Гендерная революция — страница 14 из 44

Во многих странах покультурнее общество уже осознало, какое зло таит массовый призыв в армию, стало вводить альтернативную службу. Немцы называют ее «цивильдинст» — гражданская служба. Мужчины моего возраста в ФРГ отслужили почти все — кроме признанных негодными по состоянию здоровья.

Среди тех, кому меньше сорока, большая часть служила иначе. Парни два года выносили мусор, ухаживали за тяжелыми больными, делали другую психологически тяжелую, непрестижную, грязную работу.

Наверное, это логично: в начале самостоятельной жизни показать человеку изнанку жизни. В конце концов, если парень (или девушка) послушают хрип умирающих и повыносят ведра с бинтами, пахнущие медикаментами и человеческим гноем, они явно не умрут. Вреда никакого, польза как будто видна. Но ведь девушек это не касается.

Граждане равны — но одни из них равнее других, потому что не должны отдавать два года своей жизни на общественные нужды. А другие менее равны, потому что должны отдавать.

Я что, хочу заставить женщин служить в армии?! Уверен, мне непременно припишут такое желание: ведь лучший способ вести спор — это приписать оппоненту какую-нибудь глупость и с нею «блистательно» спорить.

Но я всего лишь хочу показать, что люди разного пола даже в законе — не равны.

ВТОРОЕ. Любой закон исполняют люди. В обществе всегда есть представление, как надо применять тот или иной закон и что при этом делать. Теоретически при разводе права супругов на детей — равные. Раньше это было не так — при разводе детей забирал себе муж: ведь дети носят его фамилию! Даже если дети были от первого мужа (вдовца, например) при разводе со вторым мужем (не отцом детей) — дети оставались второму мужу, если первый уже умер. Эта ситуация всплывает в фильме Ингмара Бергмана «Фанни и Александр»; действие фильма разворачивается в начале ХХ века.

Теперь все не так, но вот незадача! Раньше все было строго по закону, а теперь все теоретически по закону, а практически — вовсе не по закону, а по укоренившемуся обычаю. Обычай же прост — дети остаются с матерью. Остаются — и все. Разговор закончен, нет вопросов.

И вообще при разводе — вроде бы люди в законе равны… Но что происходит в реальности? Мораль недовольна разделами имущества: не по-мужски. Наживали вместе, но мужчина уходит, обеспечивая жену — если он богат; оставляя имущество жене, если беден. Мужчина унес из дома больше, чем бритвенный прибор?! Ах он негодник! Мораль ополчается на такого ужасного типа.

Даже если мужчина ведет себя вполне «правильно», на него ополчается закон. Вот в Красноярске жил один студент… Его папа занимал важную должность на одном руднике, а парень поступил в Медицинский институт. Учился он хорошо и охотно, только вот гиперсексуальность одолевала, и парень женился в конце первого курса.

— Раз так — зарабатывай сам! — пожал плечами сановный, но разумный папа.

Сын так и делал. Вот только жена была вечно недовольна и к тому же частенько пьяна. Ей хотелось не учиться, а развлекаться. Она рассчитывала, что став женой сына обеспеченных родителей, сможет покупать наряды и шататься по ресторанам. А тут скучный муж, вечно сидящий за книгами…

Вскоре молодая женщина забеременела, какое-то время все радовались — и папа, и сын. Они наивно думали, что теперь она остепениться и образумится. А счастливая мама вышла из роддома, принесла малыша к квартире папы, позвонила и ушла. Папа обнаружил на коврике под дверью вопящий сверток. С тех пор он стал жить вдвоем с новорожденной дочерью.

Бывшая жена и бывшая мать стала жить в другом общежитии, привратницей. В ее комнате постоянно толкались торговцы овощами с местного рынка, оттуда раздавались пьяные вопли и доносились неприятные запахи. Папа и дедушка новорожденной пытались ее увещевать, а потом папа официально развелся с ней. Дедушка с бабушкой взяли девочку к себе, пока ей не исполнился год. С этих пор она жила часть времени в Красноярске с папой, а часть года в поселке на руднике с дедушкой и бабушкой — на молоке и овощах с огорода.

Через два года папа женился второй раз, на девушке курсом младше. Вторая жена как-то больше интересовалась книгами, чем нарядами; сложилась дружная пара, а дочка от первого брака стала звать ее «мамой» — ведь молодая женщина заботилась о ней. Свою же настоящую биологическую мать она никогда и не видела. Вторая жена тоже родила дочку.

Все кончилось хорошо? Не спешите…

Девочке было пять лет, когда ее биологическую маму стали выселять из общежития — как деклассированный элемент, от которого всем вокруг плохо. Тут-то она и сообразила, как хорошо быть матерью-одиночкой: по закону, такую мамашу невозможно ниоткуда выселить. Как бы она себя ни вела. Мамаша прониклась родительскими чувствами и кинулась в суд. Суд рассудил «справедливо» — ребенок должен жить с матерью! Нигде в законах не написано, что с матерью, но ведь есть такая судебная практика? Есть. Судебная практика никак не оговаривает, что от личности матери что-то зависит. Вот если бы ее лишили материнских прав… Такая возможность была — но папе и дедушке в голову не приходило, что такую операцию проделать в их же интересах.

Судебные исполнители взяли вопящего от ужаса ребенка из любимой и любящей семьи и отдали ее вечно пьяной, нечесаной «матери». Папа кинулся к адвокату, когда-то разводившему с женой: помогите! Адвокат оказался человеком практическим:

— Если подать на апелляцию в суд более высокой инстанции — может быть, и удастся что-то сделать. Но не сразу. А если ты будешь пытаться доказать, что мать твоей дочери ведет аморальный образ жизни — твоей же дочери станет хуже, да и тебя самого запросто могут прирезать. Пока будешь вертеться возле — и прирежут. Это понятно?

Несчастный парень опустил голову, кивнул.

— Даже если что-то докажем, за это время дочка твоя или умрет, или вернется к тебе больнаяпребольная да еще с искалеченной психикой. Тоже все ясно?

Парень кивнул еще раз.

— А вот с тысячу долларов у тебя или у твоего отца найдется?

— У отца — точно найдется.

— Тогда предложи ей тысячу долларов, и пусть бывшая жена напишет расписку — что от дочери навсегда отказывается. Усвоил?

— А если она… Если…

— Предложи сперва пятьсот долларов, цену постепенно повышай.

Парень так и сделал: посулил бывшей жене пятьсот… потом семьсот… восемьсот долларов… На этой цифре и остановились. Пока бывшие супруги торговались в грязной, воняющей гнилыми овощами комнатенке, на папе буквально висела его дочка: грязная, тощая, с воспаленными от слез глазами. Ребенок вцепился в папу всеми четырьмя конечностями, трясся от переживаний и озноба. Папа ушел, унося с собой расписку и больную, голодную дочь.

Конец истории все же счастливый: ребенок писался в постель и кричал по ночам всего месяц, потом здоровье восстановилось (у «мамы» он провел всего неделю). Восторжествовала и справедливость: пока папа торговался с «мамой», в комнату заглянул азербайджанец[21] — один из ее сожителей. Он видел, как переходили из рук в руки грязные зелено-серые бумажки… с тех пор «маму» никто и никогда не видел. Как в воду канула.

Между прочим, я знаю вовсе не одну историю такого рода.

ТРЕТЬЕ. До сих пор считается, что женщины — пол обижаемый.

Существует некое предубеждение против «мужчины вообще». Мы-де и грубые, и жестокие, и агрессивные. Наверное, это предубеждение было справедливо многие годы назад, когда мы были хозяевами земли, а женщины были согнуты в покорности. Но с тех пор много раз воды океанов испарялись, выпадали снегами и дождями и снова уносились в океаны.

Сегодня женщины вовсе не наши рабыни. Если говорить о детях — то с ними дамы жестоки ничуть не меньше нас. Пожалуй, и побольше. В США есть такое учреждение — Национальный центр исследований в области жестокого обращения с детьми. Согласно статистическим данным этого центра 59 % лиц, от действий которых произошла смерть детей — женщины. 50 % таких людей — матери этих детей. Только 23 % убийц детей — их отцы и 10 % — отчимы или сожители матерей.

Как видите, стоит приглядеться к статистике, разлетаются в дребезги все древние предубеждения.

Данные того же Национального центра — жены признавались, что скорее они будут нападать на мужей, чем мужья на них. Так что и семейный агрессор сегодня — не обязательно мужчина. Да, он сильнее, и намного — но у него гораздо больше внутренних, чисто инстинктивных запретов и ограничений. Мы до сих пор исходим из того, что мы — сильные, мы должны быть защитниками женщин, и что далеко не все позволено.

У женщин намного слабее инстинктивные программы, запрещающие причинять вред мужчине. А возможности сравнимые с мужскими.

Если муж избивает жену — ей сочувствуют, на мужчину негодуют. Но что если жена избивает мужа? Тогда женщиной чуть ли не восхищаются: ну, бой-баба! Над мужчиной тогда смеются — надо же, собственная баба побила!

Есть серьезные причины полагать, что многие преступления сходят женщинам с рук именно потому, что сама полиция не считает их потенциальными преступниками. Полицейские рассказывали мне, что в их организации к женщинам намного более снисходительны: там тоже считают женщин в первую очередь жертвами.

ЧЕТВЕРТОЕ. Можно сколько угодно разглагольствовать о «равенстве», но фактически мужчины и женщины имеют разную возможность осуществить свои права. Например, свое право на создание семьи и обзаведение ребенком. Формально брачный возраст один и тот же — 18 лет[22]. Фактически люди разного пола имеют разные возможности воспользоваться этим правом.

Вот факты: Средний возраст появления первого ребенка у женщин — 22 года. У мужчин — 27 лет[23]. Это при том, что мужчины в этом возрасте гиперсексуальны, а потребность в детях у людей совершенно одинаковая — независимо от пола[24].