687. Сомнений в редакции журнала тоже не было, там открыто говорили о том, что должно ждать страну: «Война, независимо от своих материальных последствий для государства, есть верная проба всех его наличных сил и так сказать, испытание всей его деятельности за последнее время, направленной к возвышению этих сил, во всей их совокупности»688.
Отношение подданных Российской империи к событиям на Балканах было неоднозначным. Доклад III отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии от 12 (24) ноября 1876 года предлагал следующую классификацию: 1) губернии с велико-, мало– и белорусским населением полностью и активно поддерживали славянское движение; 2) остзейские провинции и Финляндия относились к нему равнодушно, за исключением дворянства германского происхождения, как всегда, верного своему долгу перед троном и Россией. Для последнего важным было только одно – публичное проявление монаршей воли, то есть приказ; 3) губернии с польским населением также были или индифферентны, или скрыто враждебны идее поддержке балканских славян; 4) губернии с мусульманским населением оставались абсолютно спокойными и лояльными689. Что касается Москвы, то первопрестольная столица в эти дни была одним из самых мощных центров славянофильской пропаганды, общественное мнение столицы было настроено весьма воинственно. Слова императора поначалу были встречены восторженно, но серьезного энтузиазма среди многочисленных сторонников войны еще не вызвали690.
Вернувшись из Москвы в Петербург, 1 (13) ноября, после смотра войск гвардии, император объявил о мобилизации. Соответствующие указы были подписаны еще за день до этого. Обращаясь к великому князю Николаю Николаевичу (старшему) и гвардейским офицерам, он поблагодарил их за блестящее состояние корпуса и назначил своего брата командующим Действующей армии. При этом император высказал свою надежду, что необходимости мобилизовать гвардию не будет691. В тот же день был издан указ о формировании Полевого управления Действующей армии и о подчинении командующего войсками Одесского военного округа Главнокомандующему этой армии. В ее состав должны были войти шесть армейских корпусов692. Призывались только запасные, то есть прослужившие уже под знаменами солдаты – всего 227 548 чел. Основная масса призываемых находилась в сельской местности, а сборные пункты – в городах. Несмотря на осень, неблагоприятное время для движения (холода, дожди, размытые дороги и т. п.), сбор запасных проходил весьма удачно, по общему отзыву губернатором, «люди собирались весьма охотно»693.
Мобилизация войск Киевского, Одесского, Харьковского, а также частично Московского и Кавказского военных округов началась со 2 (14) ноября – всего было переведено на штаты военного времени 20 пехотных дивизий, семь кавалерийских, Донская казачья с соответствующей артиллерией, то есть около 460 тыс. чел. и 1154 орудия694. Таким образом, была мобилизована почти половина всей пехоты русской армии (40 пехотных, четыре гренадерских, три гвардейских дивизии)695. К 1 (13) января 1877 года численность армии выросла до 1 005 825 чел.696 После этого Александр II уже не мог отступать. Единственным условием мирного завершения кризиса становился успех Константинопольской конференции послов России, Германии, Австро-Венгрии, Италии, Франции и Англии, созванной по инициативе Петербурга. Особые надежды на ее результаты возлагало руководство русского МИДа – там по-прежнему надеялись на принятие программы автономии христианских провинций697.
Россия и Турция. Война или реформы
Уже 21 октября (2 ноября) 1876 года Милютин отметил в дневнике, что ему удалось настоять на посылке Обручева в Вену «…в качестве частного путешественника, чтобы негласно помочь нашим дипломатам выработать серьезный проект конвенции (на случай войны с Турцией. – О. А.)»698, хотя А. М. Горчаков и пытался отказаться от этой услуги военного министра, ограничившись инструкциями русскому послу. Информация Милютину частично подтверждается письмом Горчакова Е. П. Новикову – послу России в Вене, – которое Николай Николаевич должен был вручить Новикову. Обручев действительно отправился в Вену в качестве «простого путешественника». Новикову предписывалось принять его как простого соотечественника, к которому не должно быть приковано ни официальное, ни частное внимание699. Может быть, именно благодаря этим инструкциям «миссия Обручева» оказалась вне пристального внимания не только современников, но и историков. Мне хотелось бы отметить, что в сопроводительном письме Горчаков счел необходимым подчеркнуть пассивный характер полномочий Обручева: в формулировке канцлера он должен был только консультировать дипломатов в специальных военных вопросах700, а не «помогать» им в милютинской версии, что означало более энергичное или независимое от МИДа участие в переговорах с Австрией.
28 октября 1876 года Обручев прибыл в Вену. Одновременно российское посольство получило инструкции канцлера, необходимые для начала конкретных переговоров701. Обручев, не имевший официального статуса, формально не принимал прямого участия в переговорах. Однако реальный вклад Обручева был велик – это признавал и Новиков, который уже через два дня после прибытия Николая Николаевича просил у Горчакова позволения открыть перед австрийцами «секрет миссии Обручева», придав ей таким образом дипломатический статус702. Но на эту просьбу последовал отказ.
Формально Россия, Германия и Австро-Венгрия являлись союзниками. 24 апреля (6 мая) 1873 года, во время визита Вильгельма I в Петербург, фельдмаршалами Ф. Ф. фон Бергом и Г. фон Мольтке была подписана русско-германская военная конвенция о взаимной помощи 200 тыс. армией в случае нападения третьей стороны. Она была немедленно ратифицирована императорами703. Вскоре германский канцлер предупредил своего русского коллегу, что соглашение будет иметь силу только в случае присоединения к нему Вены. 25 мая (6 июня) 1873 года во время первого после Крымской войны визита Александра II в Вену была подписана русско-австрийская конвенция консультативного характера. В случае нападения третьей державы Австро-Венгрия и Россия обязывались, не заключая новых союзов, условиться о совместных действиях. 11 (23) октября 1873 года при посещении Вильгельмом I австрийской столицы Германия присоединилась к этой конвенции704. Так сложился союз трех императоров.
На переговорах с Австрией основными были два вопроса: 1) о дружественном нейтралитете Австро-Венгрии, о конкретных формах этого нейтралитета; 2) о территориальном урегулировании на Балканах после войны с Турцией. Новиков, согласно инструкциям, согласовывал военную часть предполагаемых документов с Обручевым, хотя и мнение военного ведомства, представленного Николаем Николаевичем, не было определяющим даже в военных вопросах. Все, что вызывало сомнение Новикова, немедленно отсылалось на окончательное решение канцлеру705.
Мобилизация поставила в порядок дня проблему железных дорог. Имевшихся на тот момент 70 тыс. верст было явно недостаточно, хотя подвижной состав – 3095 паровозов, 4867 пассажирских и 61 241 товарных вагонов – считался вполне приемлемым для обеспечения воинских перевозок706. Кишиневско-Ясская ветка Одесской железной дороги, соединявшая русские дороги с румынскими, должна была быть введена в строй в 1874 году, но по ряду причин (аварии при строительстве, а затем банкротство фирмы, которая вела проект) движение по ней открылось только 28 марта (10 апреля) 1877 года. К тому же она была одноколейной, на 233 км имелось только 12 разъездных станций, дорога еще плохо обеспечивалась водой707.
Состояние Одесской железной дороги также вызывало нарекания – качество дороги оставляло желать лучшего. Именно здесь перед войной произошла Тилигульская катастрофа708. 4 (16) января 1876 года сошел с рельсов и рухнул с высокой насыпи локомотив и 24 вагона, из них 11 пассажирских, в которых перевозились призванные запасные солдаты. 70 чел. было убито, 54 тяжело ранены709. Естественно, что в предвоенный период такое состояние коммуникаций в возможном тылу армии, которая должна была действовать на главном стратегическом направлении, не могло не волновать военных.
Подвижной состав Варшавско-Венской железной дороги, в случае невозможности использования сети австрийских дорог, трудно было бы использовать для обеспечения переброски войск. Между тем довольно быстро выяснилось, что имеющихся в России пассажирских вагонов для перевозки войск не хватит, а товарные требовали значительной доработки – утепления (обшивки стен, потолков и двойных полов), установки печей и т. п.710 О сложности проблемы можно судить по простым цифрам: для перевозки пехотного полка требовалось шесть эшелонов примерно по 30 вагонов и платформ в каждом (в дивизии их было четыре),711 кавалерийского полка – пять эшелонов, батареи – два эшелона, летучего дивизионного парка – десять эшелонов и т. п.712
Кроме того, необходимо было учитывать и низкую пропускную способность румынских железных дорог. Они были одноколейными и рассчитанными на европейскую узкую колею (1,435 м), в то время как русский подвижной состав – на широкую (1,524 м). Станции не имели достаточных возможностей для выгрузки и погрузки и были слишком удалены друг от друга713. Снабжение армии на Балканах могло оказаться под угрозой. Сформированные при мобилизации 2-й и 3-й железнодорожные батальоны с началом войны были переброшены в Румынию, где они вели работы по развитию станций, устанавливали разгрузочные приспособления, совершенствовали пути и т. п.714
Неудивительно, что русские военные хотели получить от Вены права на эксплуатацию австрийских железных дорог в Галиции на время русско-турецкой войны. Андраши соглашался на содействие австро-венгерского правительства в вопросе об организации «санитарных учреждений» России на австрийских железных дорогах, на принятие и транспортировку русских раненых, но возражая против транзита через свою территорию русских военных грузов