– Не заводись, Ашот, – вздохнул Стас, – парня что-то муторит, вот он и пристает. «Как все» тоже по-разному бывает. Мика прав. Надо просто правильное содержание найти. И десять заповедей, и любой свод законов – это ведь и есть призыв быть как все. Хотя бы на этом уровне.
– Типа, «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан»? То есть будь гражданином – это приоритетно, а если можешь, то сверх того и поэтом? – спросил я.
– Типа того, – согласился он и предложил: – давайте по последней, и разбредемся.
Так и сделали. Мы с Дедом убрали посуду и отправились спать.
Три следующих дня прошли в рабочей суете, надо было к чему-то приходить, что-то завершать, куда-то двигаться. Мы состряпали медиаплан и работали с АнАнаном над его имиджем. Сочиняли фразы, продумывали, какие могут быть каверзные вопросы, как на них отвечать, и так далее и тому подобное. Гоша появился только на четвертый день. Дал мне конверт, попросив прочесть письмо, точнее, ту часть, которую он пометил. Сел в углу и уставился в пол. Не буду цитировать по писаному, суть сводилась к предложению. Как я понял, это было что-то вроде последнего письма Вадика непутевому племяннику. Что было в той части, которую Гоша аккуратно замаскировал, не знаю, но в той, что я прочитал, Вадюша рассказал, как шрджапат скинулся на его лечение. Потом он присовокупил, что свою квартиру в центре города он завещает Гоше. Гоша может спокойно там жить, и никто претензий иметь не будет. А может продать ее, вернуть парням деньги, а на оставшуюся сумму купить что-нибудь скромное на окраине. Должно хватить. Не хватит, может и «Волгу» продать, которую он тоже завещает Гоше. Тем более что Гоша вряд ли станет ездить на такой машине. А ниже прилагался список – тот самый, где была расписана пулька и суммы, которые каждый из нас вносил (И как только Вадюша умудрился слямзить тот лист, да так, что никто и не заметил?!). Я дочитал, вложил лист обратно в конверт и спросил у Гоши, зачем он мне это показал.
– Помоги продать квартиру, – сказал он, – а то ведь меня кинут как лоха.
– Придурок! – бросил я. – Ты что, всерьез думаешь, что они возьмут твои деньги?
– Почему они? – спросил он. – Там и ты есть.
– А в морду не хочешь? Ты тут при чем? Не тебе давали и брать у тебя… Заткнись! – неожиданно прервав себя, заорал я, хотя он и так молчал. Я закурил. Руки у меня дрожали. Не знаю, почему. Почему-то я только сейчас осознал, что Вадика больше нет, а вместо него этот недоумок.
– Значит, вы все благородные, – заорал он в ответ, – даже ты! А я дерьмо собачье?! Так выходит? Ты что, не понимаешь, что он меня перед выбором поставил, он хотел, чтобы я выбрал, кто я— дерьмо собачье или… Он ведь так до конца и думал, что я мудак. Все время хотел из меня человека сделать… по образу и подобию. Своему! И сейчас небось сидит в раю весь правильный и ждет, что я опять лажанусь. Хочет, чтобы я доказал…
– Стоп! – сказал я. – Помнишь, АнАн говорил, что, если ты уверен в своей правоте, живи, никому ничего не доказывая.
– Он не так говорил.
– Так – не так! Я так говорю. Это мой постулат, я сам его вывел по жизни. И он что-то такое говорил, и тебе это понравилось. Вот сейчас у тебя выбор – поступить как сам хочешь, или так, как от тебя ждут. Пусть ждет только Вадик, который, кстати, уже ничего не ждет. Ты свободен в своем выборе. Иди, подумай и прими решение. Свое!
– А чего тут думать, я хочу вернуть долг.
– Плохой ответ, как сказал бы ПиПи. Повторяю: ты никому не должен.
– Слышал уже и понял: потому что я – дерьмо и деньги давали не мне.
– Дерьмо ты или нет, тебе видней. Тут дело в другом – нельзя оскорблять людей, а ты собираешься их оскорбить.
– Выходит, если я не верну долг, то дядя будет считать, что я подлец и скупер, если верну, то так будут… будете считать все вы. И что мне делать?
Мне стало его жаль, он ведь и вправду не знал, что делать, а главное, я почувствовал, что ему реально плевать на квартиру, он хочет поступить правильно. Самое смешное, что за ответом он пришел ко мне, человеку, которого все считали шалопаем. Но я не стал раздуваться, осадив себя тем, что Гоше просто больше не к кому идти, он ведь сирота. Я закурил, подумал и сказал:
– А ты пригласи клубят в ресторан.
– Кого? – не понял он.
– Ну, ребят, мужиков в смысле. Это наш Клуб, значит, ребята в нем – клубята.
– Смешно, – вздохнул он.
Я не понял, что ему смешно, но уточнять не стал и продолжил:
– Поблагодари за все, что они сделали для Вадика, и скажи, что ты навсегда перед ними в долгу. Моральном. И что если кому от тебя что понадобится, ты по первому свисту будешь рядом. А про письмо забыли. Считай, что его и не было.
Гоша так и сделал, чем заслужил признание Клуба. Судя по всему, у меня появился преемник, в смысле, более юный сын полка. Я, правда, слово не совсем сдержал, рассказал все Деду, взяв с него клятву, что он будет молчать. Имел на то право. Во-первых, Гоша – лох лохом – с меня клятвы не брал. Во-вторых, я подумал, вдруг Клубу каким-то образом станет когда-нибудь известно про письмо, и они решат, что Гоша скотина. Вот тогда Дед выступит с опровержением. Тем паче что он мое решение одобрил как единственно мудрое. Вот как!
Наша пиар-кампания резво продвигалась вперед. Слоган «Так же, как все» сработал. Поддержка щедро оплаченных звезд, красующихся на баннерах со своими версиями заполнения слогана, была очень популярна. Но суперпопулярной оказалась фиго-хрень, сочиненная Гошей в ту памятную ночь, ну, про «дрочу». Мы склепали мультяшный клип, Гоша с его группой (оказывается, у него имелась таковая) исполнил хит. Ролик мы запустили в ютуб. Все повторилось, как в тот раз с Большим. Разве что без склок и истерик шефов. Напротив, нынешние казались довольными. СМИ раздирали АнАна по своим полосам, соответственно, его рейтинг полз вверх. Инет изгалялся, но мы это использовали в плюс. Конечно, никто не считал АнАна серьезным конкурентом тройке лидеров, но для новичка он был неплох и внес какую-то свежую струю в привычный иконостас вечных кандидатов.
Я мог бы успокоиться и расслабиться, но что-то грызло меня. Точнее, я понимал, что долго это не протянет. Не было ни в АнАне, ни у АнАна чего-то цепляющего, того последнего штриха, который мы так и не нашли. Это было непрофессионально, и это не давало мне покоя. Честно говоря, был еще и личный момент. Уж не знаю, как этим пронырам «пираньям» удалось, но они работали на кандидата, в списке лидеров числившегося третьим. Получалось, что, отшив бывших коллег, я открыл им путь наверх. И это уже во второй раз. Может, ПиПи прав, я приношу удачу не себе, а тем, кто рядом? То есть я не лаки, а талисман. Но откуда это известно Элис? Уж точно она была со мной не просто так. А ради чего? Ведь она так ничего у меня и не выпытала. Вот головная боль, причем, как всегда, бинарная – личная и профессиональная. Нет, надо это сломать, почему моя удача должна работать на других?!
Дед, которому, напившись, я все это выложил, заявил, что если я буду вредничать, то удача отвернется от меня и в таком варианте. И, мол, грех мне жаловаться – я раскрутил человека с нуля, а «пираньи» взяли готовенького. Я мрачно скорректировал: «Не взяли, а я им на блюдечке поднес». Дед посоветовал не страдать манией величия, ибо прямых доказательств этого у меня нет. Может, ребятам просто подфартило. А то, что Элис не идет на контакт, вполне понятно – во время боевых действий это может трактоваться как сговор с противником. Я вынужден был согласиться, хотя легче от этого не стало. Я отправился спать, решив, что завтра серьезно проанализирую это. Но события приняли неожиданный оборот.
Утром хмурый Степка сказал: «Я понял, что мне не нравится. Вокруг АнАна какие-то неудачники. Мы думали, что к нему спланктонит средний класс, интеллигенция и прочее, ну, которые хотят быть «как все», но чтоб их за это не презирали, а уважали. А вышло, как всегда. Отстой!»
И тут Филя, очень редко открывавший рот, произнес спич, который перевернул мое мировосприятие. Да-да, как бы помпезно это ни звучало.
– Вокруг Иисуса тоже были… неудачники, – не отрываясь от компа, сказал он, – наверное, по тем временам их тоже отстоем считали. А потом Лютер и Кромвель провернули церковную реформу, и бюргеры добились того, что их стали уважать. Они ведь того и добивались, чтобы «как все», но не отстой, как их считали аристократы, а как… Ну и так далее.
Мы со Степкой – два хреновых пиарщика – молча слушали с отвисшими челюстями. Филя наполнил пустоту содержанием. Оставалось придать ей форму. И разрази меня гром, если меня не осенило! Но я прикусил язык, надо было не спугнуть удачу.
По всем законам конспирации я пригласил АнАна прогуляться, чтобы свести вероятность прослушки к нулю. Мы кормили в парке лебедей, и я излагал ему свой план.
Накануне я опробировал его на Деде, и Дед, приложившись устами к моему челу, изрек, что недооценивал меня. Он был потрясен моей идеей и сказал, что если план сработает, то он запишется волонтером-агитатором в Ан-Ановскую, точнее мою, команду.
И вот теперь, медленно – чтобы умерить свой пыл – кроша булку и бросая лебедям, я посвящал своего (!) кандидата в идею. Я старался не смотреть на него, чтобы выражение его лица не повлияло на мой ритм. Но и боковым зрением чувствовал, как напряженно он слушает.
Он явно примерял на себя предложенную мной роль. И это было хорошо. Когда я завершил свой монолог, он все так же молча продолжал крошить булку. Это было похоже на дедовское «докури и подумай с ответом». Я тоже молчал. У меня слегка дрожали вспотевшие руки, но я знал, что не должен вытирать их – это выдало бы мое волнение. Неча было АнАну знать о нем, он должен был ощущать исходившую от меня волю и уверенность. Наконец докрошив булку, АнАн спокойно извлек носовой платок, протер руки и огорошил меня вопросом: