Вот так просто.
Естественно, он дергался, верещал и пинался при виде помещения, кресла, шумящего пневматического генератора, промышленного прожектора на стойке, положенной на штабеля поддонов ламинатовой крышки, граффити на стенах и пластиковых чемоданов. И прежде всего — при виде архаичных металлических инструментов, разложенных рядами на импровизированном столе.
Кто бы сомневался.
На него обрушился очередной сокрушительный и точный удар под дых, прямо в солнечное сплетение, а затем его прижгли тазером и пристегнули к креслу. И все.
У одного из них были дреды, у другого — большие белые зубы и узор из племенных шрамов на щеках, третий выглядел как подросток с мягкой короткой бородкой и в футболке.
Гудел генератор, порывы ветра вбрасывали сквозь дыры в стеклоблоках мелкую водяную пыль, кружившую в снопах света из сдвоенных прожекторов.
Спинка кресла поднялась в вертикальное положение, треща древними храповиками. Норберт дрожал так, как никогда еще в жизни. Мышцы судорожно дергались, не хватало дыхания, и он давился спазмами, словно только что пробежал марафон.
И тем не менее все это время ему казалось, что происходящее не может быть не чем иным, кроме как кошмаром. Он вспоминал все те сновидения, когда он нисколько не сомневался, что все это происходит на самом деле, а потом его вдруг выбрасывало во тьму реальности, словно пробку из-под воды, и он оказывался в промокшей от пота постели, с отчаянно бьющимся сердцем.
Все это время он пытался проснуться.
Похитители приходили и уходили, совершая непонятные действия, и создавалось впечатление, будто они готовят студию к записи.
Кто-то поправил прожектор. Другой открыл несколько выстланных губкой пластиковых чемоданов и извлек из них свернутые кабели с разъемами-крокодилами, миниатюрную дрель на аккумуляторах, в самый раз для работ по моделированию, несколько пластиковых бутылок с какой-то жидкостью и древний шприц — большой, наверняка ветеринарный, заканчивавшийся ржавой иглой.
Двое нигерийцев внесли жестяную емкость с ручками, со скрежетом волоча ее по полу. Пришел еще один, таща внушительного размера пластиковые канистры. Надев толстые резиновые перчатки до локтей и защитные очки, он начал осторожно наполнять емкость чем-то дымящимся и издающим кислый резкий запах хлора и сильнодействующего чистящего средства.
Кажется, именно тогда Норберт начал кричать, звать на помощь и пытаться порвать связывавшие его путы. Он метался во все стороны, но стоматологическое кресло было столь тяжелым, что даже не пошатнулось и не дрогнуло.
Никто не пытался его успокоить.
В конце концов он охрип и выбился из сил. До него наконец дошло, что они находятся там, где даже самые отчаянные крики никем не будут услышаны и никого не взволнуют. Это просто не имело никакого значения. Они были словно в пустыне, на границе ада и небытия.
В помещение внесли складной туристический стул и столик, на который поставили портативный динамик в виде мигающего разноцветными диодами цилиндра. Наконец, вошел рослый нигериец с фигурой боксера, полностью лысый, с круглым массивным лицом. Одежду его составляли не пестрые шмотки парня с «квартала», а консервативный, сшитый по мерке черный костюм и ультрафиолетовой белизны итальянская рубашка. Если бы не перстни на толстых боксерских пальцах, его можно было бы принять за банкира.
Лысый полез за пазуху и почти с отвращением достал одноразовый карточный «таофэн». Проведя пальцем по экрану, он немного подождал, а потом сказал: «Готово». Это было единственное слово, произнесенное до сих пор в ангаре. Смартфон лег на столик, динамик радостно замигал разноцветными огоньками, и над ним появились ползущие вверх ядовито-голубые голографические кружки.
— Все может произойти быстро и гуманно либо длиться до ужаса долго и в муках, — раздался грохочущий, преобразованный вокодером голос. Невозможно было даже понять, мужской он или женский — в нем слышались истерические, одержимые нотки, явно позаимствованные у черного персонажа из какой-то игры. Голос то срывался на шепот, то начинал завывать. Голубые кружки пульсировали в его ритме.
Что-то загудело, и с ладони лысого боксера стартовал микродрон, который, мерцая пропеллерами, остановился перед лицом Норберта, настолько близко, что тот видел, как движется насекомоподобный глаз камеры.
— Меня интересует только одно, — продолжал голос. — Каким образом тебе удалось протащить регистратор в охраняемую зону? Что это за аппаратура, кто ею тебя снабдил, и кто ее сконструировал?
Норберт хотел что-то сказать, но с ужасом обнаружил, что не помнит ни единого слова. В голове ощущалась пустота, из пересохшего горла вырвалось лишь кваканье.
— Дайте ему воды, — приказал голос.
Спинка с треском опустилась назад, вместе с головой Норберта, закрепленной на ней с помощью еще одной, идущей поперек лба ленты. Кто-то зажал ему нос и впрыснул воду прямо в горло из заканчивавшейся короткой трубкой фляги. Он сделал несколько глотков, после чего захлебнулся и начал тонуть, плюясь водой и издавая судорожные булькающие взрыкивания, повергшие в ужас его самого. Кресло снова поднялось, позволяя ему кашлять и издавать свистящий, раздирающий легкие хрип.
— Вопрос ты уже знаешь, — сообщил голос. — Теперь тебе требуется мотивация и время, чтобы подумать над ответом. Прежде чем его дать, ты испытаешь на себе предварительные пытки, чтобы осознать, насколько высока ставка и каковы последствия умолчания или лжи. Начинайте. Закончите, когда я скажу. Единственное ограничение: он должен быть способен говорить. Не так, как в прошлый раз.
Норберт начал дергаться и кричать еще до того, как они размотали кабели, и парнишка в футболке клуба «Барселона» вставил в зажимы десятисантиметровые иглы. А потом он направился в сторону Норберта, и тот начал метаться так, что едва не порвал мышцы.
Безуспешно.
И тут раздался грохот — внезапный и резкий, но не оглушительный, сопровождавшийся чем-то похожим на треск разряда. Совсем как недалекий удар молнии — воздух даже наполнился металлическим запахом озона.
Наступила темнота. В предшествовавшей ей вспышке Норберт успел заметить только падающий дрон и даже услышал треск, с которым устройство ударилось о пол. А затем осталась только тьма и хор резких, чужих выкриков на языке йоруба.
Хор этот потонул в треске выстрелов и сериях голубоватых стробоскопических вспышек, на фоне которых виднелись застывшие в странных позах фигуры, словно исполнявшие некий дикий танец.
Грохот выстрелов был не столь оглушителен, как следовало бы. Он доносился словно из-за стены, к тому же с каким-то глухим отзвуком, не заглушая криков, грохота опрокидывающихся ящиков и даже звона падающих на пол старомодных металлических гильз. Пару раз на фоне вспышек Норберт заметил черные силуэты с лицами без глаз, слегка отсвечивавшие зеленоватым фосфоресцирующим сиянием.
Все это продолжалось три, может, четыре секунды.
А затем на какое-то время наступила кромешная тьма.
— Чисто!
— Чисто!
— Чисто!
— Цель! На два часа, за ящиками!
Одиночный выстрел смешался с приглушенным треском и пронзительным воплем.
Темнота, медный звон прыгающей по полу гильзы.
— Есть… Чисто!
Тяжелый грохот, словно свалилась тряпичная кукла. Хрип.
— Контроль!
Несколько одиночных выстрелов, один за другим, из разных мест. Снова стук гильз.
— Состояние целей?
— Всё, зачищено. Свет!
И вспыхнул свет — небольшие переносные фонари с адски мощными галогенными лампами. Стали видны опрокинутые ящики, забрызганный ярко-алой кровью пол и лежащие неподвижно фигуры в неестественных позах. В воздухе висели клубы синего дыма, воняло порохом и бойней.
Стоявшие вокруг люди поднимали угловатые очки, гася зеленоватое сияние, окрашивавшее их лица фосфоресцирующим свечением. На всех были одинаковые комбинезоны цвета сажи и увешанные магазинами жилеты. Норберт не имел ни малейшего понятия, кто они такие. Черные силуэты, в руках довольно старомодного вида пистолеты-пулеметы — маленькие, металлические, серые, с передней рукояткой и глушителями на стволах. Собственно, он не вполне соображал, кто он сам, — он знал лишь, что связан и дрожит как в лихорадке. Что-то ему подсказывало, что это никакая не полиция, и ничего еще не закончилось.
— Время?
— Шесть двадцать!
— Быстрее!
Все тут же поспешно разошлись, но каждый явно знал свое дело. Никто никому не мешал. Двое вышли и тут же вернулись, волоча по полу черные пластиковые мешки. Норберт услышал свист застежек, и на пол вытряхнули безвольные тела молодых мужчин с черными волосами и смуглой кожей, бородатых и усатых.
Кто-то подошел к Норберту, и в его руке появился обоюдоострый нож. Норберт в ужасе напрягся, но тут же услышал хруст разрезаемой пластиковой ленты и почувствовал, что у него свободна нога, а мгновение спустя другая. Мужчина освободил его, а затем помог сесть. Он почувствовал, как к его лицу прикасаются сильные, обтянутые латексом пальцы — словно руки робота.
Остальные занимались чем-то непонятным, ставя вертикально принесенные трупы южан, головы которых безвольно падали набок, а ноги разъезжались в стороны. Один поддерживал тело, другой совал в мертвые руки свой пистолет-пулемет, затем следовал сильный толчок, и тела с грохотом валились на пол.
Стоявший рядом с Норбертом поднял ему лицо, и в глаза его ударил яркий свет — сперва в один, а потом в другой.
— Подними руки, — услышал он. Он поднял руки, и тот резкими болезненными движениями ощупал ему ребра, затем надавил на кровоподтек над глазом. Норберт невольно застонал. — Вдохни.
— Что с ним? — крикнул кто-то из глубины помещения. Туда тащили очередное тело, на этот раз забрызганное кровью и голое. В кроваво-черной дыре на месте рта было видно, что у этого человека нет зубов. Еще хуже выглядели его руки — все пальцы были отрезаны в первом суставе.
— Порядок! — ответил фельдшер. — У него психологическая травма, обосрался и весь побит, но переломов нет. Будет жить. Одевайся, — это слово было обращено уже к Норберту. — Вот влажные салфетки. Только быстро.