на экран.
— Я без тебя как пробка, как одинокий ублюдок, висящий в этом кафе, в ожидании чуда, — принял я игру, — может, тебе стоит покушать?
— Я без тебя — куча пыли.
— Я без тебя, как без неба облако. Как кофе без пенки, кстати, кофе до сих пор не несут.
— Я — как дождь без воды. Подожди, не выходи, я покормлю наших рыбок.
— Я без тебя как пальто, как рукав без руки. Съешь, наконец, что-нибудь и сама.
— Я без тебя — переход подземный безлюдный. Когда я одна, у меня нет аппетита. Кого я могу есть без тебя?
— Я без тебя, как внезапно уволенный отовсюду, даже из этой жизни. Я бы уволил и эту официантку…
— Я без тебя, как комната, лишенная окон. Официантки там симпатичные?
— Я без тебя, как шарик пинг-понга в этой же комнате. Симпатичные, но я им не нужен.
— Я без тебя, как сука, которой все можно, но не с кем. Неужели не догадываешься, каково мне без тебя. Одиночество обгладывает потихоньку, так что, обнимая после долгой разлуки, ты должен чувствовать, как я впиваюсь в тебя всеми костями моей голодной души.
— Я чувствую это всякий раз, как возвращаюсь домой. Я без тебя, как хищник без аппетита. Наконец-то кофе дымится у меня на столе.
— Я без тебя — день без номера, сущность без дня рождения. Кстати, твой уже скоро.
— Я, как дерево, весной обделенное, как пень, на который сели. Думаешь, я забыла? Впрочем, спасибо, что напомнил. Я даже не знаю, что себе подарить, но придумаю обязательно.
— У меня высушены губы поцелуями наших встреч, даже кофе не смог освежить.
— У меня будто небо отняли, кислородное голодание.
— У меня — солнце и землю. Официантка унесла тарелку с пирожным, которое я не успел доесть.
— Я иду и проваливаюсь в воспоминания. И на мне до сих пор твоих теплых объятий платье.
— Не снимай его, слышишь.
— Хорошо, снимешь сам. Я, лишенная без тебя этой буквы и смысла, не могу как следует выразить.
— Я тоже.
Я тоже знал, что женщина — существо как трепетное, так и капризное, что если этот разговор, наполненный такой любовью, преодолеет критическую точку, он может перейти совсем в другое русло. Женщине захочется тебя приватизировать и жить с тобой под одной кожей.
— Я хочу, чтобы ты принадлежал только мне, — подтвердила Лучана мои опасения.
— Я не могу тебе дать, чего сам не имею.
— Хочу к океану, валяться с тобой на песке под ладошками пальм и потягивать из стекла наслаждение.
— Лучана, загорать очень вредно.
— Хочу к тебе в мысли.
— Заблудишься.
— Хочу принадлежать только тебе.
— Вещи быстро стареют, — ответил я ей довольно дерзко, все время посматривая на стойку бара, в надежде увидеть Криса.
— Хочу быть собой.
— Это к зеркалу.
— Хочу тебя.
— Вот! Эту фразу я бы поставил первой. Я обескуражен.
— Я слишком много хочу?
— Крис прислал смс-ку, что он не ожидал, что мой роман ему понравился, но в нем проснулась чудовищная зависть к моему таланту и поэтому не может ничем помочь.
— Странно, но, по крайней мере, честно. Твоя книга и вправду срывает маски с людей. Может, ты действительно гений?
— Думаешь, за кофе уже могу не платить?
— Да, и пусть тебе возвратя