Ес! Недаром я терпеливо ждал, пока Ашотик клюнет на какой-нибудь профессиональный термин (да и Стасик чуть раньше сработал в том же ключе – профессиональнопсихологическом). Я дал Ашотику копию договора, полученного сегодня, и папку с бумагами, подписанную мной в самом начале, когда Пимен заключал со мной сделку на неслыханных условиях. Ашотик углубился в чтение. Гоги сидел гордый, осознавая, что его слова катализировали «творческий подход» Ашотика. Дед принес карты.
Наконец Ашотик дочитал и сказал: «Фактически, ты лоханулся. Вначале тебе подсунули две бумаги. Одна – договор, который тебе предъявили сегодня. Он действительный. Там есть все подписи и печати. Тот же, где тебе обещаны горы златые, без печати. Сто раз говорил – не подписывайте не читая! А если лень, дайте мне, я же денег у вас не прошу! Что теперь делать с этой филькиной грамотой?»
– Ашотик, – наконец нарушил унылую тишину Харитоша, – если ты денег не возьмешь, то нечего изображать из себя гения (какая связь?! Но, грех ждать от Харитоши логики). А если деньги подстегнут твой мыслительный процесс…
Все замерли, ожидая взрыва, но Ашотик неожиданно сказал, почесывая нос:
– Мика, кто-нибудь еще присутствовал при подписании первого договора? – Я ответил, что Карлыч всегда был при Пимене, как свидетель Иеговы. Ашотик взял нос в кулак и хрюкнул: – Попались голубчики. Обоих потащим в суд и поимеем на лжесвидетельстве и… впрочем, детали не существенны, еще разболтаете. Алекс, дай аванс. У этого раздолбая не возьму, пусть ему будет стыдно, что он сидит на шее Деда.
Дед гордо заявил, что, скорее, он сидит на моей шее, но его прервал Гоги:
– Говорил же, что, пока он не почувствует запах денег, мозги не завертятся. Ашот, ты не виноват, просто такая комбинация – армянин и юрист.
Ашотик не счел нужным отвечать. Взял у Деда доллар (я читал, что так поступал Перри Мейсон, когда работал на друзей или бедных клиентов) и, велев мне завтра притащиться в его офис для заключения договора, сел за карточный стол. Я был доволен – хотя бы на этом этапе проблема перестала быть моей, переадресовавшись моему адвокату.
На следующий день Ашотик огорошил меня сообщением о том, что одна из Пименовых контор зафрахтовала название «Антилузер». Это обнаружили ребята Ашотика, которым он на всякий случай велел собрать всю возможную информацию. Я аж подскочил:
– Невозможно! Я сам это сделал, сразу после того, как предложил идею АнАну… ну, чтоб он не присвоил ее.
Ашотик посмотрел на меня с уважением:
– Не знаю, кем был твой отец, но на такое ни Дед, ни твоя мать не способны. Молодец! Что значит, вращаешься в кругу умных людей!
Я признательно кивнул и поклонился, ведь, по существу, он был прав, я многому нахватался в их «шпате» (я так и не научился выговаривать это слово правильно). Ашотик погнал меня за бумагой, удостоверяющей мое право первенства, при этом не удержался от возмущения, что я состряпал ее не у него, а у каких-то проходимцев (хорошая, кстати, контора, это он от ревности). Через два дня дело было мирно разрешено без всякого суда. Ашотик встретился с Карлычем и сказал, что, до разговора с юристами Пименовой компании, хочет переговорить именно с Карлычем, так как раз в месяц расписывает пульку с Эдуардом Карпинским, приходящимся дядей Карлычу и всегда тепло отзывавшимся о племяннике. Так что он, Ашотик, перестал бы считать себя джентльменом, если бы первая встреча с Карлычем произошла в зале суда. Как бы он смотрел после этого в глаза Эдуарду. Потом он рассказал суть дела, присовокупив, что Мика хочет судиться даже не из-за договора, хотя и это дело выигрышное, а за пиратское присвоение его интеллектуальной собственности. Он показал Карлычу документ, где значилось число, намного более раннее, чем на аналогичном Пименовом. Наконец, добавил, что удивлен тому, что такая солидная компания работает с какими-то аферистами, впрочем, он готов сам выдвинуть против них иск и содрать с них кругленькую сумму Если, конечно, Мика получит свое по первому договору, а Пимен пригласит Ашота заняться делом о нейминге. Карлыч молча все выслушал, поблагодарил и обещал передать все шефу Ашотик вышел, переживая только из-за одного: с Эдуардом они действительно пару раз расписывали пульку, но ни о чем, кроме игры, не говорили. Ашотик просто в процессе наведения справок случайно узнал о родстве Эдуарда и Карлыча. Он очень надеялся на то, что Карлыч не станет справляться у дяди, говорил ли он с Ашотиком, хотя бы потому, что юридическая фирма Ашотика значилась в десятке лучших в стране. А уж то, что Ашотик явился самолично, вроде подтверждало человеческую сторону вопроса.
Словом, через пару дней я получил все, что мне причиталось, а Ашотик начал тихой сапой внедряться в серпентарий ПиПи. Довольный, он пригласил шрджапат на ужин в ресторан, где якобы поздравляли меня с победой, хотя в подтексте это относилось к Ашотику, о чем я и сказал в своем тосте. Даже Гоги не подкалывал Ашотика, только сказал, что было бы странно, если бы тот не сунул свой шнобель в образовавшуюся щель (в смысле, начал просачиваться в офис ПиПи). Самое смешное, что, вопреки стандартному представлению о размере армянских носов, у Ашотика нос был очень красивый. А вот у Гоги – настоящий шнобель. Но это не мешало ему трактовать ситуацию в традиционном ракурсе. Ашотик перестал обижаться на это только после того, как Стас объяснил ему, что у Гоги зеркальный комплекс, ну, типа, оттого, что в их случае национальные носы как бы поменялись местами. Не знаю, придумал это Стас или в психологии есть что-то такое, но Ашотик перестал огрызаться, когда Гоги донимал его, и больше не называл его Носидзе.
Лейтенант Пенкин ворвался в кабинет своего начальника, сияя как начищенная бляха.
– Шеф! – гарцуя от нетерпения, застрекотал он. – Представляете, ребята сняли с нашего жмурика! – Он трепетно положил на стол полуобгоревший браслет.
– И? – вяло поинтересовался капитан Колючкин, мысли которого были заняты свежаком.
– Так это ж флешка! Флешка, трах ее тибидох! И я распечатал!
– И? – повторил капитан, но уже с интересом.
– Не поверите! Роман! Парнишка накатал роман, учитаешься!
– И?
– И что нам это дает? – понял Пенкин и, раздувшись до почти взрыва, выпалил: – Так там есть посвящение. Сигизмунду Сигизмундовичу Алинскому!
Капитан непроизвольно подтянулся. ЭсЭс, как величали Алинского за глаза, был одним из самых крутых олигархов. Надо было сто раз подумать, прежде чем соваться к нему. А чтобы думать, надо было прочесть роман. Капитану это не улыбалось. Он заставил подчиненного кратко изложить суть прочитанного. Пенкин занервничал, объясняя, что это не произведет эффекта, так как вся прелесть (так и сказал!) в игре слов и мыслей. Капитан приказал на мозги не действовать и приступить к изложению без сочинения. Сам вооружился ручкой, записал фразу про игру слов и дальше кратко законспектировал изложение Пенкина. Потом приказал ему сделать распечатку.
Когда тот ушел, капитан стал думать и нашел решение. Позвонил руководству и переложил решение проблемы на него. В смысле, взял флешку, распечатку и двинул к подполковнику. Там кратко изложил суть романа, начав с посвящения. И завершил тем, что, с его точки зрения, чем более высокий чин станет говорить с Алинским, тем большая вероятность разобраться с аварией, вычислив давешнего жмурика, ставшего ее жертвой. Подполковник выслушал, кивнул и отпустил капитана. Тот вышел, искренне надеясь, что на этом его роль в этой истории завершена.
Сигизмунд Сигизмундович дочитал распечатку и по внутреннему телефону попросил зайти начальника службы информационной безопасности.
– Прочитал? – спросил он, едва только тот вошел. – Хоть о покойниках нельзя говорить плохого, но каков хрен!
– А по-моему, тянет на бестселлер, – усмехнулся Петр Алексеевич.
– Конечно, о тебе он не гнусявил, а меня самодуром выставил. И хватило же наглости сделать посвящение: «Сигизмунду Сигизмундовичу – винеру и деспоту, с признательностью от лузера по воле ему подобных». Что усмехаешься? Уже сократил меня до СигСига? Хотя это лучше, чем ЭсЭс.
– Думаю, что парнишка питал к тебе если не восхищение, то симпатию, – рассмеялся аналитик, – это же очевидно между строк. И, кстати, я не шучу по поводу бестселлера. Книгу надо опубликовать аккурат перед выборами и сделать крутую раскрутку. Хоть на «антилузере», хоть на «антивинере». Пипл, поверь, схавает.
– Петь, ты нахватался его жаргона.
– Нет, ты послушай, это действительно можно раскрутить. Кстати, если не ошибаюсь, именно ты привел парня сюда.
– Ну да. Мой отец был студентом его деда. Когда-то тот был блестящим физиком, но в лихие 90-е сломался. Бомжевал, пил. Парень жил с ним, о родителях ничего не знаю. Словом, отец попросил, ну я и пристроил… кофебоем. Выше он и не поднялся.
– Жаль, парнишка талантливый. Надо было приглядеться, а мы прозевали. Хотя… с чего бы ему стали помогать в… серпентарии. Хорошо, хоть со свету не сжили.
– Ну тебя, ей-богу. Как теперь его деду сообщить? Он, говорят, не просыхает… придется хоронить за счет фирмы.
– И похороним. И с почестями. Это и будет началом раскрутки.
– Угораздило же полицию открыть его флешку! – вздохнул Алинский. – И где он только печатал свой… шедевр, у него ведь и компа не было. Ну и что теперь делать?
– Зарегистрировать пиар-компанию «Пираньи пиара». Потом зарегистрировать оба слова – и «антилузер», и «антивинер». Потому что парень был прав: «Мир отнюдь не таков, каков он в реальности. Мир таков, каким его вколачивают в наше сознание».