– Хорошо, – выяснив все нюансы, Кира потеряла к Софийской интерес. Судить не ее обязанность. С чувством вины пусть сама разбирается.
– Андрей Крякин, какой у него диагноз? Он один из тех пациентов, которых принимала Наталья? Ваш пациент? Вы выписали ему рецепт, в котором диагноз: мания.
– У меня одни женщины. И у Натальи тоже одни женщины, и ее и мои.
Софийская, как каменное изваяние, сидела за столом. Бледная, неподвижная. Кира никак не могла понять, что с человеком творится. Может, врач сама на антидепрессантах?
– Но я действительно выписала ему два рецепта, – продолжала Алевтина Анатольевна. – Я его помню. Выписала антипсихотик и бензодиазепин. Хлорид рубидия, кветиапин и…
– Клобазам, – договорила Кира.
– Да, – вздохнула Алевтина Анатольевна. – Наталья очень просила. Сказала, что это для мужа ее пациентки. Ну, то есть моей пациентки, из этой больницы, из седьмой, но ходила к ней женщина, я не помню, как зовут. Ходила как раз в поликлинику. Они оба с мужем проходят лечение. В больницу не хотят ложиться. Наталья сказала, что оба адекватны, достаточно лекарства. Из этих лекарств же не делают наркотики?
Кира проигнорировала вопрос, лишь улыбнулась.
– Подскажите, пожалуйста, Алевтина Анатольевна, при каком диагнозе выписывают сочетание таких лекарств? Какое заболевание купируют?
Софийская долго молчала. По ее невозмутимому лицу сползли капли слез. Всего две. Как по пергаментной, промасленной бумаге, не оставив бороздок, не впитались и не уменьшились в размере, повисли на подбородке.
– Это он убил Наталью? – донеслось до уже выходившей Киры.
Та не ответила и покинула кабинет.
Надев солнечные очки и подставив лицо еще яркому, пока не замечающему осени солнцу, Кира залюбовалась падающими разноцветными листьями. Пестрый огненный вихрь кружил между крон, сбивался в стайки у земли. Примерно так же метались и вились ее мысли. Что, черт возьми, у этой врачихи с лицом? Никаких эмоций. Кира случайно попала в точку, угадала. А если бы не получилось? С чего бы вдруг не получилось? Сразу оправдывала она себя. Она нашла связь с двумя жертвами. Нашла ли она убийцу? Даже себе Кира пока не готова в этом признаться. И все-таки, что у Алевтины с лицом?
На парковку управления она уже заезжала уверенно, как к себе во двор. Ребята на КПП махали, приветствуя. Нужно поговорить с Ниной Кирилловой, заодно вернуть альбом. Одной ехать не хотелось. Самбурову ее произвол с Софийской наверняка не понравится.
Одно должно следовать из другого. Должна сложиться единая цепь причинно-следственных связей. У Софийской ни чувства вины, ни огорчения. Почему эмоции не отражались на ее лице, будто что-то парализовало мышцы?
– Твою же… конечно, парализовало, – выругалась Кира и рассмеялась, переступив порог кабинета. Самбуров, Аня и Володя устремили на нее взоры. Кира возопила: – Она ботоксом обколотая! Вот гадость придумали. Толком ничего не прочитаешь.
Кира радостно всплеснула руками:
– Теперь все понятно, мышцы заблокированы ботоксом. Слушайте, подполковник Самбуров, выпишите мне, пожалуйста, какое-нибудь удостоверение. Мне Дмитрий Юрьевич обещал. У Кракена психотическая мания. И я к Нине Кирилловой поеду, альбом отдать.
Володя хмыкнул и углубился в документы. Аня смотрела прямо и с любопытством. Самбуров округлил глаза и попросил:
– А теперь для меня, убогого, не владеющего тонкими невербальными коммуникациями, поясни все, что до этого сказала. Потому что я не понял.
Кира подумала немного и кивнула, признавая правоту его претензий.
– Кракен принимает сочетание антипсихотика, стабилизатора настроения и бензодиазепина, это уже вторая линия лекарственных средств при психотической мании. – Потом поразмыслила и добавила: – Вторая линия выписывается, если заболевание прогрессирует, несмотря на лечение.
– Кракен псих, – сделал вывод Григорий. – Но не обязательно наш псих. Даже если он псих-убийца с этой, как ты сказала, с манией, то нам нужны доказательства, что он как-то связан с нашими жертвами.
– Наш. – Кира вздохнула и продолжила: – Ему рецепты на лекарства Наталья Веденеева доставала.
– Да ладно!
Кира рассказала о цепи добытых ею сведений.
– С Анастасией Кирилловой он учился. И быркозябр, который Агафонову увез, он смастерил, возможно, сам и катается на нем, – выложила Кира свои умозаключения.
Она рассказала о том, что нашла в интернете и что навестила Софийскую. Еще поведала, что ботокс жутко вредная штука, мешающая добросовестным консультантам по психопатологии помогать полиции ловить маньяков. Особенно когда этого ботокса вколото как каррагинана в курицу. Порекомендовала всем есть исключительно фермерские продукты и еще раз попросила выписать ей удостоверение.
Самбуров слушал вполуха, что-то прикидывал, вычислял, потом изрек:
– Косвенно. Отмажется в два счета. Из реального – только рецепты.
– Еще что-нибудь найдем, – пообещала Кира. Она забрала с подоконника пакет с альбомом и снова устремилась к двери: – Я к Кирилловой. Можно Аня со мной поедет?
– Я с тобой поеду, – Самбуров поднялся с места.
– Лучше с Аней, – предложила Кира. – Нина Кириллова хоть и справляется с ситуацией и со своим диагнозом – спокойна, адекватна, но все-таки у нее есть некоторые отклонения от нормы. А у тебя на лбу написано, что ты считаешь ее сумасшедшей и не на грош не доверяешь. Вряд ли ей будет комфортно беседовать с человеком, который сомневается в каждом ее слове.
Самбуров снова плюхнулся в свое кресло. Девушки заговорщицки переглянулись и отправились к выходу.
По пути Аня рассказала, что нашла в деле Анастасии Кирилловой. Собственно, ничего она там не нашла. Кучу ненужной информации, ни к чему не приведших опросов.
Пропавшая была разведена, воспитывала сына, жила с родителями в коттеджном поселке станицы Яблоневская, куда они сейчас и направлялись.
В день, когда Анастасия пропала, она ездила в Краснодар в торговый центр. Машину нашли на парковке. Все. Кого-то опрашивали, смотрели записи с камеры видеонаблюдения. Кира одним глазом глянула на нечеткие черно-белые фото с парковки ТЦ «ОзМолл». С молодой женщиной рядом шел ребенок. Похоже, мальчик. Но достоверно не установлено, с ней ребенок идет или отдельно.
– Из торгового центра она, получается, вышла. До машины не дошла. И куда пошла? Там поле вокруг. До домов далеко. – Кира покосилась на Аню. Та пожала плечами.
Глава 17
По адресу, названному Ниной Павловной Кирилловой, располагался типичный дом коттеджного поселка. Кубик из красного кирпича, один из многих таких же кубиков в поселке. Приличный район, хороший ценник, жизнь в достатке. По всей видимости, у супруга Нины Павловны дела процветали. Кира с Аней припарковались и не успели дойти до дома, как дверь наполовину открылась. Их ждали. Наблюдали за улицей. Девушки зашли в темный дом.
– У меня сегодня весь день очень болела голова. Мигрени. Нестерпимость звуков, непереносимость света. Поэтому в доме все шторы плотно закрыты, – пролепетала хозяйка дома болезненным тихим голосом. В слабом освещении ее силуэт еле угадывался.
– Ниночка, ну не будем же мы томить гостей в темноте. – Голос донесся откуда-то сверху. Со второго этажа спустился пожилой мужчина. Он проходил мимо окон и распахивал шторы. В просторный холл проник свет, освещая со вкусом обставленную гостиную в светлых сиреневых тонах, пару велюровых диванов, три кресла, мохнатый ковер, напольные вазы с цветами, широкую арку, ведущую на кухню.
– А тебе, дорогая, могу предложить повязку, – продолжил абсолютно седой мужчина со спокойным строгим взглядом.
Военный, предположила Кира, лет на пятнадцать старше Нины Павловны, но потом вспомнила, что это диагноз женщины оказал ей любезную услугу: она выглядела моложе своих лет. Возможность спрятаться в выдуманной реальности и возвращаться в действительность, когда все хорошо, подарила ей спокойствие, безмятежность, иллюзию отсутствия проблем и, как следствие, меньше тревог и переживаний, а значит, нет риска выработки большого количества кортизола[10], избыток которого пагубно влияет на организм. Нина Павловна медленнее старела.
– Не нужно. Пока не нужно, – отказалась Нина Павловна. – Сейчас я хорошо себя чувствую. – Глубоко вздохнув, она опустилась в широкое кресло, слабым жестом предложив гостьям присесть.
– Я, собственно, Кириллов Всеволод Николаевич. Полковник таможни в отставке.
Кира и Аня представились. Мужчина производил приятное впечатление. Серьезный, умный, воспитанный. Но что-то скрывалось за этой приятностью и строгостью.
«Поглядим», – решила Кира.
– Позвольте предложить вам кофе или чай? – улыбаясь проговорил хозяин дома.
– Чай, если можно, – согласилась Кира.
Аня отказалась. Распоряжения Всеволод Николаевич не отдавал. Но буквально через несколько минут, они еще не успели расположиться в креслах, фигуристая женщина, чуть моложе хозяев, внесла поднос с чашками. Яркий макияж, высокая, словно корона, прическа, явно обозначающая важность ее обладательницы. Кира с интересом отметила слишком для ее возраста и должности домработницы обтягивающее платье, откровенно выставляющее напоказ рельефные формы. И взгляд, радостный, любезный, который мог бы принадлежать радушной хозяйке. Взгляд, напрочь обошедший Нину Павловну. Домработница не спешила покидать гостиную, и хозяин дома холодно ей сказал:
– Спасибо, Диана Николаевна.
Кира сдержала горькую улыбку и переключилась на чашку. Всеволод Николаевич заставляет законную супругу жить под одной крышей с любовницей. И она считает себя хозяйкой. Слушает разговоры, распоряжается, не стесняется выставлять свои отношения с мужчиной напоказ посторонним людям. Интересно. Возможно, Нина Павловна не знает этого? По едва заметно дрогнувшим губам и каменному взгляду стало понятно – законную супругу эта реальность не обошла.
– Я просмотрела альбом. Ваша дочь отличалась красотой и силой характера, – начала Кира. – Всегда в компании, всегда в центре друзей.