Кокетливые лисички мне не поверили, а вот старикан и стража напряглись. Старец, попросивший без него не начинать, отлучившись на пару минут, вернулся в какой-то древней броне с посохом и ещё десятком стражников в добавок, коих в комнате насчитывалось уже больше трех десятков.
По требованию моего черного друга, стол был вынесет из комнаты, а меня и лисиц-целительниц нервная стража взяла в непроходимое кольцо, принявшись ждать, чего же такого сверх ординарного сможет явить миру их «почитаемый» молодой шаман.
Уложив голову малышки на свои колени, я правой рукой укрыл той глаза, левая легла чуть ниже сердца. Предстояла сложная процедура. Тень намеревалась заткнуть потерявшийся фрагмент проклятия гомункула частичкой собственной силы. Предстояло не просто прилепить фрагмент, а полностью заново переписать некоторые плетения её души, пожертвовав капелькой своей. Дух был взволнован не меньше моего, я чувствовал, он тоже боится, так же не хочет рисковать, но и одновременно вместе со мной хочет ей помочь. Этот парень, или девушка, в виде которой тот и являлся чаще всего, был стопроцентным хорошим парнем, так же до конца не осознавшим своей истинной силы и намерений. Он как и я, запутавшийся искал себя во всем и каждом, наивная душа.
Я думал и боль, да и все эти предосторожности с целителями были фоном — показателем его заботы обо мне. Однако, с первой же секунды активации его истинной силы осознал: по поводу безболезненности я пиздец как ошибался.
Глава 15
Вдарившая по рукам волна, сродни электрическому разряду, сократила мышцы. Пальцы вдавились в ребра и лоб гомункула, тело непослушно подалось назад, а разум, ускользая от меня, стал затухать. Я чувствовал, ещё немного, и потеряю сознание.
— Чего вы ждете? Усильте поток энергии! — Сквозь туман услышал голос одной из женщин, отвечавших за моё исцеление.
Неведомая, теплая энергия коснулась моей спины, а следом, двигаясь от позвоночника вдоль костей рук и ног, распространилась по всему телу, дав мне возможность немного ослабить хватку. Около получаса я, потный, дрожащий, словно лист осенний на ветру, сидел, боясь шелохнуться. Надеялся, что уже скоро мы закончим.
— Приготовления завершены, можем приступать. — разрушил мои надежды темный. В этот раз он не спрашивал, хочу ли я продолжать, есть ли у меня или у кого-либо другого на это силы. Знавший, как боль повлияет на мой рассудок, и ответ, тот полностью взял всё в свои руки, не оставляя пути обратно.
Вырывая нужный фрагмент проклятия, тень перенаправила энергию гомункула, что, пройдя сквозь мои пальцы, словно кипяток ошпарила руки, а после, достигнув сердца, подняла температуру всего тела.
Горячие капельки побежали по моим щекам. Оставляя неприятный соленый вкус на губах, они миновали подбородок, а после, срываясь, оставались красными пятнышками на тельце молодой девицы. Это был вовсе не пот…
Из моих глаз, носа и ушей струйками побежала кровь, вслед за которой картина мира в моих глазах полностью перевернулась: нечеткие фрагменты окружавших нас людей разметало по сторонам подобно тарелке, разбившейся на мелкие фрагменты. Я пытался собрать сознание воедино, нечто четкое, и как только почувствовал, что вот-вот мне это удастся, всё исчезло. Не было комнаты, людей, гомункула, всё погрузилось во тьму.
Холод, страх, отчаяние вперемешку с болью и желанием жить невидимыми путами окутали моё бесформенное тело. Я хотел говорить, но лишился голоса, хотел слышать, но не было звуков, пытался дышать, но не чувствовал собственных легких.
— А ты силен, человек. В отличии от тебя, я сразу сдался этому древнему злу. — отогнав треть моих переживаний и опасений, произнес незнакомый голос. Маленькая искорка света полыхнула предо мной. Белая точка, подобно светлячку, кружилась вокруг, наблюдала, изучала, а после выдала:
— Я — кровь и слезы бога, некогда отвечавшего за любовь. Тьма поглотила нас, а после, наша кровь перемешавшись с проклятием и страданиями неизвестной души, создала нечто новое. Взрастила семена страсти в безжизненной, вечно спокойной пустыне, принесла смысл существования туда, где его никто и никогда не искал.
То, что ты называешь проклятием, Михаил, — величайший дар, запомни это. — голос отдалялся, свет мерк, я хотел дотянуться до белого огонька не имея рук. — Запомни. — Вслед за исчезновением неведомого гостя, сознание тряхнуло. Безмолвная темная комната стала рассыпаться, отовсюду начали доноситься звуки, шорохи, возгласы. Ещё мгновение, и, разрывая глаза неприятным, ярким светом, стало возвращаться былое восприятия всего и вся.
— Стены, люди, боги пота и крови… — Ловя вертолеты похлеще, чем после первой в жизни пьянки, бубня себе под нос, я глядел на свои изодранные, искусанные руки, покрытые синяками, пошарпанную одежду и штаны. Почему-то я сидел в брюках, у которых до самой жопы отсутствовала правая колошина, а левая, мокрая или заслюнявленная, была задрана по самое колено.
Ряды стражи, окружавшей нас, значительно так поредели. Количество целительниц так же. Сейчас вокруг меня было…
— Тридцатилетнюю мне в тёщи… — Быстро пробежавшись глазами по оставшимся в комнате женщинам и не найдя, чего сказать, выплюнул я.
С протянутыми ко мне руками на полу лежали подрагивающие, едва прибывавшие в сознании лисицы, перевоплотившиеся в свои истинные обличия. На их лицах сияли улыбки, у всех, как одной, текли слюни, а собственные промежности те прикрывали кто свободной рукой, а кто и хвостиком. Повсюду вокруг нас валялись упаковки от таблеток, пустые пузырьки от баночек с успокоительными, а также разбитые ампулы от шприцов. Кажется, кому-то, пока я был в отключке, пришлось несладко, и, судя по тому, что девушек-стражниц в округе тоже не наблюдалось, у удивленной мужской половины, продолжавшей нервно сглатывая смотреть на происходящее, будет очень и очень страстная ночь. Нужно ведь как-то дамочкам накопившийся стресс спустить? Уверен эти парни им помогут. Кстати, о времени…
— Сколько я был в отключке?
— Долго, великий шаман. — Отозвался одни из стражей, прикрывая винтовкой паховую область. Хотел бы я тоже со стороны понаблюдать за происходившим в этой комнате, а не вот так, с места главного актера, трястись над гомункулом в надежде не помереть. — Хозяин увел последнюю женщину около четырех часов назад. Сказав, что не может больше ждать, он отправился в главный храм за новыми целительницами.
«В век-то мобильной связи? Далеко пойдет, пень старый…»
— Хорошо, который сейчас час? — Не получив ответа на свой первый вопрос, задал второй.
— Половина шестого, великий шаман. — Зашибись, для меня в этой темной комнате прошло всего несколько минут, а для них почти полдня. Лучшего места для проматывания жизни и быть не может…
— Хо… зя… ин… — по слогам произнес незнакомый, миловидный голос, и я наконец-то вспомнил о ней. Чёрт, гомункул, девочка…
— Девочка? А где… Чего?… — Вместо той малышки, всё так же у меня на коленях лежала стопроцентная копия взрослой Мей Цай, с одним лишь отличием: у подросшей прямо на моих руках была гетерохромия. Один её глаз был карий, другой, как у меня, серый с небольшим голубым оттенком.
— Она впитывала нашу энергию и воспоминания, как губка. Мерзкая нахлебница… — про нахлебников я бы промолчал. Что я, что старина тень, оба сейчас по факту таковыми и являлись, а вот его недовольство по отношению к этой особе меня действительно беспокоило.
— Хозяин. — приподнявшаяся гомункул до усрачки перепугала подлетевшую к нам стражу, к её голове был тотчас приставлен пистолет, а к шее здоровенный тесак. Не успевшая понять происходящее, гомункул обернулась. С непониманием она глядела по сторонам, на оружие, окружавших её людей, и темного, она явно его видела. Недовольно фыркнув в сторону стоявшего на отдалении духа, та, с вернувшейся на уста улыбкой, вновь взглянула на меня, а после, по-детски протянув ко мне руки, произнесла:
— Хозяин.
— Убери свои культяпки от великого, бракованная сука! — стукнув ту обратной стороной лезвия своего клинка по ладони, гыркнул один из местных верзил, тем самым взорвав во мне бомбу состоящую из злости и негодования.
— Её глаза, они не такие, как у других. Сколько сил юный господин потратил на неё, и всё бессмысленно. Она не сможет стать нашим шпионом.
— Закрой рот, или я прикажу твоему господину закрыть его навеки. — Не в силах даже подняться, грозно рыкнул я, и амбал, тотчас припав на колено, поклонившись, произнес:
— Простите, Великий, я просто…
— Делай, что велено, и помалкивай, от тебя большего и не требуется. — Моё высказывание собравшимся лисам пришлось не по душе, ведь сейчас я по факту угрожал одному из их собратьев, да вот только мне было плевать. Все эти их надуманные предрассудки на счет гомункулов, назначения и планы на людей. Кто сказал, что человек, не похожий на остальных, бесполезен? Кто сказал, что у кого-то отличающегося от этого мира, нет права на существование и полноценную жизнь?! Все эти ублюдки, не считающиеся с другими и сыплющие пафосными фразочками, всегда меня бесили, и тем более сейчас. Этот гомункул принадлежал мне! Моя кровь кипела, я чувствовал связь с этой девушкой, что ещё некоторое время назад лежала безжизненным куском плоти. Её взгляд, робость, с которой она пыталась отстраниться от окружающих, а следом прижаться ко мне, это была не любовь, а инстинкты. Отчего-то мне хотелось защитить это существо, так похожее, и по факту являвшееся для меня человеком. В ней было что-то моё, но что?!
— Хозяин, я — брак? — воспринимая слова стража как нечто личное, запинаясь, со страхом проговорила девушка. — Пожалуйста, хозяин, не избавляйтесь от меня! Я не брак, я могу служить, пожалуйста… — Подалась ко мне ближе гомункул, но стража всё так же не позволила нам соприкоснуться. — Пожалуйста! — на глазах гомункула проступили слезы, выдернув меня из размышлений о том, кого же я сейчас вижу пред собой.
— Уберите оружие! — Едко плюнул я стражам, и те, пусть с неохотой и максимальной осторожностью, но всё же послушались. Оголенная, она прижалась ко мне, обхватив руками.