Боль немного прояснила голову и породила ярость. Я схватил ее за горло и сжал пальцы, пока не услышал хрип. И прямо так поволок в подъезд. Если помрет в процессе этого длинного пути, то сама виновата! Я до сих пор не убил ее только по одной причине, спящей в соседней комнате. Но не надо меня провоцировать. Я с трудом вытащил нож из груди и кинул на пол.
В подъезде сразу стало легче. Я, не разжимая пальцев, прижал трясущееся тело к стене. На шее останутся синяки. Если она доживет до синяков. Сначала внушил спокойствие и только после этого разжал руку.
— Не ори, — сказал я тихо. Надеюсь, что баба Женя и другие соседи уже давно спят, но рисковать не следует. — Или убью.
Она прижала руки к своей шее, немного успокоилась, но все равно продолжала шумно дышать.
— Ладно, я вампир. Хоть с этим определились. Но что плохого я сделал твоей дочери или тебе? Не я ли тут вас защищал?
Она нахмурилась и кивнула. Потом решилась спросить:
— Зачем ты здесь? Что тебе от нас нужно?
— Я пришел, чтобы защищать твою дочь. И я могу увезти вас отсюда туда, где вам никто не будет угрожать. Скоро придут другие, а они не будут такими же добренькими.
— Зачем мы тебе?
— Я хочу обратить Настю. И тебя, если и на это дадут разрешение, — я не врал. Людмила с вероятностью в пятьдесят процентов тоже была моей наследницей. Скорее всего, Управление даст разрешение и на ее Ритуал.
— Обратить… в вампира? — она окончательно успокоилась. И, кажется, теперь была готова даже рассмеяться. — Ты в своем уме? Ты забыл, что я знала охотника и тот успел мне рассказать многое о вас? Не представляю, кто вообще добровольно мог бы на такое согласиться! Могущество? Бессмертие? Ради чего? Чтобы пить кровь других людей? Продать свою душу ради пяти веков полужизни?
— Душу? — меня зацепило именно это слово.
— Да, мертвец. Душу. Которая, в отличие от тебя, на самом деле бессмертна. Бог отвернулся от таких тварей, как ты!
— Пфф! — не удержался я. — Я умер девяносто пять лет назад, и с тех пор ни разу не видел даже признаков существования твоего бога!
— Это не доказывает, что его нет!
— И не доказывает, что он есть. И уж точно не доказывает, что он от нас отвернулся. Да святые гондурасы, это вообще ничего не доказывает! Кроме того, что некоторым смертным очень нужны иллюзии, — разговор становился предельно абсурдным. Но теперь я кое-что понял — Людмила никогда не даст добровольное согласие на Ритуал. Таким образом, то, что она моя возможная родственница, перестает иметь значение. Значит, выход только один. К тому же, мои силы восстановились до такой степени, что я могу сосредоточиться.
— Забудь о вампирах и охотниках — все, что с ними связано, все, что ты видела или слышала о них.
— Алекс?
— Да, Людмила Михайловна.
— Что… что произошло? Ты держал меня за шею… больно. А до этого я кинулась на тебя с ножом! О, господи… Я ранила тебя? — она увидела разрезанную на груди рубашку и кровавое пятно.
— Нет. Да. Ничего страшного.
— Алекс! Я не знаю, что… почему я набросилась на тебя!
— Вы слишком многое пережили за последнее время. Это был нервный срыв.
Людмила недоуменно трясла головой.
— Прости меня! Прости! Пойдем скорее в квартиру, я посмотрю твою рану.
— Не нужно, — я отцепил ее пальцы от своей одежды. — Все в порядке. Не волнуйтесь, пожалуйста. Идите, проверьте, не проснулась ли Настя. А я завтра к вам загляну.
— Ты так спокоен! Я чуть не убила тебя!
— Давайте об этом забудем?
Она взволнованно смотрела в мое лицо, ища хоть малейшие признаки негодования, а потом была вынуждена согласиться. Да, забудем. Уже забыли все, что нужно.
Не имею ни малейшего представления о том, как она теперь себе объяснит, куда делся Пол. Или почему сбежала от Настиного отца восемнадцать лет назад. Сейчас думать об этом не хотелось. Я могу стирать воспоминания, но не могу их заменить на что-то другое. Пробелы так и остаются пробелами. Но у смертных есть одна очень полезная черта — они сами объясняют себе все, что не могут понять. И она что-нибудь придумает сама. А я слишком сильно устал. Домой, пока Фея со скуки не начал ломать мебель. Дома мы устроим почти семейный ужин. На этот раз разрешу ему вызвать проституток, он давно просил. Девочки потом так смешно удивляются, что уснули в самом процессе! Извиняются, придумывают нелепые объяснения. А мы и не обижаемся на них — говорим, что все понимаем, что в следующий раз повеселимся, как следует, и даже всегда платим по тарифу. Не знаю, с чего Людмила так невзлюбила вампиров — посмотрела бы она на нас двоих, после ужина со смехом играющих в карты или смотрящих вместе какую-нибудь старую комедию. Идиллия! Не в каждой человеческой семье бывает такая уютная атмосфера.
К Насте я теперь заходил каждый день. Людмила Михайловна заметила, что в моем присутствии она на глазах оживает и становится веселее. Ну еще бы! Я же, хоть вам это и не угодно, упырь! Я ей помогаю своими упырскими способностями! Отношения у нас с этой женщиной стали прежними, когда она через пару визитов избавилась наконец-то от неловкости.
Сама Настя, конечно, до сих пор грустила и в институт все еще не вернулась. Она умница, нагонит. Наши занятия тоже временно приостановились, поэтому мы просто болтали, ужинали вместе или смотрели фильмы. Она спросила как-то, когда мы сидели на диване перед телевизором, а ее мать еще не вернулась:
— Алекс, ты мне друг?
Присмотрись повнимательнее! Я не друг тебе и никогда им не буду.
— А как ты думаешь, почему я тут сижу и смотрю эту чушь?
— Потому что тебе меня жалко.
— И это тоже, — на нее опять нашло настроение пооткровенничать. Это ничего хорошего не сулило.
— А как ты ко мне относишься?
Хочу разорвать тебя на куски и поцеловать каждый. Даже не знаю, в какой последовательности.
— Как к другу, которого мне жалко.
— А хочешь узнать, как я отношусь к тебе?
Уже знаю. Но лучше бы тебе об этом не говорить вслух.
— Валяй, изливай душу.
— Алекс, ты очень колючий! Почему ты такой? Ты заходишь ко мне каждый день… И если бы не был мне другом, не стал бы этого делать! Но каждый раз, когда я пытаюсь быть с тобой искренней, ты выпускаешь свои колючки! Скажи, что на самом деле чувствуешь — и я подстроюсь.
Пришлось посмотреть на нее, потом в потолок, потом снова вернуться к экрану телевизора. Демонстративно вздохнул. Скорее бы Людмила Михайловна возвращалась!
— Настя… Думаю, я не могу тебе дать то, на что ты надеешься.
— А на что я надеюсь?
— Ты хочешь меня.
Она возмущенно ахнула и даже резко отодвинулась. Но, надо отдать ей должное, вслух спорить не стала. Тогда я продолжил, глядя ей в глаза:
— Ты хочешь меня. Не любишь, как своего Дениса любила, а именно хочешь, — я знал, что делаю ей больно, но раз она хотела откровенности, то пусть ее и получает. — И тебе это не нравится. Ты думаешь, что этим его предаешь. И для тебя очень важно, чтобы я сделал первый шаг и тогда ты сможешь… поддаться. А я тут, каждый день с тобой рядом, но при этом никаких шагов не делаю. Это злит тебя. Хотя на самом деле, злишься ты только на себя.
— Алекс! — она вскочила с дивана. — Заткнись!
Лады, заткнусь. И я очень хорошо изучил Настю, чтобы понять, что она не станет отрицать правду. Просто ей нужно собраться с мыслями. На этот раз потребовалось минуты четыре.
— Прости, — она снова села, но на самый край дивана, чтобы не приблизиться ко мне. — Ты в чем-то прав. Но не во всем. Ты должен попытаться понять. Я вообще не помню, что такое сексуальное влечение. Это вылетело из моей головы вместе с амнезией. И ты стал единственным, кто вызывает во мне подобные эмоции. Только поэтому я так ими дорожу. Со временем такие же чувства я смогу испытывать и к другим, а ты мне просто показал, что я вообще на это способна. Я благодарна тебе за это и… ничего подобного не жду!
Да ладно! И если я сейчас протяну к тебе руку? Настя продолжила:
— Но тут не только это. Та легкость, с которой мы общаемся, то желание узнать о тебе все — это не только физическое вле…
Наконец-то ее мамаша соблаговолила вернуться с работы!
— Все, мне пора. А то Людмила Михайловна начнет меня сейчас уговаривать остаться на ужин, а у меня еще дела.
Настя как будто не замечала, что мама уже заходит в квартиру, снимает верхнюю одежду и скоро направится к нам. Она пристально смотрела мне в глаза:
— Алекс, пожалуйста, будь мне просто другом. Мне иногда кажется, что я жива только благодаря тебе. Я не жду от тебя ничего, кроме того, чтобы ты просто был.
Что ты прицепилась ко мне с этой своей дружбой?!
— Хорошо.
Она наконец-то улыбнулась, хоть и неловко. Теперь она вообще очень редко улыбалась.
— Завтра прокатимся на машине? — предложил я в награду за эту улыбку. — Хватит уже сидеть дома.
— Да.
И вот так продолжалось день за днем: разговоры о наших отношениях Настя больше не заводила. Она боялась меня спугнуть. Для нее было важнее мое присутствие в ее жизни, чем секундная страсть или порыв. Для меня же все становилось все хуже и хуже. Если она себе объяснила влечение ко мне ее психологической проблемой, которую они полтора года пытались решить вместе с Игорем, то для меня это объяснение не подходило. Я знал ее гораздо лучше, чем она знала меня. Знал особенности ее характера и привычки досконально, знал, какой сильной она может быть, и знал все ее слабости. И меня уничтожало это знание. Это уже не было просто страстью, которая, конечно, тоже не отступала. Мне бы уехать отсюда. Но ни Анита, ни талантливые скрипачки этот голод уже не утолят. Когда-нибудь я расскажу ей, кто я. И тогда она решит сама — казнить или помиловать. Ни в коем случае нельзя все испортить раньше.
Эти монотонные в своем напряжении будни разбавил звонок Игоря:
— Алекс! В городе Волк!
— Один?
— Не знаю. Думаю, да. Он сам пришел ко мне и расспрашивал о двоих пропавших.