Генерал-адъютант Николай Николаевич Обручев (1830–1904). Портрет на фоне эпохи — страница 24 из 92

486. Кроме того, Зайончковский отмечает два существенных недостатка записки: 1) в записке исключалась возможность движения противника в глубь России на главном ТВД и в силу этого игнорировались какие-либо действия для того, чтобы сделать это вторжение невозможным; 2) недооценка опасности нападения с юга, которая была реальной ввиду действий Англии487.

Мне хотелось бы отметить, что сама записка была вызвана к жизни прежде всего изменениями, произошедшими в Германии. Однако вполне оправданное внимание к новой европейской державе, обладавшей исключительно мощной армией, отнюдь не означало недооценки южного направления. Наоборот, Военное министерство, как уже отмечалось, уделяло особое внимание южному и юго-западному направлениям. Так, строительство укреплений Керчи, Николаева шло под личным контролем Э. И. Тотлебена с конца пятидесятых – начала шестидесятых годов XIX века. Кроме того, после разгрома Франции и развала Крымской системы, то есть к началу семидесятых годов XIX века, на южном направлении военные думали не только об обороне. В записке, касавшейся стратегической ситуации в Закавказье, говорилось о наступлении как об основной форме ведения боевых действий. Были определены основные цели: Карс, Эрзерум, Саганлукский проход488. Что же касается возникшей потенциальной опасности России со стороны Германии и Австро-Венгрии, то предлагаемая Обручевым система – крепости для прикрытия мобилизации489 и кавалерия по границам, укомплектованная по штатам военного времени490, – как раз и должна была исключить возможность проигрыша большого пограничного сражения и глубокого проникновения противника в глубь территории России.

1873 год был достаточно напряженным для Обручева. Закончив составление стратегической записки, он принял участие в работе Секретного совещания под председательством Александра II по вопросам введения всеобщей воинской повинности, организации войск и о стратегическом положении России. Обручев был делопроизводителем совещания, которое проходило с 28 февраля по 31 марта 1873 года и где, в частности, обсуждалась его записка. Самый факт участия Обручева в совещании такого ранга говорит о росте его авторитета. Работа Обручева в комиссии по организации войск была отмечена Высочайшим благоволением, с производством в генерал-лейтенанты491. Через день после производства в новый чин – 15 мая 1873 года – Николай Николаевич был командирован в Турцию, Германию и Австро-Венгрию с целью сбора информации о вооруженных силах этих государств492. Выбор маршрута кажется мне символичным с точки зрения определения стратегических приоритетов России. Итак, первой была Турция.

Официально Обручев был отправлен в качестве главного редактора готовящихся в Главном штабе военно-статистических обзоров этих государств для объяснений с военными агентами России. «При этом, согласно неоднократно выраженному мнению нашего посла в Константинополе, генерал-майору (в приказ не успели ввести новое звание. —О. А.) Обручеву представится возможность принять личное участие в разработке программ для собирания статистических сведений о Турции через посредство наших консулов и, пользуясь открытием железнодорожных линий, проехать по наиболее важному пространству Балканско-Дунайского театра»493. Обращает на себя внимание тот факт, что в инструкциях акцент делался на Балканско-Дунайском театре, то есть на той территории, которая, по мнению П. А. Зайончковского, для Военного министерства не имела большого значения.

Обручев решил не задерживаться в турецкой столице, где невозможно было наблюдать за полевыми учениями турецкой армии. Он ограничился визитом к военному министру Гуссейн-Авли-паше, который разрешил Николаю Николаевичу посещение военного лагеря в Шумле, снабдив его султанским фирманом и сопроводительным письмом к командующему Дунайским корпусом (муширу) Абдул-Керим-паше494. Встреча в Шумле была предупредительной, русскому гостю показали и лагерь, и учения. Обручев отметил, что турки при обучении пехоты пользуются устаревшим французским уставом, несостоятельность которого, кстати, продемонстрировала франко-прусская война. Николай Николаевич осмотрел места боев 1828 года, посетил Преславу и Рущук, где встретился с местным генерал-губернатором. Обручев отмечал радушие хозяев: «Нельзя было и желать большего внимания и почета, чем какие были оказаны нам как русским (выделено Обручевым – О. А.) в Шумлянском лагере. Поэтому казалось бы политичным, чтобы и с нашей стороны турки видели взаимное расположение»495. Подобное развитие событий, с точки зрения Обручева, было бы чрезвычайно полезно в будущем, поэтому он и просил Д. А. Милютина ходатайствовать о пожаловании командующему Дунайским корпусом Абдул-Керим-паше и инструктору артиллерии дунайского лагеря Решид-паше (бывший прусский офицер Вильгельм Штрекер, который был, по словам Обручева, весьма полезен и гостеприимен с русскими) российских орденов, соответствовавших их званиям496. Ордена были даны турецким генералам уже по возвращении Обручева в Петербург, и он сам отправил их в азиатский департамент МИДа497. На этом формальная часть миссии Обручева была завершена.

Более существенной частью визита был военно-политический анализ состояния Турции, сделанный Обручевым. Он сводился к четырем основным выводам:

1. Обручев призывал военных России уделять больше внимания топографии Турции, поскольку особенностью Балканского театра войны является его способность к изменению: «Пути, укрепления, населенные пункты – все это быстро здесь меняется»498, а армия не может позволить себе иметь превратные сведения.

2. В Турции строятся железные дороги, но они не станут стратегическими путями, годными для быстрой переброски крупных масс войск, так как они «строятся европейской спекуляцией и эксплуатируются европейским сбродом, напоминающим Вавилонское столпотворение»499.

3. Турецкая армия, по мнению Обручева, была плохо организована и обучена. Отметив хорошее вооружение турецкого солдата и его высокие боевые качества, Обручев писал: «Заимствовав от европейцев оружие и устав, турки остались чужды их смыслу. С новым оружием они отбивают по-старому темпы (выделено Обручевым. – О. А.) ружейных приемов, сохраняют неповоротливый линейный строй, еле двигающийся даже по ровному месту, производят стрельбу непременно под музыку, а о рассыпном действии и не думают»500. Иначе говоря, турецкая армия, по оценке Обручева, не в состоянии проводить эффективное наступление. Техническая часть армии не уступит по качеству российской только там, где есть европейцы. Броненосный флот также не может являть, по мнению Обручева, серьезной угрозы: у турок плохие команды на хороших кораблях. «Но помимо техники вооруженные силы Турции скудны, малопригодны к большим действиям и, если не давать им только опомниться и распутываться, несомненно обречены на новые Кюрюк-Дара и Башкадыклары»501.

4. Обручев считал, что в политическом отношении положение России ухудшилось, ее влияние и вес в Турции сокращаются. Европа проникает в глубь державы Османов, прежде всего экономически, но и культурно. У России же, полагал Обручев, до недавнего времени было только одно верное средство – религия. Но православие расколото греко-болгарским конфликтом, который несет таким образом опасность потери влияния. Обручев отмечает, что чем слабее будет Турция, тем непримиримее будет к России ее новый враг – Греция: «Греки видят падение Турции и уже претендуют на нее как на законное свое наследие. Чем вероятнее исход турецкого господства на Балканском полуострове, тем враждебнее относятся греки и к нам, и к болгарам, стоящим на пути их будущей политической роли. Не следует обманывать себя, чтоб здесь было возможно какое-либо примирение»502. Следовательно, Россия должна проводить последовательную политику поддержки болгар в противовес грекам, ибо развитие болгар будет залогом охраны интересов России в будущем, а возвышение Греции гораздо опаснее для этих интересов, чем даже усиление Турции503. «При скудности наших средств мы можем брать только последовательностью нашей политики. И в этом отношении перед нами ни на одну минуту не должно исчезать, что все наши успехи в будущем прямо будут зависеть от того, насколько нам удастся оградить и спасти болгар от притеснений и турок, и еще более – греков», – заканчивал свое обозрение Обручев504, предлагая, таким образом, опираться не на «неблагодарных греков», а на «признательных» России болгар. Эти идеи нашли свою реализацию в русско-турецкой войне 1877–1878 годов.

Возвратившись из командировки в 1873 году, Обручев занялся новой работой. Она была связана с проблемой Царства Польского, анализом значения этой территории, так называемого польского треугольника, для обороны западных рубежей России. Фактически это было возвращение к теме, уже обсуждавшейся в работе Секретного совещания февраля – марта 1873 года. Еще тогда Обручев представил записку, в которой высказал мнение об особом стратегическом значении этого района для России. В ходе обсуждения документа было принято решение о создании укрепленного плацдарма при слиянии рек Буга – Нарева и Вислы по линии Новогеоргиевск – Варшава – Сероцк (или Зегрж). Позже решили отказаться от укрепления Варшавы по причине дороговизны планируемых работ, хотя, с другой стороны, было ясно, что одной реально существующей крепостью – Новогеоргиевском – обойтись невозможно505. Это положение и возникшие разногласия как среди военных, так и между ведомствами военным и финансовым, привели к созданию новой комиссии Главного штаба во главе с Н. Н. Обручевым. Летом 1875 года под руководством Обручева была проведена стратегическая рекогносцировка «польского треугольника». Комиссия Обручева была представительной – принятые ею решения определили ход вооружения западной границы России вплоть до 1914 года.

Материалы по крепостям собирались офицерами Варшавского округа до прибытия комиссии из столицы. С 24 мая по 18 июня 1875 года продолжались совместные полевые поездки офицеров группы Обручева, а осенью и он сам был вторично командирован в Варшаву, «чтобы, пользуясь объездом крепостей генерал-адъютанта Тотлебена, представить ему на месте главные выводы летней поездки»