Теории групповушки… извините, группового брака и промискуитета, говоря откровенно, больше всего похожи на неприличные фантазии подростков, которых не очень умные родители вовремя не заняли чтением и лыжами.
Но — о «матриархате».
Наверное, потомкам трудно будет восстановить сейчас еще хорошо понятную логику, согласно которой все женское и материнское считается «хуже» и примитивнее мужского и отцовского, а потому и кажется более древним.
Классики этнографии сочиняли матриархат по той же самой причине, по которой Фрейд приписывал женщинам очередной «комплекс» по поводу отсутствия у них пениса[13]. Удивительно, но Фрейду и в голову не могло прийти, что это мужчины могут комплексовать из-за отсутствия у них молочных желез или матки.
Теоретики составляли схему истории первобытного общества, упорядочивали имеющийся у них материал. Но упорядочивая и схематизируя, исходили из своих предрассудков. Как сказали бы американцы, стереотипов. Ни одному из них не пришло в голову, например, что матриархальные и патриархальные общества могут сосуществовать в одну и ту же эпоху и неплохо дополнять друг друга.
Парадоксально — но «матриархат» своим рождением обязан просто патологическому неуважению к женщинам.
Матриархата и «промискуитета» никогда не было и быть не могло. Это выдумка кабинетных теоретиков 19 века. Матриархат МОЖЕТ БЫТЬ там, где мужчины уже сделали всю мужскую работу, в безопасном мире, не требующем физических и психологических усилий.
Еще более парадоксально: матриархат становится своего рода сбывшимся кошмаром. Тем ночным чудовищем, которое цивилизация долго ожидала… И вот оно, чудовище, пришло…
Часть IIКакими мы стали
…люди, гораздо более могущественные, чем страшные зверобоги Черной Земли, обратят свои помыслы к путям между звездами!
Здесь была та же Земля — только без невежества, темноты, злобы, коварства, столь обычных в земной жизни.
Глава 1Люди как боги
Скорости вокруг бешеные,
Мы едва себя сдерживаем.
Современный человек обладает большим богатством и большими возможностями, чем императоры Рима или фараоны. Сравнить нас, летающих по небу, разговаривающих с приятелями на другом конце Земного шара, мчащихся на машинах мощностью в табун лошадей, можно разве что с языческими богами. Мы несметно богаты, сказочно могущественны, неслыханно образованы, обладаем неправдоподобными возможностями.
Конечно, современный мир очень не одинаков. Но, во-первых, он всегда развивался неоднородно. Во времена Октавиана Августа римлянин жил несравненно богаче, интереснее, культурнее жителя Африки или Индии. Европеец XVI века на парусном корабле, с ружьем в руках вызывал у индейцев «воспоминания» о Кецалькоатле — божественном летучем змее, американском драконе.
Во-вторых, говоря о неравенстве разных регионов, неплохо бы сравнить не только Англию 1900 года с Англией 2000 и Индию 1900 с Индией 2000. Давайте сравним Индию 2000 года с Англией 1900 года… И легко убедимся, что индус 2000 года живет богаче англичанина 1900 года, образованнее его, имеет больше возможностей для приобретения богатств, повышения своего статуса, получения образования. Не говоря о том, что он имеет многое, о чем англичанин 1900 года не мог бы даже мечтать — даже не имел представление, что это вообще возможно. Например, современный индус может летать на самолете и пользоваться мобильным телефоном.
С 1945 по 1991 год на Земле произвели больше товаров и услуг, чем за всю предшествующую историю человечества. А потом, с 1991 по 2011, произвели еще столько же.
На современной Земле практически исчез голод.
Возможно, правительства средневековых государств тоже хотели, чтобы их подданные не умирали от голода. Но голод в 12, 14, даже в 16 веках — самое обычное, повседневное явление и в Европе, и в Китае, и в Индии, и в Африке. Везде, по всему миру. Только в Китае пытались бороться с голодом — перебрасывали рис из благополучных провинций в неурожайные; иногда удавалось спасти часть населения.
В Европе даже 19 века голод — явление пусть не массовое, но обычное. Потому что с голодом справиться НЕ МОГЛИ. Даже в самых богатых обществах Земли образца 1850 и даже 1900 года.
А в наше время голодают только там, где никто с голодом не борется, где правительство стран устраивает голод.
Добавлю только, что средства транспорта связали весь земной шар. В Южном полушарии осень — это весна Северного полушария. И вот мы в феврале-марте едим фрукты, созревающие в Новой Зеландии или в Аргентине. И круглый год можем есть бананы, выращенные в Африке, за 12 тысяч километров от места потребления.
Точно так же и холодильники почти уничтожили то, что ученые называют «сезонностью потребления пищи»: мясо мы можем есть и в самую страшную жару.
В наше время, говоря о богатстве и бедности, чаще всего поднимают вопрос о легковых машинах, об омарах на ужин и поездках на экзотические острова. То есть о том, что иметь приятно (по крайней мере, многие к этому стремятся), но что совершенно не обязательно.
Научный подход различает необходимость удовлетворения «первичных потребностей», то есть обеспеченности жильем, одеждой и пищей. О том, что такое «вторичные потребности» и как их отделить от первичных, можно спорить, но думаю — главное понятно.
Европейская норма обеспеченности жильем — по комнате на человека, плюс еще одна общая комната на семью. Минимальная обеспеченность, для бедняков: по комнате на человека, минус одна комната. Семья из четырех человек — в трех комнатах. У супружеской пары своя комната — и у каждого из двух детей по комнате.
Размер комнат здесь не так важен, как сам факт раздельной жизни — у каждого есть хоть какой-то, но свой угол. Надо быть сказочными богачами, чтобы установить такие нормы. Еще в 1900 году своей отдельной комнаты не было у 90 % населения даже богатых стран.
В традиционном крестьянском доме вообще не было разделения на комнаты. В помещениях от 20 кв. м (дом бедняка) до 50 кв. м. (дом богатея) жили человек по 30, причем из них — 2–4 супружеские пары разных поколений, старые деды и бабки, куча малолетних ребятишек.
Уже в 20 веке крестьяне стали ставить перегородки, разделять избу на комнаты или с самого начала планировали дом из нескольких комнат. Но и эти дома, построенные в конце 19 — начале 20 века, не поражают простором. Владимир Солоухин очень поэтично описывает свое детство и дом, в котором он вырос. Дом построен совершенно по европейским нормам: в два этажа, семь комнат. Но и жило в нем семь человек: папа, мама, дедушка, сын и три дочери[14].
В городском доме Суриковых в Красноярске — 11 комнат, а жило в нем от 20 до 22 человек.
Царедворцы Екатерины и Павла, разумеется, жили в отдельных комнатах своих роскошных дворцов. Но это ведь даже не 1 % народа, это 1 % всех дворян и 0.001 % всего населения России. Несколько сотен из нескольких десятков миллионов.
Дворяне тоже почти никогда не имели отдельной «комнаты на человека».
В барском доме Михайловского 9 комнат, в барском доме друзей Пушкина Осиповых в Три-горском — 8. А жило в каждом из этих домов по 10–15 человек. Барин, который обитал бы один в собственной комнате — это скорее исключение из правила, чем само правило.
Об удобствах молчу — мылись в бане, а туалет всегда располагался на улице, злополучная деревянная будочка.
В Европе джентльмен (2 % населения) мог иметь дом из нескольких и даже из многих комнат, вошло в моду каждому из супругов иметь собственную спальню. Трехэтажный дом Джона Рочестера — десятки комнат, в которых живет несколько человек[15]. Таковы же дома богачей в описаниях Диккенса[16].
Но и в Европе для 90 % населения отдельная комната оставалась недосягаемой мечтой — даже в середине 19 века. Не верите — читайте тех, кто описывал жизнь бедноты в Европе 19 века — в те самые годы, когда Джон Рочестер романтически повстречал Джен Эйр, упав с лошади.[17]
В 18 веке у императрицы Елизаветы было 15 000 платьев (великий историк В. О. Ключевский добавлял, правда: «И ни единой умной мысли в голове»). Но столько платьев в 18 веке было только у одной женщины в России — у императрицы. Стоит взять широкие слои даже очень богатых дворян — и мы увидим совершенно иное.
Наталья Николаевна Гончарова была придворная красавица. Любимица императрицы и императора Николая I (как иногда утверждают, его любовница), первая красавица Москвы. После смерти бабушки Наталья Николаевна получает две шубы… Одна — хоть сегодня надевай! Вторую приходится перелицевать — такой покрой вышел из моды. Платья тоже приходится перешивать по фигуре новой хозяйки, только одно совсем разлезлось… Приходится платье раскроить, хорошие куски ткани пустить на платьице дочери, скверные использовать в хозяйстве (на пыльные тряпки и заплатки). Но и с этого погибшего платья сняли пуговицы, чтобы перешить их на новое.
Так рачительно обходится с бабкиными шубами и платьями дворянка, владелица собственного имения, первая красавица Москвы, любимица четы императоров, жена величайшего поэта России.
Крестьяне и горожане были обеспечены одеждой еще хуже, и вовсе не только в России. Выходной костюм американца Тома Сойера назывался «тот, другой», «по чему мы можем судить о богатстве его туалета»[18]