— Друг, ты упал с саней в тоннеле. Не гуумта. Я очень жалко.
— Если ты меня обманешь, твой вожак будет мертвый. Развяжи Торес Лахл. Ты в порядке, Торес?
— Мне приходилось принимать роды раньше, справлюсь и сейчас, — раздался в ответ слабый голос. — Но я рада видеть тебя, Лутерин.
— И что тут происходит?
— Фагоры что-то должны сделать для Уундаампа. Он договорился, что отдаст им меня в оплату за какую-то услугу. Меня запугали до смерти, но вреда не причинили. А ты как?
Голос Торес Лахл дрожал.
Фагор не двинулся с места. Пока Шокерандит развязывал узлы на руках Торес, Уундаамп у него за спиной говорил:
— Такая приятная госпожа, да. Ничего ей не сделали, ага.
Уундаамп рассмеялся.
Шокерандит прикусил губу; придется позволить этому зверю сохранить лицо. У них больше нет денег, и им придется ехать с Уундаампом дальше, потому что иначе им не добраться до Харнабхара.
Когда ее руки были развязаны, Торес Лахл сказала Уундаампу:
— Ты очень добр. Когда твой ребенок родится, я куплю тебе и Моуб трубки с оччарой, итчо?
Шокерандит молча одобрил находчивость Торес. Поразительно.
Уундаамп улыбнулся и присвистнул сквозь зубы.
— А для ребенка тоже купишь, вдобавок? Если так, то я курю три трубки сразу.
— Я-я, только если ты выпроводишь отсюда этих мохнатых болванов, пока я буду принимать роды.
Бледная Торес Лахл смотрела прямо в глаза ондоду, и ее голос больше не дрожал.
Но Уундаампу еще не казалось, что его честь восстановлена в полной мере.
— Деньги давай сейчас. Моуб пойдет купить три трубки оччара сейчас. Лучше уехать из Нунаата, пока светло.
— У Моуб отошли воды, она сейчас родит.
— Ребенок не выйдет минут двадцать. Она быстро сходит и принесет. Покурим, потом рожать.
Уундаамп еще раз хлопнул в свои восьмипалые ладоши и рассмеялся.
— Ребенок уже почти выходит из нее.
— Эта женщина — ленивый мешок.
Уундаамп схватил жену за руку. Та послушно поднялась и села. Торес Лахл и Шокерандит переглянулись. Шокерандит кивнул, и Торес достала несколько сибов и протянула их женщине. Моуб завернулась в красное одеяло в желтую клетку и, ни словом не возразив, побрела к выходу.
— Останься тут, — сказал Шокерандит. Торес Лахл присела на скамью в пятнах вод. Вожак успокоился и, вывалив красный язык, сел возле шеста, к которому был привязан. По знаку Уундаампа фагоры двинулись в дальний конец дома, где вышли наружу через заднюю дверь. Шокерандит увидел, что на заднем дворе стоят сани Уундаампа, полностью готовые в дорогу.
— Где твой друг с хвостом на лице? — с невинным видом спросил Уундаамп.
— Я потерял его. Твой план не сработал.
— Ха-ха. Мой план отлично сработал. Мы едем в Харбер, не передумал?
— А ты разве не туда собираешься? Я заплатил тебе, Уундаамп.
Выражая полнейшую откровенность, Уундаамп развел руки в стороны, демонстрируя все шестнадцать блестящих ногтей с черной каймой.
— Если твой друг скажет полиции, не гуумта. Мне плохо. Этот плохой человек не понимает ондодов, как ты. Он хочет смртаа. Лучше нам ехать быстро, итчо, как только мой мешок выбросит ребенка из своего зада.
— Согласен.
Нет смысла дальше спорить. Шокерандит спрятал револьвер в карман. Мнимая тропа дружбы была восстановлена.
Они стояли в доме и смотрели друг на друга, асокин сидел у столба на цепи. Прибрела Моуб, завернутая в одеяло. Она отдала две трубки Уундаампу и снова тяжело улеглась на одеяло на скамью перед Торес Лахл, зажав третью трубку в зубах.
— Ребенок идет, гуумтаа, — сказала Моуб. После чего в полной тишине на свет появился крошечный ондод. Когда Торес Лахл взяла малыша на руки, Уундаамп только взглянул в его сторону, кивнул и отвернулся. И отправился на двор смотреть сани.
— Мальчик. Хорошо. Не люблю девочек. Мальчик сделает больше работы, скоро насчет байвак, может через один год.
Моуб села и рассмеялась.
— Ты глупый баран, ты не можешь хорошо байвак. Это ребенок Фашналгида.
После этих слов они рассмеялись оба. Уундаамп вернулся, прошел через комнату, чтобы обнять свою женщину. Они поцеловались, потом еще и еще.
Эта сцена настолько привлекла внимание остальных, что никто из них не слышал предупреждающего свиста, донесшегося снаружи. Трое полицейских с ружьями в руках вошли в дом через двери, ведшие на улицу.
— У нас есть приказ всех вас задержать. Против вас выдвинуто обвинение, — холодно сказал старший полицейский. — Уундаамп и женщина, за вами числится несколько убийств. Лутерин Шокерандит, мы следуем за тобой от самого Ривеника. Ты обвиняешься в том, что посредством взрыва убил армейского лейтенанта и его солдат во время исполнения теми служебных обязанностей. Ты также обвиняешься в дезертирстве. Далее, ты, Торес Лахл, рабыня, виновна в побеге. У нас есть приказ расстрелять вас всех тут, в Нунаате.
— Кто эти люди? — спросил Уундаамп, с наигранным удивлением указывая на Торес Лахл и Шокерандита. — Я их не знать. Они только пришли сюда, одну минуту, и натворили много какуул.
Не обращая внимания на ондода, старший полицейский сказал Шокерандиту:
— У меня приказ пристрелить тебя на месте, если ты попытаешься бежать. Брось на пол оружие, если оно у тебя есть. Где твой приятель? Нам он тоже нужен.
— О ком вы говорите?
— Ты знаешь о ком. Харбин Фашналгид, тоже дезертир.
— Я здесь, — неожиданно раздался голос. — Бросайте ружья. Я могу перестрелять вас всех, а вы не заденете меня, поэтому не пробуйте сопротивляться. Считаю до трех, а потом выстрелю одному из вас в живот. Раз. Два.
Ружья упали на пол. Тогда створки одного из окон стукнули, и из щели между ставнями выглянуло револьверное дуло.
— Хватай ружья, Лутерин, да поживее.
Шокерандит вышел из ступора и быстро выполнил указание. Со двора, где уже заливались лаем асокины, в заднюю дверь вошел Фашналгид.
— Ты очень вовремя, — подала голос Торес Лахл. — Откуда ты узнал, когда нужно прийти?
Фашналгид ухмыльнулся.
— Просто я рассуждал так же, как эти болваны. Я шел за красным одеялом в желтую клетку, таких немного, и не ошибся. Иначе как бы я вас нашел? Как видите, я даже переоделся.
Это было заметно. Фашналгид сбрил свои роскошные усы и коротко подстригся. Говоря, он профессионально держал полицейских на мушке.
— Ружья стоят хорошие деньги, — внес предложение Уундаамп. — Сначала перережем глотки этим людям, итчо?
— У меня нет возражений, мой маленький пожиратель падали. Твоему мохнатому другу повезло, что его не оказалось поблизости, иначе бы я точно вышиб ему мозги. Мне тоже повезло, потому что в городе полно полиции и солдат.
— Тогда нам лучше поскорее убраться отсюда, — сказал Шокерандит. — Момент для появления был самый подходящий, Харбин. Ты еще станешь старшим офицером. Мы присмотрим за этими тремя полицейскими, Уундаамп, а ты вместе со своей женщиной сможешь быстро приготовить сани и упряжку к отправлению?
Ондод немедленно приступил к делу. Он приказал жене и Торес Лахл выкатить сани из сарая и смазать жиром полозья, что, как он настаивал, было совершенно необходимо. Полицейским приказали спустить штаны и так стоять, положив руки на стену. Все отошли в сторону, и Уундаамп отвязал от столба вожака, Уундаампа, потом запряг его и остальных семерых асокинов, каждого на свое место. Занимаясь делом, Уундаамп вполголоса ругал собак, но каждую в разных выражениях и с другой интонацией.
— Пожалуйста, поскорее, — взволнованно попросила Торес Лахл.
Ондод вошел обратно в дом и уселся на одеяло, где его жена только недавно родила ребенка.
— Нужно чуть передохнуть, итчо?
Все принялись покорно ждать, и ни один не двинулся с места, пока чувство чести ондода не было удовлетворено. В открытую заднюю дверь, пока ондод методично проверял упряжь, мело.
Со стороны улицы они услышали свист и крики. Пропажу трех полицейских уже обнаружили.
Уундаамп взял хлыст.
— Гуумта. Едем.
Все поспешно погрузились в сани, предварительно засунув под парусину ружья. Уундаамп-погонщик выкрикнул команду Уундаампу-вожаку, и сани тронулись с места. Полицейские в доме принялись громко звать на помощь. С улицы донеслись ответные крики. Сани устремились к задним воротам, за которыми начиналась тропа.
В клетках заходились яростным лаем асокины. По пути к воротам Уундаамп поднялся в санях и взмахнул хлыстом так, что кончик ремня ударил по задвижке клеток, запертых на толстый деревянный клин. Ударом хлыста ондод выбил клин, и дверь клетки больше ничто не удерживало.
Под натиском асокинов она распахнулась, и злобные звери вырвались на свободу единым потоком меха, клыков и когтей. Чуя полицейских, асокины всей стаей бросились в дом. Уже через миг оттуда донеслись жуткие крики.
Сани набирали скорость, подскакивая на неровностях тропы, виляя из стороны в сторону. Уундаамп пронзительно кричал на собак, раз за разом точно взмахивая хлыстом и легко обжигая каждую по очереди. Они перевалили склон холма, выбрались на северную тропу, и рычание, лай и крики боли затихли в отдалении.
Шокерандит обернулся. Никто за ними не гнался. Приглушенные снегопадом крики все еще были смутно различимы вдали. Тропа неожиданно повернула, и Торес Лахл ухватилась за Лутерина. Одной рукой она прижимала к себе под меховой курткой новорожденного, завернутого в грязные тряпки. Новорожденный взглянул на нее и улыбнулся, показал крохотные, острые детские зубки.
Через милю Уундаамп притормозил и свернул к краю тропы.
Потом указал рукояткой хлыста на Фашналгида.
— Ты — человек, от которого какуул. Ты слезай. Не хочу.
Фашналгид ничего не ответил. Потом оглянулся на Шокерандита и поморщился. А потом спрыгнул с саней.
Пелена падающего снега мгновенно скрыла его фигуру. Издалека до них долетели последние слова капитана, отвратительное ругательство:
— Абро Хакмо Астаб!
Уундаамп уже смотрел на тропу впереди.
— В Харнабхар! — крикнул он.