фицируют, а по частям – это к психически нестабильным, те видят мир иначе…
– Если мы объявим какой-то подобный поиск в СМИ? – хмурясь, предложила Аня.
– Гарантированно поднимем панику, больше ничего, – кинул на нее снисходительный взгляд Григорий.
На какое-то время в кабинете воцарилось молчание.
– Это сколько же еще трупов может быть? – вроде как сам у себя спросил Самбуров. – Убийство из-за схожести жертвы с кем-то по подбородку? По глазам?
– Не только по чертам лица, – пожала плечами Кира. – По руке, ноге, по пупочку… Угадать, какие триггеры срабатывают у психически нездорового человека, почти невозможно. Нам ничего не известно о психозе. Что впечаталось в его память и по какой причине?
– Вот это да… – вздохнула Аня.
– Найди в архиве дело Анастасии Кирилловой, – велел ей подполковник. – Посмотрим, что там накопали. Но я все равно считаю, что это случайность и совпадение. И пропажа Кирилловой к нашим убийствам отношения не имеет.
Кира усилием воли сдержала самодовольную улыбку, но даже в ее походке что-то поменялось. Она расхаживала по кабинету с жутко довольным видом, праздновала победу.
Во всяком случае, Самбуров видел это именно так, провожая взглядом ее обтянутый платьем зад.
Кира сильно углубилась в это дело. Думала о нем постоянно. Перебирала в уме психозы и мании, которыми мог болеть убийца.
– Ты не здесь, – сказала Кире Таня на тренировке, когда та споткнулась и влетела в пилон лбом. – Где-то витаешь.
– Все. Я устала. Больше не могу, – призналась Кира. – И у меня обезвоживание. – Она сняла ботинки на каблуке и протопала к кулеру, подставила под струйку бутылку. – Похоже, зря я взялась за это дело. Не понимаю, что с ним делать. Испытываю такое чувство, будто все время что-то упускаю. Не могу выстроить единую линию, и не удается выцепить из домыслов какие-то отдельные признаки, по которым уже в реальности можно кого-то искать. И очень боюсь, что убийца продолжит убивать. Появятся еще трупы. Внутри все трясется от напряжения. Постоянно думаю, что должна найти убийцу до того, как он нападет еще на кого-то. На кону реальная человеческая жизнь. Жизнь какой-то реальной женщины…
– Ты взвалила всю ответственность за это дело на себя. Слишком серьезно к нему относишься… Найти убийцу очень важно. Но ты этой ответственностью совсем себя затюкала. Какая бы умная ты ни была, ты не Господь Бог. И жизни людские тебе не подвластны.
Кира, пившая воду, закатила глаза, потом оторвалась от бутылки и пошла переодеваться. Таня проследовала за ней.
– Звезда моя, вспомни себя саму! Как ты говоришь? Все должно быть просто. Нет никакого вселенского заговора. Есть человеческая глупость вселенского масштаба. – Таня улыбалась своей ученице.
– Все просто! – Кира кивнула, соглашаясь. – Все наверняка просто, а я усложняю слишком большим объемом своих знаний.
Таня кивнула:
– Я не могу тебе помочь. Но у меня есть одна подруга, она очень умная, всегда говорит по делу. Вот ее советы я тебе и пересказываю.
– Кто бы это мог быть? – Кира засмеялась. – Все должно быть просто. Ты гениальна, Таня. Я же говорю, у танцовщиц очень «прокачанный» мозг.
Глава 14
В желтом шелковом брючном костюме Кира выглядела колибри, залетевшей в Мавзолей Ленина. Сотрудники управления, не привыкшие к ярким краскам в своем учреждении, расступались, оборачивались, вздрагивали, подняв взгляд и неожиданно обнаружив перед собой силуэт, облитый солнцем, и не по статусу заведения легкомысленную, сияющую улыбку.
– Луч солнца в темном царстве, – всплеснул руками полковник Вольцев, встретив ее в кабинете Самбурова.
Он без зазрения совести пил чай из Кириной чашки и отчитывал ее непосредственного начальника, словно уличную шпану.
– На опережение, на опережение! – чеканил слова полковник. – Чему только тебя в твоих академиях учили? Три года в Америке проторчал, а что такое плановые сыскные мероприятия, так и не усвоил! Их методы, они, может, у них, там хороши…
Все это время Вольцев улыбался Кире, демонстрируя, как рад ее видеть. Ну, только не причмокивал от удовольствия, любуясь ладной красавицей. Самбуров подозрительно косился то на начальника, то на занозу в одном известном месте. Причем место свое, а заноза инородная, в лице Киры Вергасовой. Смурнел, хмурился, злился.
Кира не сомневалась, Дмитрий Юрьевич регулярно удостоверялся, не обижает ли подполковник его подопечную. Кира ловила себя на мысли, что тоже всегда радуется его приходу и вообще испытывает к нему самые теплые чувства. Что называется, работает, чтобы не подвести Дмитрия Юрьевича.
– Слушай, Кира Даниловна, у меня ж для тебя подарок есть, – вспыхнул Вольцев. – Я же даже со специалистом консультировался, а напрочь о нем забыл. Сейчас, обожди.
Дмитрий Юрьевич упруго соскочил со стула и вышел из кабинета. Через пару минут из коридора донеслись четкие команды:
– К Самбурову затаскивайте. Живо и аккуратно.
Распахнув дверь, полковник Вольцев придержал ее, контролируя, как два лейтенанта, примеряясь к дверному проему так и эдак, затащили в кабинет предмет внушительных размеров, упакованный в полиэтилен и бумагу.
– Без подарочного бантика, все-таки у нас серьезное учреждение, – радовался полковник. – Давай открывай.
Он вытащил ножницы из карандашницы, стоявшей на столе Самбурова, и протянул их девушке.
Заинтригованная Кира под циничным насмешливым взглядом Григория принялась разрезать упаковку.
– Ого! Какое классное и удобное! – Кира захлопала в ладоши. – Мечта любой спины!
Подарком оказалось ортопедическое кресло. Мягкое, стильное на вид, с подставкой под ноги и регулируемой спинкой.
– Мне специалист посоветовал, хороший мужик, еще в советские времена в меде учился, не нынешние фитюльки. Говорит, что почти для любой спины подходит, регулируется и все такое.
– Спасибо, Дмитрий Юрьевич. Спасибо. – Кира плюхнулась в кресло и подняла ножки на подставку.
– Откуда-то еще подставка выдвигается, под чашку, – сообщил полковник. Он добродушно улыбался. Довольный, что подарок Кире понравился.
– Ну, то есть мне диван поставить было нельзя? – надулся Самбуров. – А ей можно? Совершенно неформальное кресло. Вообще никаких ассоциаций с серьезным официальным заведением!
– Ты на диване в полицейской форме валяться собрался? – буркнул Вольцев. – На тебе погоны! Звание! Ты присягу давал. А у девочки творческий процесс, ей думать надо!
– Ну а мне думать не надо? – возмутился Григорий.
– Самбуров! Не хами, а? Ты и так по управлению в крагах и косухе ходишь, байк во двор загоняешь! С тебя хватит.
– Все равно несправедливо! – деланно шмыгнул носом Григорий.
– Жизнь, Гриша, вообще, несправедлива, – согласился Вольцев, радостно и умиленно взирая на Киру, настраивающую спинку кресла и выдвигающую небольшую подставку из подлокотника. – Иначе ты бы в стройбате служил.
– Куда ставить будем? – смиренно уточнил Самбуров у девушки. – Правильное положение по фэншую уже определила?
– Определила, – радостно кивнула та. – Вот сюда, к окну.
Самбуров самолично подвинул кресло, куда указала их новая сотрудница, и распорядился, заметив, что Аня едва сдерживает смех:
– Зурову скажи, как увидишь, чтобы стол убрал отсюда.
Аня кивнула.
Довольный Вольцев отправился восвояси.
Кира отодвинула жалюзи и, удостоверившись, что в чайнике есть вода, нажала на нем кнопку. Из картонной коробки пахну´ло ягодами. Она бы предпочла пюре из настоящей малины или клубники, но сама возиться не любила, да и Самбуров вряд ли оценит, если она начнет распространять ароматы ягод по кабинету. Поэтому ягодный чай она выпьет в кофейне.
С чашкой чая Кира расположилась в своем новом кресле, удобно вытянув ножки и откинувшись на спинку. Она принялась пролистывать альбом, оставленный Ниной Кирилловой.
Через пару минут зашла уборщица и забрала остатки упаковки.
Григорий как-то жалобно смотрел на Киру. Казалось бы, наконец она угомонилась, замерла в отведенном для нее месте, перестав смущать и отвлекать постоянным метанием по кабинету. Казалось бы. Но что-то опять пошло не так. Он так и не мог сосредоточиться на работе. Кира Вергасова одним своим присутствием в зоне его видимости притягивала его взгляд, мысли, внимание.
Кира листала альбом. С фотографий на нее смотрела то красивая женщина, то очень красивая девушка, то нереально красивая девочка.
Кире нравилось рассматривать фотографии. Всегда, еще с самого раннего детства. Тщательно, долго вглядываться в мгновение, выдернутое из течения жизни.
Еще в школе она заметила, что это самое мгновение, застывшее на глянцевой карточке, может рассказать о многом, часто о том, чего никогда не скажет сам человек.
Казалось бы, один миг. Принимаем позу, натягиваем улыбку. Ожидая щелчка и вспышки, уж точно можно отконтролировать эмоции, скрыть страхи, беспокойство или неприязнь. На секундочку изобразить расслабленную улыбку, придать лицу счастливое и безмятежное выражение. А вот и нет. Фотография, словно лужа проявителя, вытаскивает на поверхность то, что таят, скрывают, в чем боятся признаться даже самим себе. Прямоугольник десять на пятнадцать, кажется, выворачивает сущность наизнанку. Выставляет на обозрение самую суть. Будто эмоции становятся осязаемыми, выползают наружу, желая расползтись и скрыться, а не запечатлиться во времени.
Улыбающиеся супруги на двадцать пятой годовщине свадьбы. Окружены детьми и внуками. «Какая счастливая семья!» – восхищаются друзья и знакомые. А приглядевшись, открывается – у нее жесткий взгляд цербера, внимательно следящего, чтобы все вели себя надлежащим образом. У супруга обреченность и смирение на лице, и даже держит он благоверную за талию напряженной рукой, с плотно собранными вместе пальцами. Взрослый сын уверенно обнимает за талию молодую супругу, та отодвигает от него верхнюю часть тела, вымученно улыбается. Замуж вышла из-за денег, не подумав, теперь, раздраженная и неудовлетворенная, поглядывает на младшего брата. А вот на нее саму зло и завистливо косится девочка-подросток. Дочь мужа от первого брака.