506. К сожалению, герой Севастополя, по свидетельству своего адъютанта, а позже и биографа Н. К. Шильдера, не любил вмешательства «чужаков» в сферу своей деятельности, каковой он считал фортификацию507. Об этом же свидетельствует и Милютин: «Тотлебен не может допустить, что бы кто-либо, а тем более офицер генерального штаба, смел вмешиваться в его владения – то есть в сферу инженерного ведомства. Тотлебен до крайности самолюбив и обидчив»508.
Очевидно, что и Обручев, типичный штабист, не побывавший еще «под огнем», не обладал в глазах Тотлебена достаточным авторитетом для подобного вмешательства. Обручев же в докладе позволил себе критиковать ряд укреплений Царства Польского509. Это вызвало конфликт двух генералов, который губительно скажется уже через год после описываемых событий при решении вопроса о назначении командующего Дунайской армией и его начальника штаба. Пока же Обручев для подтверждения своей позиции был вынужден ограничиться составлением записки о стратегическом значении Висло-Наревского плацдарма. В составлении этого документа принял участие и представитель артиллерийского ведомства ген-м. Фриде. Записка состояла из шести отделов и приложений в виде карт и частных записок офицеров группы Обручева510.
Главный вопрос при любой войне России с Германией, а тем более с Германией и Австро-Венгрией, по мнению Обручева, связан с проблемой Польши: следует ли удерживать Царство Польское, или же необходимо начинать оборону на Немане и Буге. С военной точки зрения, рассуждал Обручев, оборона «польского треугольника» является делом весьма рискованным: с трех сторон эта территория охвачена Галицией и Восточной Пруссией, железнодорожная сеть которых дает потенциальному противнику возможность быстрой мобилизации, боевого развертывания и, следовательно, вторжения. С другой стороны, Царство Польское удалено от основных резервообразующих районов русской армии, а сеть русских железных дорог недостаточно развита для того, чтобы по ним было возможно быстро перевезти подкрепления. Даже если войска «польского треугольника» успеют отмобилизоваться, то без новых железных дорог, без модернизации старых им «…будет предстоять непосильная задача вести одним борьбу с несравненно превосходнейшим противником»511.
Казалось бы, военная логика подсказывала необходимость избрания для русских армий линий обороны по Неману и Бугу и путей отступления к ним в случае вторжения австро-германцев. Но все выгоды этого отступления перекрываются одним существенным недостатком – потерей Царства Польского, что, по мысли Обручева, равноценно потере целой кампании, а это совершенно недопустимо. «Во всех столкновениях России с западными соседями отделение от нее Царства Польского и ближайших к нему ополяченных областей будет составлять первую, главнейшую и, может быть, даже единственную цель войны. История уже достаточно убедила Европу, что Россию нельзя одолеть простым походом к Москве и Петербургу. Победить наше громадное государство можно только долгой борьбой с постепенным охватом нашей территории с возможным сокращением и истощением наших средств (выделено мной. – О. А.)»512. Следовательно, разумно не оставлять Польшу без борьбы – ее легко потерять, но чрезвычайно трудно вернуть.
Тем временем русские крепости – Новогеоргиевск, Александровская цитадель, Ивангород – вытянуты в одну линию, лишены взаимной связи и не могут быть гарантией владения Польшей. Ни одна из крепостей не может принять значительное число войск, но каждая легко блокируется. Кроме того, возможность проведения отступления тоже весьма сомнительна. От западной границы Царства до Бреста почти 500 км, а от флангов – прусских и австрийских позиций – от 230 до 270 км. В случае войны русские войска не могут отступать медленно – велика угроза быть разбитыми на марше, быстрое же отступление может расстроить войска морально и дать повод полякам думать о слабости России513. Вывод один: необходимо создать прочное военное положение в Польше, которое было бы гарантией как против удара внешнего противника, так и против возможных колебаний польского населения. Такой гарантией может быть укрепление треугольника Новогеоргиевск – Варшава – Сероцк, так как: а) это географический центр русской Польши; б) здесь находятся ключи к контролю над реками Висла, Буг, Нарев и важнейшими дорогами; в) Здесь административно-культурный центр Царства Польского.
Позиция на Буге и Немане должна прикрывать наши войска от обхода, вынуждая противника на фронтальные, то есть на самые безрезультатные атаки514. Русские крепости в Польше часто строились как точки скорее политического, чем стратегического значения. Обручев предлагал придать им прежде всего военный характер, для чего необходимо: 1) обеспечить Висло-Наревский плацдарм от захвата открытой силой; 2) район не должен требовать значительных гарнизонов и одновременно быть готовым вместить значительное число войск – от двух до трех дивизий нового состава дополнительно; 3) район должен представлять все удобства активных полевых действий – переправ через реки, вылазок из крепостей и т. д.; 4) район должен быть обеспечен запасами не менее чем на десять месяцев515. Предложения Обручева носили чрезвычайно важный характер. Они закладывали традицию оборонительной политики России в этом районе.
Важно отметить, что Николай Николаевич еще в 1874 году пришел к мнению, что политика Германии в Европе приведет к общеевропейской войне516, что требовало усилить оборонительные сооружения на западных границах России. Однако доводы Обручева стали убедительными только после Берлинского конгресса. Только 29 января (10 февраля) 1880 года император согласился «в необходимости заняться неотлагательно приведением наших западных крепостей в большую готовность к обороне»517. Окончательно предложения по укреплению «польского треугольника» были приняты в качестве правительственной программы лишь летом 1880 года. 1 июня 1880 года Д. А. Милютин наложил на обручевский доклад резолюцию «Высочайше повелено исполнить как предложено»518.
События на Балканах середины семидесятых годов XIX века отвлекли внимание русского правительства от западных границ. Они в конечном результате привели к войне с Турцией в 1877–1878 годах. Значение этой войны для истории России, ее Вооруженных сил чрезвычайно велико. Эта война стала важной вехой не только в жизни страны, но и в жизни Обручева, который сыграл значительную роль в ее подготовке, проведении и в подведении ее политических итогов.
Глава III
1875 год. Восстание на Балканах, причины и начало Восточного кризиса. – Восточная политика России в 1875–1876 годах. – Ливадийские совещания. Первый план войны. – Московская речь императора и частичная мобилизация армии. – Россия и Турция. Война или реформы. – После Константинопольской конференции. Последние колебания. Планирование войны. – Колебания преодолены. – Война. – Мир. – Мир на грани войны. – После Берлина. – Миссия в Восточной Румелии
1875 год. Восстание на Балканах, причины и начало Восточного кризиса
В июле 1875 года началось восстание христианского населения в турецких провинциях – Герцеговине и Боснии. Причиной были злоупотребления турецких властей и исключительно неблагоприятные природные обстоятельства в основных зернопроизводящих районах Османской империи. Наводнения сменялись засухами, а ними следовали эпидемии519. Неурожаи 1873–1874 годов в Анатолии привели к тому, что Малая Азия была охвачена голодом. Банковский кризис 1873 года в Константинополе привел к удорожанию «живых денег», то есть серебра и золота, и росту цен. Турецкие финансы находились в самом плачевном состоянии. Финансовый кризис был постоянным. Не помог даже временный отказ от выплаты процентов по французским ценным бумагам после франко-прусской войны520. Сумма займов, размещенных правительством султана на Лондонском биржевом рынке с 1854-го по 1874 год, равнялась 180 259 836 фунтам стерлингов (не считая железнодорожного займа 1870 года в 31 млн фунтов стерлингов), из которых к середине 1870 годов невыплаченными оставались 170 874 420 фунтов стерлингов521.
Правительство охватила какая-то займовая лихорадка. «До эпохи преобразования, – отмечал русский публицист, – Турция была государством бедным, но по крайней мере она не имела ни внутренних, ни внешних долгов. Прежде это было государство бедное: теперь это государство разорившееся. Министры султанов прежнего времени страшились долгов как честные дикари; министры Абдул-Меджида и особенно Абдул-Азиса живут долгами; Турцию спасает от банкротства единственно то, что некоторые сильные правительства заинтересованы, чтоб этого не случилось, и что слишком большие капиталы Западной Европы затрачены на поддержку Турции»522. C 1863-го по 1870 год было заключено пять займов на 104 185 860 турецких фунтов523. С 1871-го по 1874 год было заключено пять новых займов на сумму 98,53 млн фунтов524.
Постоянно увеличивался налоговый пресс, в первую очередь – на христиан. Если «бедель-и аскерие» – откуп от военной службы – ранее собирался с 20 лет, то с 1868 года в Дунайском вилайете его стали собирать с 12 лет, а с 1874 года его стали собирать со всех христиан-мужчин с рождения – по 36 пиастров в год. Сбор денег приводил к повсеместному отчаянию525. Откупщики и бесконтрольные сборщики налогов доводили дело до крайности. Сбор «ашара» – десятины натурой – доходил до 1/5 урожая526. Практика откупов и постоянного повышения налогов для выплаты процентов по внешним кредитам была очевидной, как очевидным было то, что недовольство и мусульман, и христиан этой политикой рано или поздно проявит себя527.
«Из всех европейских порядков, – отмечали „Отечественные записки“ в 1875 году, – Турция легче всего заимствовала искусство делать займы, которые, со времени восточной войны, делались так усердно, что теперь цифра турецкого государственного долга равняется цифре контрибуции, взятой Германией с Франции за последнюю войну»