– А четвертый? – уточнила Кира.
– Ну, не мог же я купить себе два стакана, а тебе один. Взял еще один стакан чая.
Кира засмеялась.
Самбуров остановил машину на смотровой площадке. Встав ровно носом к обрыву так, что перед ними открылся вид на восхитительное искрящееся море, плещущееся внизу. Практически молча они сжевали бутерброды. Если так можно было назвать нарезанное тонкими ломтями запеченное мясо, сыр и листья салата.
– Это называется чистый бургер, – сказала Кира. – Но если хочешь, для тебя есть два круассана.
– Мне нравится так. Очень вкусно, – сообщил Самбуров. – А вообще, я в очередной раз удивлен. Впервые встречаю женщину не пенсионного возраста, которая не падает в обморок от мяса и сыра. Не считает калории, не таращит глаза на жиры. Ты, наверное, еще и масло сливочное ешь?
– Я еще и сало ем! – призналась Кира, усмехнувшись. – А от пищевого мужского шовинизма превращаюсь в ведьму. Разгон – секунд пять.
– Что такое пищевой мужской шовинизм? – уточнил Григорий, проглотив мясо и запив его кофе. – Действительно, жуткое пойло.
– Это деление еды на мужскую и женскую. Причем, естественно, все самое вкусное причислено к мужскому рациону. – Кира сделала глоток чая. Тоже не самый лучший вариант напитка, но тем и был хорош чай, что его почти всегда можно выпить не морщась. Она продолжила рассказ: – Пример из реальной жизни. Не шучу. Мужчина приходит к врачу-диетологу и просит: объясните моей девушке, что ей нельзя есть мужскую еду. Мужская еда – это мясо, рыба, пицца, бургеры, роллы, сыр, торты, овощи, творог и сметана, каши, картошка.
Григорий продемонстрировал искреннее удивление, граничащее с шоком:
– Да ладно!
– Да. – Кира продолжила: – А женская…
– А что? Еще что-то осталось? – перебил Григорий, сдерживая смех.
– Йогурт, немного фруктов. Потому что якобы женщины физиологически меньше испытывают чувство голода и могут жить на баночке йогурта и паре яблок в день, – договорила Кира, попивая чай.
Григорий кинул взгляд на последние оставшиеся куски сыра и мяса, завернутые в салат, и уточнил:
– Это тебе?
– Ешь, я наелась, – хмыкнула Кира.
– Короче, этот чувак либо желал сэкономить на своей девушке, либо имел тайный умысел уморить ее голодом, с некой честолюбивой целью. Редкостный чудак. – Самбуров возмущенно хрустнул салатом.
– К сожалению, статистика и анализ соцсетей показывают, что девушки чаще фотографируются с фруктами, а мужчины с бургерами, – уточнила Кира.
– Глупость неимоверная. Лучше бы я не спрашивал и жил в незнании, – фыркнул Григорий. – Булку ты не будешь?
Он уплел оставшиеся круассаны, и собрав весь мусор в машине в пакет, отнес его в мусорку.
– Я знаю, где в Адлере самый лучший шашлык. В знак протеста против мужского пищевого шовинизма зову тебя в кабак. Будешь мясо? Жирное, прожаренное на виноградных ветках? Полкило?
– Буду, – честно и восторженно согласилась Кира.
Поток отдыхающих существенно снизился. Хотя гуляющие любители подышать морским воздухом все равно наполняли улицы курортного города. Но жизнь стала спокойнее и размереннее, нежели летом. Кире нравилась эта тенденция. Когда люди едут не только купаться и загорать, но и гулять, заниматься спортом, получать удовольствие от хорошей кухни. Это говорило о том, что у людей меняется менталитет, проклевываются собственные, а не социально одобряемые желания, появляются телесные и духовные радости в жизни, а не только жажда стихийно и слепо скупать айфоны, машины, шмотки.
Включив навигатор, они отыскали школу. Она находилась в старом районе, между хрущевок и вековых раскидистых деревьев. Кира оглядела старое кирпичное здание школы, залатанное новыми панелями под камень. Забор советской ковки, кусты и деревья срезаны в целях безопасности детей, которые не меняются ни в какие времена и лупят друг друга рюкзаками, играют в только им понятные игры, носятся, не разбирая дороги и преград. Кира вспомнила свою школу, но не успела погрузиться в воспоминания, Самбуров покровительственно и нежно обнял ее за плечи и повел в здание.
Удостоверение Самбурова обеспечило им не только беспрепятственный проход, но и мгновенное появление директора.
– Сандарова Надежда Геннадьевна, – представилась высокая, добротно скроенная женщина в клетчатом пиджаке и темной юбке-карандаш. – Чем могу помочь?
Помочь ей особо было нечем. Надежда Геннадьевна работает в школе 83 всего пять лет и пришла сюда из другой школы, с должности завуча. Даже толком не могла сообразить, с кем гостям можно поговорить. Остался ли в школе еще кто-то, кто работал в то время? Примерно с две тысячи третьего по восьмой год.
Они расположились в ее кабинете, заставленном стеллажами с папками, медалями и кубками. Секретарь, улыбчивая женщина без возраста, принесла им чай и конфеты.
– Электронный отчет в те годы еще не велся, поэтому архивы только в Управлении образования района можно посмотреть, – бодрым и деловым тоном вещала дама, демонстрируя активное желание помочь.
Кира буквально считывала искусственные интонации человека, который руководит государственным образовательным учреждением и желает продемонстрировать волевой, профессиональный, знающий и уверенный образ – правильно поставить себя и правильно держать.
– Мы туда заглянем, – согласился Григорий. – Неужели в школе нет старожилов? Обычно учителя десятилетиями работают на одном месте.
– Есть, – вмешалась секретарь. – Зинаида Семеновна, учитель иностранного, до этого была завучем по методической работе. Она всю жизнь работает в этой школе.
– Не знаю, многое ли она может вспомнить о событиях двадцатилетней давности, – как-то криво улыбнулась Надежда Геннадьевна. – Ей тогда уже было больше пятидесяти. А сейчас за семьдесят.
Самбуров пропустил замечание мимо ушей. А Кира внимательно вгляделась в лицо директрисы.
Обозначенного бывшего завуча они нашли этажом ниже в небольшом кабинете на четыре парты. Крайне корпулентная женщина сидела на широком стуле кустарной работы и что-то писала в тетради. Старомодная прическа из некрашеных седых волос с объемным пучком на макушке. «Вероятно, поролон подкладывает», – оценила Кира. Изящные очки на цепочке и очень цепкий внимательный взгляд.
– Вы из полиции? – спросила она еще до того, как подполковник переступил порог. И устремив взор на Киру добавила: – А вы нет?
– Все верно, – подтвердил Самбуров, продемонстрировав удостоверение.
– Я консультант по психологии, – улыбнулась Кира. Никаких сомнений не возникло, Зинаида Семеновна пребывала в трезвом рассудке и незамутненной памяти. А уж острому уму и молоденькие педагоги позавидуют.
– Чем могу? – коротко уточнила она и лукаво улыбнулась: – Присесть могу предложить только за парту.
– Мне отлично подойдет, – так же лукаво согласился Самбуров.
– А я, пожалуй, так, – Кира присела на парту. – Если не возражаете.
– Не буду, – кивнула Зинаида Семеновна. – Ученикам обычно не разрешаю, но вам можно. Если хотите проявить вольность, которую сдерживали в школе, на здоровье.
– Зинаида Семеновна, в тысяча девятьсот девяносто пятом году в школу пришла Анастасия Кириллова. Училась до одиннадцатого класса. Выпустилась в две тысячи шестом. Наверное, вы вспомните?
Зинаида Семеновна отложила ручку и закрыла тетрадь.
– Помню, конечно. Анастасия Кириллова, дочь тогда майора таможенной службы и красавицы матери, не работающей, занимающейся только ребенком. Хорошая семья. Помогали школе. Настя не очень хорошо училась, но старалась, и учителя помогали, чего уж греха таить. Она была заводилой в классе. Сейчас модно говорить – лидером. Во всех классных и школьных мероприятиях участвовала, – ровным тоном учителя поведала педагог.
– А Андрея Крякина вы помните? Учился в этом же классе, – продолжил подполковник.
Зинаида Семеновна покивала:
– И Андрея, и Мишу, и Лизу. Всех помню. Я их в начальной школе вела. Крякин интересный мальчик. Волевой и замкнутый. Родители алкоголики. В школе ни разу не были. Он увлекался автомоделированием. Но в кружок не ходил. Неинтересно ему там было. Он сам удивительные вещи делал. Моему сыну мопед переделал, усовершенствовал. Сын старше его, долго на том мопеде ездил. – Учительница аккуратно сложила перед собой руки, как примерная ученица. – Учился плохо. Точнее, вообще не учился. Но занятия посещал, почти не пропуская. Это меня всегда удивляло. Обычно двоечники не учатся и пропускают, а этот нет. Ходил исправно, но учеба его абсолютно не интересовала. Он читать толком не научился за все годы учебы в школе.
– Действительно, странный мальчик выходит, – признал Самбуров. – А Настя совсем не такая. И, казалось бы, даже компании общей у них быть не может. Но они дружили. Что их связывало, на ваш взгляд?
– А они не дружили. – Зинаида Семеновна поджала губы, подумала немного, помолчала. – Настя пыталась пробиться в его мир. Знаете, как бывает, живет человек в своем мире, только ему понятном, и никого туда не пускает. Вот Андрей жил в таком мире. Он с отвлеченным взором ходил, ничего вокруг не замечал, только колеса, цепи, болтики и винтики. Казалось, только и думает о том, что куда привернуть и к чему моторчик приделать. А Настя это восприняла как личную обиду, как невнимание к себе. Все остальные мальчики в очередь стояли, чтобы ее сумку на перемене носить и домой проводить, а Андрей нет. Он был занят. Он просто не понимал, что от него Насте надо. Мальчики позже взрослеют, нежели девочки. В старших классах у девочек в голове уже любовь да свидания, а эти еще по стройкам скачут да по деревьям лазят. Андрей и вовсе в своем мире обитал и не замечал никого, не только Настю, вообще никого. У него и друзей-то не было. Он, наверное, людей различал по тому, какой у него велосипед да мопед. А Настя, она билась-билась в этот его мир, желая попасть в него и стать там главной, но не получилось. Они из разных миров. Андрей работяга. А она дочка своих родителей…
При всем разговоре Зинаида Семеновна смотрела на гостей умильным и внимательным взором, с некоторым превосходством, свойственным учителям.