Генерал-адъютант Николай Николаевич Обручев (1830–1904). Портрет на фоне эпохи — страница 12 из 92

232. Первоначально Николаю Николаевичу ограничивали поездку за границу одним годом233. Цель командировки была сформулирована так: «в непосредственном ознакомлении с разнообразными явлениями территориальными, этнографическими и военными, что может считаться почти единственным и самым надежным средством к приобретению вами более верного практического взгляда, как на самые эти явления, так и на отношение их к предмету ваших академических занятий – военной статистике России»234. Для облегчения возложенной на него миссии Обручев получил открытый лист к российским миссиям и консульствам об оказании всякого покровительства и содействия успешному выполнению возложенного на него поручения, подписанный товарищем министра иностранных дел235. Получив довольно значительные годовые – 4409 руб. 45 коп. сер. (обычное годовое жалованье – 969 руб. сер.)236, 7 мая 1860 года Обручев выехал из Санкт-Петербурга237.

Сильнейшей армией на континенте, по мнению современников, обладала Франция, и, естественно, большую часть командировки Обручев провел во Франции. В Париже он жил в семье Марии Милле. По окончании командировки Обручев сделал «Марии Николаевне» предложение «в замке Жор, на юге Франции, в Дордоне, недалеко от Бордо»238. В рапорте, отправленном в Россию из Парижа 22 ноября 1860 года, Обручев, отчитываясь о проделанной во Франции работе (прежде всего о пребывании в Шалонском лагере), испросил продления командировки еще на шесть месяцев ввиду необходимости посещения Англии239. Новый начальник Академии ген.-м. А. К. Баумгартен поддержал просьбу Обручева – командировка была продлена240. Обручев посетил Лондон и Берлин. В октябре 1861 года в столице Пруссии им была написана статья «Заметки о снаряжении пехоты пяти первостепенных европейских армий: русской, французской, английской, австрийской и прусской»241, где Обручев попытался подвести некоторые итоги своей поездки за границу: «Какое условие доминирует все остальные в военном деле? Здоровье солдата, целость его физических сил, свежесть интеллектуальных его способностей. Человек, владеющий вполне своими силами, хотя бы был вооружен плохой гладкостволкой, все же будет опаснее солдата, не сохранившего сил для действия из своего штуцера, какой бы усовершенствованной системы он ни был»242. Обмундирование русского пехотинца не отличалось особым удобством – и Обручев предложил особое внимание уделить экипировке: 1) уменьшить вес переносимого солдатом груза; 2) уменьшить нагрузку на голову и на грудь (заменить каски и ранцы на широких ремнях, сдавливавших грудь и легкие); 3) ввести легкое, удобное обмундирование из хорошей ткани243.

Обручев вообще был противником излишеств в обмундировании – султанов, чешуи, металлических гербов и пр.244 Он выделяет несколько условий к экипировке пехотинца, наиболее соответствующих требованиям современной войны: «Во-первых, чтоб солдат имел все необходимое для поражения неприятеля. В этом отношении разногласий мы видим мало. Ружье со штыком и 60 патронов удовлетворяют почти всех. Спор только о тесаках»245. Норма боезапаса – 60 патронов – была принята во всех армиях Европы и просуществовала без изменений до конца ХIХ века, несмотря на увеличившуюся интенсивность огня и недостаточность 60 патронов для эффективного боя, продемонстрированную и франко-прусской (1870–1871), и русско-турецкой (1877–1878) войнами. Во-вторых, солдат должен иметь при себе минимальный запас продовольствия и предметов личного обихода, необходимых для поддержания себя во время боевых действий. В-третьих, чтобы солдат, со всем своим снаряжением, был как можно менее заметен, не обозначался бы резко на горизонте. Употребление ярких красок для отличия частей войск пехотных может быть допущено только в самых малых размерах, на воротничках, погонах и шапках, если они невелики. Никакого блеска быть не должно246. К сожалению, предложения Обручева были несколько преждевременны – изменения в форме русской армии зачастую ограничивались фурнитурой и покроем.

В августе 1862 года Николай Николаевич вернулся в Париж, где 30 августа состоялась его свадьба с Марией Николаевной Милле, а 26 сентября молодожены вернулись в Петербург247. Это был единственный в жизни Обручева отпуск, в котором Николай Николаевич задержался дольше положенного. Он опоздал с возвращением в столицу на 12 дней, впрочем, начальство признало причину отсрочки уважительной248.

1863 год, так же как и 1856-й, – особая дата в биографии Обручева, как, впрочем, и многих русских людей, особенно военных. В июле 1862 года был арестован Чернышевский. Частые посещения семьи Чернышевских и недавние слухи вокруг имени Николая Николаевича вызвали поначалу интерес к его личности со стороны жандармов, но уже в мае 1863 года III отделение занималось пресечением слухов об обыске на его квартире249. В городе вновь появились слухи, и не только об обыске, но даже о планируемом государственном перевороте, в который якобы был вовлечен Обручев250. Установить первоисточник столь нелепых слухов не удалось. При обыске у Чернышевского было найдено письмо Герцена и Огарева с вымаранными инициалами адресата, в котором уже в советский период некоторые авторы усмотрели Обручева251, хотя общий, отвлеченный характер письма, датированного 15 августа 1861 года, не позволяет это сделать точно. В статье Я. З. Черняка убедительно доказывается невозможность такого предложения вообще, а единственным возможным адресатом, думается, справедливо назван полковник Шелгунов252. Презумпция невиновности, существующая, на мой взгляд, не только у следователей жандармского корпуса, позволяет как минимум сделать вывод о недоказанности причастности Обручева к антигосударственной деятельности Чернышевского.

1863 год. Обручев и восстание в Польше

В январе 1863 года началось восстание в Польше, имевшее, на мой взгляд, для русского человека значение, сходное с 1856 годом. Влиянию событий 1863–1864 годов на русское общество история уделила достаточно внимания. В случае с Обручевым меня интересует отношение к восстанию обычного представителя касты русских военных, то есть потомственного сословного объединения, выработавшего свой специфический, профессиональный взгляд на события. Какие ценности определяли облик офицера? Честь, верность присяге, традиции семьи и подразделения, преемственность и т. д., то есть набор качеств, знакомых нам по «Положению…» Я. И. Ростовцева (см. выше). В русской армии не было традиции жесткого отношения к побежденному врагу. Русские солдаты и офицеры приветствовали сдающихся в плен Шамиля и Осман-пашу криками «ура» и «браво». Слово «каратель» было не в чести.

Но если публичные расстрелы на валах Нововаршавской цитадели и виселицы в Вильне не могли вызывать одобрения, то отсутствие патриотизма, пораженчество вызывало в среде военных, за минимальным исключением, только отрицательную реакцию. Показательным мне кажется и отношение к восстанию людей, с которыми Н. Н. Обручев был близок после 1863 года, в том числе такого авторитета для Обручева, каковым до конца его жизни оставался Д. А. Милютин. Для многих русских и поляков это противостояние с оружием в руках было естественным продолжением дела отцов и дедов. Если считать активную жизнь поколения в 30 лет, то к 1863 году на три поколения выпало как минимум три войны с Польшей, исключая восстание 1863 года (1795, 1812, 1830–1831). Жизнь Обручева началась в Варшаве в канун восстания 1830 года, в подавлении которого участвовали его отец и дяди. Огромное значение для определения причин выбора своей позиции русским офицером имеет характеристика времени восстания, 1863 года. Что мог знать о войне в Царстве Польском и Виленском генерал-губернаторстве, например, Обручев?

В 1856 году правительство приступило к либерализации управления Польшей, первым шагом на этом пути стала амнистия участников мятежа 1830–1831 годов. С 1856-го по 1861 год полную амнистию получили 8693 человека. Ряд последовательных уступок привел к тому, что в Царстве Польском начались антиправительственные манифестации, стычки с войсками и т. д. В ответ правительство колебалось между репрессиями и новыми уступками. Все эти события широко освещались прессой. В Польше готовилось новое восстание. Все надежды заговорщики возлагали на помощь, которую им окажут европейские державы, и в первую очередь Франция253.

В полночь с 10 (22) на 11 (23) января 1863 года на русские гарнизоны в Царстве Польском были совершены одновременные нападения. 12 (24) января Константин Николаевич доложил о случившемся императору и сообщил первые данные о потерях – 30 убитых и в примерно в три раза больше раненых: «Сделал распоряжение об общем сосредоточении войск. Все Царство объявил на военном положении»254. Уточненная картина была более сложной. Всего было 25–26 нападений на войска. Большого успеха повстанцы не имели нигде255. В результате атак был убит один полковник и 28 солдат, тяжело ранены один генерал, один подполковник, один младший офицер и шесть солдат, легкие ранения получили четыре младших офицера и 50 солдат. 92 солдата пропали без вести, мятежники захватили 67 ружей и два ранца, оставив в руках солдат 12 убитых, 14 раненых и 242 пленных256.

Особенно тяжело пришлось пленным – над ними зверски издевались и убивали. Барабанщику 6-го пехотного Либавского полка нанесли перед смертью 18 ран, отрезали нос, язык и детородный член. Покалечены были и два других солдата этого полка, попавших в руки мятежников257. Мятежники нападали и на православные монастыри, подвергая их грабежу, а насельников – издевательствам258. 12(24) января в Варшаве был получен ответ Александра II на рапорт наместника: «Надеюсь на самые энергические меры с твоей стороны и на немедленное наказание виновных. Объявление всего Царства на военном положении одобряю»