– А, – усмехнулся тот, – смотрел я этого парня в Интернете. Интересный типаж. Сначала такой серый был, скучный. Потом смотрю, харизма пробивается. Очень странно. Все помешались на нем. Но вы… вам что за забота? Пардон, нам. Нам пора о будущей жизни думать. А это все… это уже дела молодых, их дела.
Он кивнул в мою сторону, и Харитоша прыснул:
– Точно, Гогицвали, это их дела.
Поднялся ржач. Когда он финишировал, Андрюша ввел Гоги в курс, и тот аж присвистнул:
– Пацан-то вырос. Ты смотри – кандидатов лепит. А президента сможешь?
– А чем тебя нынешний не устраивает? – хмуро спросил я.
– Типун тебе на язык! Я не о нем. У нас скоро в Союзе кинематографистов…
– Нет! – завопил я. – Только не это!
– Видишь ли, – объяснил Андрюша, – тут все не просто.
Он рассказал историю моих мытарств, и Гоги, почесав нос, вдруг запел. Потом, остановившись на середине, сказал:
– Мика, я всегда знал, что ты талантливый парень. Напиши лучше сценарий. Писать никто не умеет. Идей нет, понимаешь? А у тебя они через край.
– Слишком хорошо, чтобы быть правдой, – подал голос Дед, – он без гемора на свой зад не может.
Я укоризненно посмотрел на Деда и спросил:
– Гоги, как тебе сюжет про выборы…
– Нет! – взвыл тот. – Достали! Комедия нужна!
– Ну, сделаю комедию про выборы. Хочешь?
Он не успел ответить – звякнул мой мобильник. Это была Элис! Я извинился и отошел. Элис сказала, что есть дело и надо срочно встретиться. Я кивнул как дурак, потом сказал, что сейчас за городом и потому быстро не получится. Мы договорились, что я позвоню. Я вернулся, посидел немного со своими, пытаясь вникнуть в суть их спора. Не вышло. Жестом отозвал Деда и сказал, что уйду по-английски. Чтобы Дед не беспокоился, успокоил его тем, что оставляю в заложниках Степку, Гошу и свою машину. Потом перемахнул через забор и отправился на дорогу – ловить попутку. На подъезде к городу позвонил Элис, и мы договорились встретиться в кафе.
Я пришел первым и, когда она вошла, опять подумал, что эта женщина могла бы сделать счастливым любого мужчину, если бы была женщиной. Но она была пиарщицей. Пираньей.
Мы взяли кофе и воду. Я молчал – иногда партию определяет ход черными. Элис смотрела в огромное окно, уж не знаю, зачем продолжая тянуть паузу, в конце концов не я ее позвал, а она меня. Я было подумал, что можно кончить молчанку, проявить свои качества джентльмена, как она наконец заговорила:
– Был в биографии АнАна один факт, он чуть было не порешил одного…
Я перебил ее, докончив за нее историю, изложенную мадре. Кстати, выходит, она не приукрашивала факты. В глазах Элис промелькнуло удивление и даже одобрение. Словно она обнаружила, что ученик превзошел ее ожидания. Восхищения не было. Я рассердился, хотя и не подал виду, и сказал, что мы рассматриваем несколько версий, включая ту, что тем недобитым хмырем мог быть ПиПи. Она отрицательно покачала головой и выдала обалденный факт.
Оказалось, что та сакраментальная история, изменившая мировоззрение АнАна, была подстроена самой девицей, в которую он был безнадежно влюблен. Дело в том, что эта Нинка была из номенклатурной семьи, а ее избранник – из пролетарской. Неравные браки не поощрялись даже в стране всеобщего равенства. И вот эти двое – Нина и ее избранник – разыграли спектакль, в котором была крутая драка с «хулиганами», на которую спровоцировали ничего не подозревающего АнАна. В результате по сценарию Нинку спас ее парень и тем самым получил благословение ее родителей на брак с их дочерью. А бедного АнАна замели неожиданно появившиеся менты. Это было совсем не по сценарию, и Нинка решила, что не станет строить свое счастье на чужом несчастье. Она вынудила номенклатурного папашу вызволить АнАна, наплетя отцу какую-то слезливую байку о его помощи в том инциденте. Так что АнАна спас не предстоящий шахматный турнир, а своеобразное благородство авантюрной пары.
АнАн, естественно, ничего об этом не знал – он пребывал в депрессухе, из которой вышел неожиданно, причем абсолютно новым человеком – уравновешенным, спокойным и прагматичным. Внешне. Что там творилось в его голове, никто не знал. Но самое замечательное, что ход с двумя кандидатами предложил не ПиПи, а АнАн, который какими-то путями добился у него аудиенции. Более того, именно он настоял на том, чтобы его пиар-кампанию проводил я! Всю комбинацию, включая то, что на каком-то этапе я должен был узнать о существовании кандидата-двойника и то, что на него работают «пираньи», разработали АнАн и Карлыч. Так что бессмысленно искать, на какой крючок ПиПи подсадил АнАна, равно как и обратное, ибо оно очевидно. Оставалось понять, какого черта АнАну все это понадобилось? Задумывал ли он сразу выскочить в семерку лидеров или хотел пока просто стать публичным человеком, а там уж степ бай степ внедрять неведомую нам идею? Тем не менее, рассчитывал ли он на то, что я катализирую процесс, и именно поэтому выбрал меня? Сели ли – пусть и случайно – мои идеи, так удачно раскрутившие его, на матрицу неизвестной мне его генеральной идеи или он принял их, понимая, что на этом этапе это ему выгодно? И генеральный вопрос: что этот гад задумал?
Когда я изложил все эти вопросы Элис, она пожала плечами:
– Зачем? Зачем тебе все это? Главное, ты понял, что был пешкой в чужой игре. Отсюда и пляши.
Я насторожился. В начале ее монолога я не спросил, откуда у нее информация. Во-первых, она бы солгала, во-вторых, я был занят тем, чтобы произвести эффект своей информированностью. Если я спрошу ее сейчас, это однозначно будет выглядеть как проявление моего недоверия. Но я действительно сомневался. Плюнув на все, я выложил ей свои сомнения. Она кивнула:
– Имеешь право – после того, как тебя использовали все, кому не лень (а вот за это я еще отомщу!), впору проверять даже телефонную книгу. Но, как ты понимаешь, источник информации я не раскрою. Следовательно, тебе решать – врала я или нет, и, соответственно, что тебе делать дальше.
У меня не было нужды спрашивать, как бы она поступила на моем месте. Я не сомневался, что Элис не стала бы тратить ни минуты на размотку психологических казусов, она начала бы действовать с исходной позиции: «Меня юзнули, я их отъюзю». Мне стало грустно, и я спросил:
– Элис, что ты читала из Достоевского?
– Все, – сказала она, – просто мы с тобой сделали разные выводы из прочитанного. Потому что ты завис на «Идиоте», а я на «Бесах». – Она встала: – Ты всегда ведешь себя как идиот. Одних это подкупает, других раздражает. Меня… забавляет… забавляло. Ты вырос, Маугли, пора читать другие книжки. Зависших во времени идиотов скидывают со счетов. И последнее… Ты раскрутил нас… как последний идиот, потому что сам оказался просто использованным и выкинутым. Но ты сумел подняться… и не стал мстить. Колол по-мелкому, ну так еще бы и без этого! Информация, которую я тебе сейчас… подарила, дорого стоит. Так что мы квиты. С этой минуты счет идет по новой, мы оба на старте и ничем не связаны… Мы – конкуренты. Берегись… Маугли!
Кажется, у меня горели уши, и она видела это. Но зато она не знала, о чем я думал на протяжении ее монолога. А думал я о том, заплатит ли она за свой кофе или оставит это мне. И если кто-то думает, что я размышлял о какой-то фигне, пока пиранья делала мне психоанализ, он просто плохо читал Фрейда. Или Юнга. Или Фрома. Хотя все это туфта. У меня свои психосимволы. Женщина, которая расплачивается за обоих – типа, она пригласила, ей и платить, – гендерная сучка. Женщина, платящая за себя, в лучшем случае не питает к мужчине половой истомы. Но если после такого монолога она оставляет мужчине право заплатить за чашечку кофе… значит, секс был отменный. А что еще надо мужчине, чтобы чувствовать себя доминантным самцом?! И что есть важнее этого? Элис встала, покачала головой – видно, что-то прочла на моем фейсе, – и вышла.
Ес!
Степка выглядел полным придурком и, хотя он таковым и был, вид этот мне не понравился, и я не замедлил высказать это. Он разорался, типа, какого хрена мы должны верить этой пиранье, основываясь на моем шизоанализе по поводу шизотраха?! Пока он вопил, я подкрался к двери и рывком открыл ее. На пороге, как и следовало ожидать, стояла Ангелина. Правда, в руках она держала поднос с двумя чашками кофе, но ведь ее никто об этом не просил!
– Чего изволите лыбиться? – хмуро поинтересовался я.
– Так сами и распорядились, – еще шире улыбнулась она и кивнула на дверь. Там действительно красовался плакат с распоряжением номер два: «Без улыбки не входить!» Вот стерва, как приспичило, так и повесила!
Я отобрал у нее поднос и захлопнул дверь, чуть не прищемив ее любопытный нос.
– Так что ты там вещал о нашем шизотрахе? – спросил я у Степки, ставя перед ним кофе.
– Тархун шизанутый, – сказал он, – какого фига ты перед ней перья распускал, вместо того чтобы отделять зерна от плевел?
– Знаешь, Степка, – ответил я, – мне и впрямь пофиг, врала она или нет. Она вернула меня в мое естественное состояние, за что я ей благодарен.
– Ага, в состояние естественного идиотизма.
– Степка, не нарывайся, все-таки я твой шеф.
– Дык мало осталось! Самое время сказать все, что я о тебе думаю, а то потом скажешь, если ты такой крутой, что ж не вкрутил, пока был подчиненным.
– Занятно. И что ты обо мне думаешь?
– Вот делать мне нечего, – заявил Степка, – как о тебе думать.
«Растет, – подумал я, – уже научился менять вектор».
Тренькнул телефон, и Ангелина сообщила, что меня требует Пимен Пименович.
– Допрыгался! – по-старушечьи шамкнул мне вслед Степка и добавил человеческим голосом: – Ты эт, юзни их по полной. Пущай не думают, что тут чайники пыхтят.
– Растешь! – все-таки выдал я похвалу и с легким сердцем отправился на десктоп к начальству (Степкина версия – «на ковер»).
– Изволите улыбаться? – поинтересовался Пимен, когда я переступил священный порог. Я подумал, что любое начальство предсказуемо, ведь не более десяти минут назад аналогичный вопрос я задал Ангелине. Посему я решил вести себя как она и ответил: