829. Действующая армия в Бессарабии составила четыре корпуса: 107 бат. и 4 полубат., 51 эск. и 98 сотен, 472 ор. с общей численностью 199 782 чел.830, что было существенно меньше цифры, предлагавшейся Обручевым. Резерв Действующей армии составили четыре пехотные и одна Донская казачья дивизия – 73 170 чел. при 210 орудиях, он находился в Киевском военном округе831, что несколько затруднило его использование по назначению. Как отмечал Клаузевиц: «Резерв имеет два назначения, которые надо различать: во-первых, продление и возобновление боя и, во-вторых, применение в непредвиденных случаях»832. Размещение резерва в округе, традиционно нацеленном прежде всего против Австро-Венгрии, подразумевало различные варианты его использования, двойственность роли этих войск833. Уместна в этом случае и следующая цитата из Клаузевица: «…стратегический резерв тем менее необходим, чем более бесполезен и даже опасен, чем обширнее и многограннее назначение этого резерва… Применение всех сил должно быть приурочено к решительному столкновению, и всякий резерв (состоящий из готовой к использованию вооруженной силы), который предназначался бы для применения лишь после этого решительного акта, был бы нелепостью»834.
Январская 1877 года дополнительная мобилизация увеличивала, по расчетам Милютина, Дунайскую армию на два корпуса, доводя ее численность до 266 тыс. чел.835, что по-прежнему было меньше состава, предлагаемого Обручевым, на этот раз «всего» на 47 тыс. чел., то есть более чем на корпус. Тон записки не оставляет сомнений – военный министр считал подобное развитие событий нормальным. Кроме того, Д. А. Милютин имел и свой, отличный от Обручева, взгляд на боевое развертывание Дунайской армии и, следовательно, на ее ближайшие цели: «Сколько могу судить о настоящем расположении армии на Дунае и предстоящих военных действиях, мне кажется, что отвлечение сил к правому флангу, то есть в Малую Валахию, представляет важное неудобство в том отношении, что по всем правилам стратегии неприятель должен обратить главные свои усилия на левый наш фланг. Расположение турецких сил в Виддине может быть только демонстрацией, главные же силы свои неприятель легко может стянуть к стороне Бабадагской области»836. Как видно, Милютин недооценивал важность Виддина, но не как позиции для обороны (ею в этом отношении и не пользовались), а как позиции для маневра, приведшего Османа к Плевне. Прошлое тяготело над Дмитрием Алексеевичем, притягивая его внимание к низовьям Дуная, к крепостям, где традиционно разворачивались решающие сражения русско-турецких войн.
Известно, что Александр II предпочитал не вмешиваться в распоряжения Главнокомандующего напрямую, находясь как бы в стороне от руководства армией. Однако и он, в свойственной ему мягкой форме обратил внимание вел. кн. Николая Николаевича (ст.) на низовья Дуная, к левому флангу армии: «… любезный Низи, не могу не выразить тебе моих опасений, что дальнейшее наступление за Балканы мне кажется слишком рискованным, пока значительные силы неприятеля у Рущука и под Шумлою не отступят из занимаемых ими сильных позиций, откуда они могут угрожать нашему левому флангу. То же можно сказать и про наш правый фланг, где у нас один 9-й корпус, пока Никополь в руках неприятеля, равно и Плевна»837. Письмо написано 28 июня 1877 года. Обращает на себя внимание тот факт, что через две недели после форсирования Дуная, в ситуации, когда большая часть армии была ориентирована на дунайский четырехугольник крепостей, за шесть дней до взятия Никополя император предлагает меры, коренным образом меняющие и без того уже измененный план Обручева. Традиционные взгляды на театр военных действий усиливали диспропорциональное распределение сил Дунайской армии. Ее боевая ударная сила слабела справа налево по линии Запад-Восток. Слишком сильный левый фланг, слишком ослабленные маневренные отряды, почти нет резервов. В результате слабый правый фланг русской армии не смог выполнить поставленную перед ним задачу. 9-й корпус взял Никополь, но не помешал Осман-паше занять Плевну.
Кроме императора и Милютина, в переработке первоначального плана войны принял участие Главнокомандующий и его окружение. Вел. кн. Николай Николаевич (ст.) был назначен на этот пост 11 октября 1876 года. 16 октября он прибыл на совещание в Ливадию и получил для ознакомления соображения Обручева (с запиской Артамонова он познакомился ранее). 17 октября он согласился с основными выводами записок838. Однако ввиду негативного отношения Главнокомандующего к Обручеву генерал не вошел в Полевой штаб Балканской армии. Великий князь заявил, что вообще не хочет иметь Обручева в армии ни на какой должности839. Начальником штаба стал ген. – ад. Непокойчицкий, а его помощником – ген.-м. К. В. Левицкий. Левицкий и стал разрабатывать свой вариант плана кампании, причем официально основанием для него стала октябрьская записка Обручева840. Великий князь пытался воплотить пожелание Александра II – война должна была стать быстрой и наступательной841.
На самом деле в представленной Левицким записке основные положения Обручева и Артамонова были отброшены. План Левицкого готовился в спешке – Главнокомандующему был нужен «свой» вариант развития событий. Сам Левицкий, вспоминая в письме к великому князю Николаю Николаевичу (ст.), написанном в 1880 году, обстоятельства создания записки, отмечал: «Вероятно, Ваше Императорское Высочество помните, что тотчас по отдании этого повеления (о формировании Действующей армии. – О. А.) пришлось формировать как Полевой штаб, так и все Полевые управления, составить дислокацию расположения армии в Бессарабии, и вообще как начальник штаба, так и я, мы были завалены работами. Среди этих работ Ваше Императорское Высочество приказали составить записку на основании тех соображений, которые были изложены в Ливадии и были одобрены Вашим Высочеством. Я помню, что времени было так мало, что я составил, и прямо начисто, в течение одного вечера и одной ночи, которую просидел всю напролет и утром читал ее во дворце… Эта спешность работы отразилась на составлении записки, которая страдает отсутствием отделки, неравномерностью развития частей с их важностью»842.
Очевидно, Николай Николаевич (ст.) действительно торопился – ему было важно, чтобы контрпроект плана Обручева был составлен как можно быстрее. Этим контрпроектом и стала записка Левицкого, полностью соответствовавшая планам великого князя. Записка была представлена в начале ноября 1876 года на совещании в Петербурге под председательством императора при участии великих князей Александра Александровича, Николая Николаевича (ст.), генералов Милютина и Непокойчицкого843.
Левицкий согласился с Обручевым в определении политической и стратегической целей войны, признал необходимость скоротечной войны, опасность увлечения осадами крепостей844. Как и Обручев, Левицкий считал предпочтительным участком для наступления русской армии центральную Болгарию, но целью № 1 у него стал Рущук. Взятие этой крепости, с точки зрения Левицкого, было необходимо для полного «обеспечения сообщений армии»845. Предполагая, что пункт переправы будет выбран после занятия Румынии, Левицкий предлагал разместить его ближе к Рущуку, «как ближайшим целям, которые будут в виду после переправы, а именно – захват главнейших проходов на Балканах и овладение Рущуком»846.
На Балканы Левицкий предлагал нацелить кавказские казачьи сотни, часть донцов, одну-две кавалерийские дивизии, поддержанные стрелковыми батальонами и частью сил VIII корпуса. Эти силы, после захвата проходов через Балканы, должны были бы перейти к обороне, и только для легкой кавалерии предусматривался выход в долину реки Марица847. Одновременно с этими действиями должна была начаться осада Рущука, игравшая в плане Левицкого ключевое значение: «Овладение этой крепостью имеет первостепенное значение… До овладения этой крепостью предпринимать наступление на Балканы крайне опасно (выделено Левицким. – О. А.). Поэтому на достижение этой цели нельзя жалеть никаких средств… Только по овладению Рущуком и разработке путей через Балканы можно будет начать решительное наступление за Балканы и далее»848. И хотя план предусматривал взять Рущук за две недели, а войну окончить за два с половиной месяца849, реально он обрекал русскую армию на зимнюю кампанию своей переоценкой крепостей нижнего Дуная, оставлял правый фланг без внимания, ставил легкую кавалерию за Балканами в крайне сложное положение. Но это был проект штаба вел. кн. Главнокомандующего!
Когда 23 марта 1877 года Обручев представил «Соображения на случай войны с Турциею» начальнику Главного Штаба Ф. Л. фон Гейдену, то он разрешил представить их Милютину, но «присовокупил, что он их нисколько не разделяет, в особенности же по двум пунктам»:
1) Федор Логгинович возражал против формирования сводных гвардейской и гренадерской дивизий, то есть фактически выступал за сокращение состава Действующей армии;
2) целью войны, по мнению гр. Гейдена, Константинополь быть не мог, армия должна была занять Дунайскую Болгарию и ограничить свои действия за Балканами несколькими отрядами850.
Обручев в записке на имя Милютина возражал против предложений фон Гейдена851. Главнокомандующий готовился к осуществлению своего плана.
Между тем ситуация на Дунае менялась – турки перебрасывали туда новые силы, и Обручев пытается спасти свой план. В конце весны 1877 года он скорректировал его сам, пойдя на определенные уступки сторонникам осады крепостей. «Нам пришлось потерять много времени на выжидание переправы, – пишет он в своей очередной записке. – Между тем 60 000 турецких войск освободились с сербско-черногорских границ, а Египет, Сирия и Аравия выставили новые контингенты»852. Обручев предупреждал, что благоприятный момент во многом был упущен и России угрожает затяжная война, которую по многим причинам следует избежать. Планируемая война «должна быть кончена в одну кампанию (выделено Обручевым. – О. А.), ибо на вторую кампанию у нас не будет средств, тем более что нам придется тогда бороться уже не с одною Турциею, а со всеми теми, кто только и ждет нашего истощения»