Норберт снял шлем и осторожно положил его на кофейный столик, скорее опасаясь за последний.
— Без проблем, — обреченно объявил он. — Когда-то я за три дня научился прислуживать за столом в пятизвездочном ресторане.
— Если это был ВИП-сервис — уважаю, — ответил Птакер.
В первые дни во время тренировок Норберта тошнило от усталости желчью на пустой желудок. Потом он ощущал колющую боль в диафрагме и во всех мышцах, даже тех, о существовании которых он вообще не имел понятия, например между ребрами. Так начинался каждый день.
Затем он несколько часов надевал и снимал скафандр, а потом еще бегал в нем по саду, чувствуя себя словно сбежавшим со школьного представления.
Еще позже он надевал дисплей и корпел над тренажерной программой, изучая всевозможные функции своего нового костюма. В нем имелось три панели управления — на запястье, на груди и внутри шлема. Ношение скафандра напоминало ношение на себе кабины боевого истребителя. Программа сочиняла разнообразные аварийные ситуации и подсказывала решения. Он учился заменять батареи и баллоны с кислородом, менять поглотители углекислого газа, латать разрывы в оболочке, пользоваться системой связи, обслуживать воздушный шлюз. Овладев чем-либо из вышеперечисленного, он повторял задания на панелях управления настоящего скафандра, в котором имелась собственная обучающая программа. Чем-то это напоминало адски сложную и чертовски скучную игру. Сложным оказывалось даже обслуживание встроенных в шлем четырех фонарей с разными режимами свечения.
Времени у него практически не оставалось, но он хорошо спал и постепенно перестал наклеивать успокаивающие пластыри. В конце концов ему стало хватать раз в несколько дней впрыснуть в нос успокоительный аэрозоль.
Его оставляли в покое только в выходные, и тогда он мог отдохнуть, но все равно ходил вечно невыспавшийся. И потому, когда вместо того, чтобы гонять его по саду вокруг пансионата, Фоса позволила ему пойти на символический завтрак, настаивая, чтобы он съел только хлопья и выпил кофе, а потом его посадили в микроавтобус и куда-то повезли, он чувствовал себя словно на школьной экскурсии.
В неприметном сером микроавтобусе с затемненными стеклами обычно помещалось как минимум полтора десятка человек, но Норберт уже привык, что здесь ничто не выглядит так, как кажется на первый взгляд. Внутренность автобуса напоминала скорее лимузин с пушистым ковровым покрытием на полу, кресел для пассажиров было всего шесть, и каждое занимало столько же места, сколько четыре обычных. Возле кресла имелся раскладной столик, на расстоянии вытянутой руки — аппарат с напитками, а над головой — откидывающийся экран. Кроме водителя и Норберта, в машине ехали Птакер и Фоса, а также какой-то незнакомый тип, представившийся как Нырок.
Едва они тронулись с места, покачиваясь на горной дороге через лес, Норберт откинул спинку кресла, утонув в кожаном сиденье, и тут же заснул, убаюканный стучащими о стекло каплями дождя.
Очнулся он часа через три, когда они остановились на какой-то пустоши. Дорога из бетонных плит заканчивалась воротами с пустой бетонной сторожевой будкой, по обе стороны тянулось обвисшее ограждение из увенчанной колючей спиралью сетки, а за ним простиралось ровное, поросшее травой ничто, за которым в тумане маячили серые приземистые здания.
Нигде, насколько хватало взгляда, не было видно ничего и никого, достойного внимания, — только туман и моросящий дождь. А еще дальше — темная линия леса и горы.
Все молча продолжали сидеть на своих местах.
На воротах висели две жестяные таблички — одна с надписью FORŢELE AERIENE ROMĂNE, 71 BAZĂ AERIANĂ CÂMPIA TURZII[15] и сине-желто-красным кругом, а другая с перечеркнутым человечком и грозно скалящимся текстом ZONA MILITARĂ TRECEREA OPRITA[16]. У человечка была неестественно большая голова, но при ближайшем рассмотрении стало ясно, что это отверстие от пули, пробившей жесть и сорвавшей вокруг краску.
Камеры под крышей сторожевой будки выглядели обвисшими и мертвыми, как и все вокруг.
— Что дальше? — спросил Норберт.
— Ждем, — ответил Птакер.
— Но зачем мы сюда приехали?
— На карусели кататься.
Водитель закурил киберетку, и Норберт достал свою.
Откуда-то из-за зданий выехал угловатый вездеход, мигнул фарами и подъехал к воротам. Водитель жестом включил связь и сказал несколько слов по-румынски, из вездехода вышел человек в штатском и вошел в пустую сторожевую будку. Какое-то время ничего не происходило, а затем ворота начали отодвигаться, пронзительно скрежеща роликами. Незнакомец вернулся в свою машину, развернулся и поехал по дороге между зданиями.
Они двинулись следом, минуя покрытые потрескавшимся бетоном взлетные полосы, в которых из щелей тянулись к небу маленькие деревца, поросшие травой округлые ангары, за открытыми бронированными дверями которых маячили тупые носы невероятно старых, еще двадцатого века, советских истребителей.
Нигде не было видно ни единой живой души — они проехали лишь мимо нескольких покрытых активным хамелеоньим камуфляжем автодронов, которые катились на рубчатых шинах, а потом останавливались и поднимали боевой модуль, провожая их взглядом сканеров и шестиствольных пушек, словно смертоносные скорострельные аисты.
Лишь подъехав к какому-то зданию, они увидели людей.
Птакер и водитель вышли, оставив работающий двигатель и открытые боковые дверцы, поговорили с ними и что-то им вручили. Один из местных покачал головой. Они обменялись несколькими фразами, потом кто-то рассмеялся и протянул Птакеру руку.
Привставшая с кресла Фоса шумно выдохнула и снова села. Норберт заметил в ее руке массивный пистолет, который она тут же спрятала, словно вдавив в кресло. Что-то щелкнуло, и оружие бесследно исчезло.
Водитель шевельнул рукой, и двигатель смолк.
Внутри здания было пусто и относительно чисто, но все равно ощущалась атмосфера заброшенности. Пройдя мимо нескольких дверей с таинственными надписями, они спустились по лестнице. Ничто здесь внешне не напоминало заброшенную фабрику, куда приволокли его нигерийцы, но у Норберта все равно возникло странное ощущение, и змей паранойи сдавил ему внутренности.
Отыскав в кармане куртки ингалятор, он впрыснул дозу в обе ноздри. Лекарство начинало действовать примерно через минуту.
Спустившись на три этажа, они оказались в помещении, напоминавшем некий центр управления — ряды пультов и экранов, большие черные переключатели, металлические табло, все словно из исторического фильма про холодную войну, не считая нескольких армейских бронебуков и планшетов.
За пультами сидело несколько человек в штатском, а посредине стоял высокий худой тип лет шестидесяти, с коротко подстриженными пепельными волосами, в темном пиджаке и рубашке.
— Приветствуем вас на Семьдесят первой авиационной базе Кымпия-Турзий, — произнес он по-английски с сильным акцентом. — Как видите, недействующей, но аппаратура проверена и исправна, можно не бояться.
Норберт набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул. В животе уже ничего не щекотало и не сжималось. Спрей подействовал.
— Тех из вас, кто принимает участие в испытаниях, прошу пройти в раздевалку и подогнать комбинезоны.
— Надо полагать, это я, — сказал Норберт.
— Я тоже, — добавил Нырок.
В раздевалке на стойке висел ряд оливковых комбинезонов, а под ними черные военные ботинки с высокой шнуровкой.
— Не знаешь, что будет? — спросил Норберт, снимая брюки и рубашку.
— Тебе что, не сказали? Ну и пидоры! — удивился Нырок. — Хотя политически корректнее было бы «пидор и шалава», — добавил он. — Во время подъема у нас пару минут будет перегрузка в семь «же». Надо проверить, выдержим ли мы. Мы идем на центрифугу.
— Супер, — пробормотал Норберт, сражаясь со штанинами комбинезона. — Эта база — настоящая древность. Кто может гарантировать, что тут все не развалится?
— Никто. И так даже лучше. Официально нас тут нет. Ха! Да никого тут нет.
Вернувшись в зал управления, они получили по пластиковой фляге с водой, и какой-то лысеющий тип со смуглой кожей проверил их комбинезоны, дергая за складки. Больше всего его интересовали лампасы с путаницей эластичных трубок сбоку вдоль штанин и рукавов.
— Подтянуть, — велел он. — Должно быть плотно. Задерживать кровь в руках и ногах. Когда скорость, кровь идет от головы вниз, к ногам. Неправильно. Нокаут. Воду в карман с левой стороны кресла.
— Кто первый?
— Давайте я, — заявил Норберт, слегка удивившись собственным словам. — А то я что-то проголодался.
— Еще будешь этому радоваться.
— Прошу в камеру центрифуги. Техник поможет вам занять место в кабине.
Камера представляла собой большой круглый зал с окнами под потолком, сквозь которые Норберт видел зевак в центре управления. Посредине возвышался толстый металлический цилиндр, придавленный торчащей вбок решетчатой стрелой, словно у подъемного крана, заканчивавшейся веретенообразной угловатой кабиной. С противоположной стороны стрела была короче и завершалась тяжелым противовесом. В кабину вела узкая алюминиевая лесенка. Скользнув в кресло, он взялся за ремни. Техник помог ему их застегнуть, наклонившись с лесенки, а потом подтянул.
— Все в порядке?
Норберт поднял большой палец.
— Удачи, — техник закрыл люк и щелкнул засовами. Кресло было довольно жестким, но удобным.
Перед Норбертом засветился экран. Судя по оборудованию зала управления, он ожидал увидеть механические круглые циферблаты, но, похоже, устройство кто-то модернизировал.
Он надел шлемофон, куда менее изощренный, чем у его скафандра.
— Домнуле Фокус, вы меня слышите? — раздалось в наушниках.
— Четко и ясно.
— Сейчас начнем. Когда появится перегрузка, помните о дыхании. Набрать в грудь воздух будет трудно. Придется помогать себе возгласом, звуком, похожим на «хиик!». Потом задерживаете воздух в легких на три секунды, напрягая мышцы диафрагмы, и выпускаете. Я буду считать. На кресле под правой рукой есть большая красная кнопка «тревога». Воспользуетесь ею, если не сможете выдержать или что-то начнет вас всерьез беспокоить. Поняли?