– Ну, сколько можно!? – крикнул Виктор и внезапно смачно плюнул на Алёшу. Слюни странно разлетелись по всему Двуколкинскому телу.
Вдруг соседи и винтовки стали растворяться. До Двуколкина дошло, что он лежит с закрытыми глазами. Разлепить их постепенно удалось.
– Ну, соизволил, наконец! – произнёс Виктор без винтовки и одетый по-другому, чем во сне. – Гляди, вода-то помогает! Ну, давай, блин, подымайся, лежебока! На работу опоздаешь! Ананасовую воду подносить! Ха! Когда я был мальцом, меня бабушка всегда водой будила! Как возьмёт, да ливанёт с ковша холодной – брр! Хорошо! Вот только власти наплевать на мою бабку! Знаешь, пенсия какая?..
Алексей с трудом присел на койке. После заседания до полвторого ночи он был еле жив. А ведь сегодня на повестке дня стояли целых две важнейших вещи: вставить, наконец-то, свой скандальный диск и взять из кабинета Снежаны то, что там припрятал.
– Ох… Спасибо, что поднял меня, Витёк! А то бы я снова…
На этот раз на зеркале бумажек не висело. Но зато одна висела на двери рабочей раздевалки. Алексей издалека подумал, что опять, наверно, прокламация. Но нет. Объява оказалась более привычной:
«Господа работники зала! За прошедший месяц в вашей раздевалке было обнаружено 3 (три) пакетика от чая, 2 (два) пакетика от сахара и 10 (десять) зубочисток. Объявляем, что в дальнейшем все обжоры, пойманные на месте преступления, будут строго караться: вся недостача за месяц станет вычитаться из зарплаты. В ином случае она будет вычитаться из зарплат всех работников зала. Ваши менеджеры».
Неплохо, неплохо, – подумал Алёша. Вот «Мак-Пинк» и показал своё лицо! «Надеюсь, что теперь урок про Че Гевару ещё лучше закрепится в их умах», – решил Двуколкин о своих коллегах.
С этой мыслью он и приступил к работе: погрузился в облака жировой вони, двинулся навстречу сочным запахам пластмассы и картона, типографской краски, мокрой тряпки и химсредства для прочистки аппаратов. Окунулся в добрый и привычный свист машин для наливания коктейля, хруст обложек бутербродов и глухой стук друг о друга толстеньких стаканов из картона.
Как-то раз Двуколкину пришло на ум, что в этих замечательных стаканах можно здорово выращивать рассаду огурцов. Увы! Возможности собрать это хозяйство и свести его в Игыз своим родным Лёша не имел. Его работа состояла в том, чтобы выбрасывать – всё, жёстко, без разбору, напоказ. Остатки колы. Грустные огрызки бутербродов. А порою даже целые, не тронутые тортики! Ирина всякий раз смотрела с грустью, когда в мусор уходил ещё один нетронутый «Шварцваальд» или «Малинка». Лёша понимал. Он был профессиональным грешником – ведь что такое выброс хлеба, выброс пищи, а тем более, пригодной? Ощущения были ещё хуже, если Лёша думал о несчастных голодающих народах в области Сахель.
– Вот я тут колу недопил, – сказал ему один клиент. – Глядите, не пролейте.
– Что ж вы так? – спросил Алёша с осуждением.
– Да не влезло… – сообщил тот доверительно.
Алёша возмутился:
– Как вы можете так делать, когда голодают дети в Никарагуа?!
– Ох, стыдно, не могу! – ответил парень. Похихикал и ушёл.
Беседы с клиентурой, впрочем, строго запрещались.
А недавно Ира принесла пакетик, положила его внутри тумбы для отбросов и просила класть туда фрагменты целой пищи – для собаки. Алексей с чего-то заподозрил, что собаки нет, а Ира ест сама всё это дело. Ну, пускай ест. Всё же лучше, чем на выброс.
В это утро, несмотря на час довольно ранний, и рабочий день, народу было много. Наиболее интересной Лёше показалась группа мрачных лиц. По всему было видно, что народ это до жути экстремальный, зверски эпатажный и чёртовски индивидуальный: в городе от силы можно было отыскать таких пятнадцать-двадцать тысяч, но не больше. С ног до головы ребята были в чёрном. Исключение составляла лишь кайма по краю их вампирских балахонов: скучно серая, неровной ширины, почти просохшая. Что делать! Осень, грязь. Алёша с любопытством наблюдал, как чёрные когтищи эротически впиваются в бок сэндвича, а губки цвета злобного агата тянут смоляную «Кока-колу».
Посредине зала, за большим столом, ловила кайф группа подростков, видимо, добравшихся до денег и решивших шикануть. Ребята не нашли ничего лучше, чем набрать крутейшей колы, обалденных бутербродов, суперской картошки – на, по меньшей мере, тысячу рублей (Алёша оценил на глаз). Теперь они сидели в ресторане с этой жрачкой и, сходя с ума от крутизны, орали на весь зал. Наверно, им казалось, что они вкушают власть. Алёше же зачем-то пришёл в голову Артур и его рыцари. Вот странно! Стол в «Мак-Пинке» был совсем не круглый…
Алексей мыл пол и думал, как ему начать: забрать пакет или поставить диск. Решил, подумав, что начнёт с пакета. Это пройдёт тихо, а диверсия, конечно, так поднимет шум и усилит бдительность Снежаны, что, возможно, сделать что-то после будет невозможно. Но проникнуть в кабинет никак не удавалось. Как назло, Снежана целый час с утра сидела там, не вылезая: в другой раз Алёша был бы рад такому делу, но сегодня это напрягало. После ведьма принялась носиться по подсобке, по всем коридорам, кухне и местам кассиров: так, что выкроить минутку, когда Снежка точно будет вне своей каморки, было невозможно.
В животе Алёши зрело и грозило разорваться неприятное волнение. Он ходил туда-сюда, искал работу, чтобы отвлечься, делал вид, что шибко занят и смотрелся, вероятно, как идейно заинтересованный трудяга Корпорации. При этом одним глазом Алексей старался наблюдать свою начальницу.
В конце концов, часов в одиннадцать шанс выдался. Какой-то дядька подошёл к Снежане и стал возмущаться, что на гамбургерской булке нет кунжута, и на ней как будто бы сидели. Если честно, то семян там в самом деле не водилось отродясь, а непомятых булок Алексей в «Мак-Пинке» не видал.
– Но на рекламе, там, при входе, есть кунжут и булка вовсе не такая, она пышная! – шумел обманутый клиент.
– Тут видите ли что, – печально отвечала ему менеджер согласно плану «А» для таких случаев. – У нас недавно, прямо вот вчера сменился поставщик. Буквально на два дня сменился. У него такие булки. Мы и сами, знаете, не рады…
Дядька отвалил на место, но спустя минуту или две вернулся, чем привлёк внимание всех рабочих и клиентов.
– Эта булка чёрствая! – сказал он возмущённо.
Менеджер Снежана молча взяла булку и пошла с ней… Лёша знал, куда. Знал, сколько времени обычно это занимает. И прикинул – он успеет.
Забежал в подсобку, словно вор прокрался в кабинет, тотчас увидел свой пакет, завёрнутый в газету, ухватил его, рванулся в раздевалку, спрятал и вернулся.
Уфф…
Вернулся в зал как раз, когда Снежана возвращала сэндвич недовольному: конечно же, не новый, тот же самый. С ним она ходила до микроволновки.
– То есть, вы считаете, что если разогреть сухую булку, она будет свежей?! – возмущённо проскрипел клиент.
– Конечно! – и Снежана по-американски улыбнулась. – Приятного аппетита!
«Рыцари квадратного стола» наелись своей «супер-жрачкой» и упали на диваны – сытые, пузатые, довольные. Алёша подошёл забрать у них часть мусора. «Не надо, не берите!» – попросили «господа». Они сидели за столом, горой заваленным бумажками, обёртками, картонками, рыгали и пинали под столом пустой стакан. Всё это, как и хрюкать, и орать, конечно, было их полнейшим правом: ведь они же заплатили! Подростковая компания стала композиционным центром заведения.
– Хороши! – шепнула Лиза.
– Да уж, не то слово, – тихо отвечал ей Алексей.
Потом они вдвоём помыли плинтус и душевно насладились разговором о проблемах анархизма.
Где-то через час компания, наконец, изволила отчалить. Лиза и Алёша подошли к их столику убрать помойку, где в ворохе бумаги временами попадали плотные и тёплые комочки целых бутербродов. И тут снова началось непредсказуемое. Подруга подняла одну обёртку, развернула и с волнением прошептала:
– Лёш! Смотри!
На промасленной бумажке вместо столь привычной там эмблемы заведения и надписи «Недорого и вкусно» помещалась буква «А» в кружочке. А под ней ребята прочитали откровенный слоган «Бей буржуев!»
– Это он же, это он же! – зашептала Лиза, то ли в страхе, то ли в восхищении.
Свернув бумажку, сунула её в ботинок: карманов на фуфайке не было. Алёша покопался в куче, вынул около десятка этих же обёрток, но вполне нормальных, а потом ещё одну… На ней был серп и молот, а слова внизу гласили: «Революция – сегодня!». Надпись и рисунок были от руки.
– Блин, надо, чтоб Снежана не увидела!
– Смотри, ещё, ещё!
Звезда. «Мак-Пинк – дерьмо!»
– Всё от руки! Когда успел?
– А эти гопы ничего не разглядели… Идиоты!
Алексей хотел сказать ещё раз, что всё это надо поскорее спрятать от Снежаны. Не успел. Злодейка подлетела к ним как коршун, сзади. Как смогла заметить? Ведь они всего-то обменялись парой фраз. Схватила «артефакт», взглянула, заорала, чтоб отдали остальные…
Через пять минут весь штат был на ушах. Нашли ещё десяток этого же рода «документов»: на пустых обёртках сэндвичей читали «Че вернётся», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Сталин с нами!», «Кремль на мыло!» и так далее. Даже под искусственным загаром, пудрой «Люмене» и прочим было видно, как Снежана раскраснелась. К ней, конечно, пришла та же мысль, что ко всем: ворвавшись в кухню, словно Чёрный Плащ «на крыльях ночи», она жутко начала кричать на двух киргизок, бедных девочек, которые лепили эти сэндвичи и пеленали их в бумагу.
Экзекуцию видел весь штаб. Две бедняжки, наверно (а может, как будто?) не поняли, в чём их вина. Не успели. Из кипы обёрток, готовых к работе, Снежана достала, порывшись, ещё две крамольные. Девочки плакали. Ксюша, Ирина, Василий и все остальные всем сердцем жалели несчастных – помочь же ничем не могли.
– Так! Всем быстро работать! Батыр – на их место. А вы две – со мной.
Алексей вышел в зал, ненавидящий, злобный, взволнованный. Жирная тётка, похожая очень на свинку из «Ну, погоди!», пожирала свой сэндвич и тупо смотрела на телек, где дрыгали попами чёрные девки, поющие чушь по-английски. И тут Лёша понял: его миг настал. Снежана ушла в кабинет со своими киргизками: это надолго.