883. Игнатьев был прав. Междлис формально представлял всех подданных султана, но был всего лишь карикатурным учреждением, декорацией, выставленной для показа Европе. Его созыв был назначен на 1 марта 1877 года, но из-за того, что не все депутаты смогли вовремя приехать в столицу, церемонию перенесли на 4 марта.
Она состоялась во дворце Долма-Бахче. Султан, окруженный военными и высшими духовными лицами, вышел к собравшимся в черном и стал рядом с троном, опираясь на саблю. Тронную речь читал его первый секретарь. Монарх, как водится, обещал заботиться о стране и ее жителях884. Палата представителей состояла из 119 депутатов (71 мусульманин, 48 немусульман). Отвечая послушным согласием на все требования правительства, она получила у современников прозвище «Эвет, эфендим!» («Да, господин!»). С началом русско-турецкой войны этот абсолютно послушный и уже бесполезный для внешней политики Константинополя парламент перестал быть нужен, и 13 февраля 1878 года султан распустил его на неопределенный срок885.
Аудиенция у Франца-Иосифа завершилась его согласием присоединиться к тексту русской версии протокола. Единственным изменением, которое счел необходимым предложить Андраши (и с которым согласился Дерби), было напоминание Турции о ее обязательстве способствовать возвращению беженцев из Боснии и Герцеговины в свои дома. Австро-Венгрия явно тяготилась расходами по их содержанию. 16 (28) марта Игнатьев сообщил об этом в Петербург886. На следующий день он вновь прибыл в Берлин, где немедленно встретился с Бисмарком. Канцлер Германии уже знал о предложениях своего австрийского коллеги о посредничестве между Лондоном и Петербургом, и они ему категорически не понравились887.
Позиция Бисмарка была предельно ясной. «Меня обвиняют в том, – говорил он, – что я толкаю Россию к войне. Будь я русский подданный и имей я возможность высказать свое мнение на заседаниях ближайших советников русского императора, я сказал бы: будем умеренны в своих требованиях, но будем воевать, ежели мы не в состоянии достигнуть мирным путем результатов, которые удовлетворили бы наше национальное чувство. Обстоятельства никогда, быть может, так не благоприятствовали России и уже никогда не было, как теперь, целого ряда друзей, которые оберегают ее границу от вторжения неприятеля»888.
Так как война, по мнению «железного канцлера», была неизбежной, он готов был пойти на поддержку мирных инициатив России, намекнув при этом, что в случае русско-турецкого конфликта крайне желательной была бы территориальная компенсация Австро-Венгрии за ее нейтралитет. По его мнению, Франц-Иосиф нуждался в каком-либо достижении при «таком несчастном правлении», а небольшое изменение границ его монархии на Балканах стоило бы дешевле европейской войны. Само собой разумеется, что сам Бисмарк обещал полное сочувствие Германии России, за которое он ничего не просил. 19 (31) марта Игнатьев вернулся в Петербург. Результатом его дипломатических усилий стала готовность Парижа, Рима, Вены и Берлина поддержать русский проект обращения к Турции889. В тот же день, 19 (31) марта 1877 года, был подписан Лондонский протокол. Он содержал две декларации: 1) об обязательстве России провести демобилизацию, если Турция переведет свои войска на мирное положение и приступит к реформам; 2) о лишении силы протокола в случае, если соглашение о двустороннем разоружении не будет достигнуто890.
Это был британский вариант европейского обращения к Порте, которая свела на нет все усилия Игнатьева. Лорд Дерби под видом редактирования исключил из документа даже намеки на гарантии проведения реформ. В подписанном документе фактически осталось только упоминание об их желательности и требование демобилизации турецкой и русской армий. По словам Игнатьева, английская версия Лондонского протокола исключала саму сущность русского проекта, связывавшего требования Европы с предложениями Константинопольской конференции послов891. К протоколу были приложены особые декларации России, Англии и Италии, содержание которых явно различалось между собой. Русский документ ставил в основу примирения осуществление реформ и прекращение резни, английский – разоружение, а итальянцы вообще говорили о готовности следовать принципам протокола только до тех пор, пока сохраняется соглашение между подписавшими его странами. Явная демонстрация отсутствия единства великих держав по восточному вопросу не осталась незамеченной. В результате султан, поддержанный Англией, 9 (21) апреля 1877 года отверг и урезанный текст протокола, как вмешательство во внутренние дела Османской империи892. «Это был финальный акт мирных усилий России совместно с Европой, – вспоминал Лофтус, – и все надежды избежать войны были оставлены»893.
Милютин не имел их и ранее. «Вся эта дипломатическая бумажная кампания, уже так долго и так бесплодно продолжающаяся на позор Европы, – отмечал он 11 (23) марта, – не изменит рокового хода событий на Балканском полуострове; факты могут расстроить все тонкие соображения дипломатов. Лондонский протокол останется пустым клочком бумаги. История с равным презрением отзовется о двух фарсах, разыгранных в одно и то же время в Лондоне и Константинополе, подписание шестью большими державами протокола, ни к чему и никого не обязывающего, столь же комично, как и открытие турецкого парламента, законченного обращением Савфета-паши к дипломатической трибуне»894.
За две недели до подписания протокола, 18 марта 1877 года, была ратифицирована дополнительная к Будапештской конвенция, также заключенная 3 (15) января 1877 года, по которой подтверждалось право России на возвращение Южной Бессарабии, а Австро-Венгрии – на занятие Боснии и Герцеговины, исключая Ново-Базарский санджак, расположенный между Сербией и Черногорией (отдельно оговаривалось, что судьба его будет решена позже соглашением между Петербургом и Веной). Образование большого славянского или иного (то есть греческого) государства исключалось895.
Уже 20 апреля 1877 года австрийцы приступили к подготовке планов и организации оккупации Боснии и Герцеговины, которую они планировали осуществить после русской победы над Турцией896. В разгар переговоров с Лондоном Франц-Иосиф отправил Александру II письмо, в котором говорилось: «Что бы ни случилось и какой бы оборот эта война ни приняла – ничто не может заставить меня отступить от данного мною слова. Англии было в самой решительной форме сообщено, что она ни при каких обстоятельствах не может рассчитывать на союз с Австрией»897.
Теперь России необходимо было договориться с Румынией. 4 (16) апреля 1877 года А. И. Нелидовым, тайно прибывшим в Бухарест, была заключена конвенция об условиях пребывания русских войск на территории Румынии. Румынское правительство обязывалось обеспечить русской армии свободный проход через свою территорию и благоприятную позицию в случае начала военных действий, оказывать содействие в снабжении продовольствием и фуражом, предоставить возможность использовать железные дороги, почту и телеграф898. Россия со своей стороны обязывалась «охранять и заставлять уважать политические права румынского государства» и «защищать нынешнюю целостность Румынии». Для укрепления вооружавшейся румынской армии ей было передано 32 тяжелых орудия, четыре вагона пороха, 25 тыс. винтовок899.
Формально в мирное время под ружьем Бухарест имел 20 тыс. нижних чинов и 545 офицеров, которые при мобилизации вместе с ополчением должны были возрасти до 1089 офицеров и 52 тыс. нижних чинов900. В 1876 году после мобилизации армия была развернута в два армейских корпуса по две пехотных дивизии в каждом. Дивизии имели по две бригады, кроме того, в корпусе имелась кавалерийская и артиллерийская бригады, саперные части. Их численность составила около 50 тыс. чел. при 180 орудиях, не считая 20–30 тыс. слабо обученного ополчения901. Это были неплохие результаты. Однако, поскольку армия находилась в периоде переформирования, многого от нее ждать не приходилось902.
Через три дня после подписания русско-румынской конвенции, которая со стороны России была признанием de facto Румынии как независимого государства, русские войска получили приказ вступить на территорию Турции (Румыния, как вассал Турции, еще считалась турецкой территорией). Румынская армия первоначально была отведена в западные области княжества, формально сохраняя нейтралитет. Турция, не удовлетворившись этими формальностями, объявила войну Румынии, и только после этого, 10 (22) мая, княжество было провозглашено независимым de jure, и румынские части начали полноценно сотрудничать с русскими. Румынам была поручена охрана левого берега Дуная и обстрел правого берега. Первоначально их переход через реку и непосредственное участие в боевых действиях не предусматривались903. Русская армия готовилась к походу за Дунай и с помощью болгар собирала информацию о противнике904.
5 (17) апреля 1877 года рейд Константинополя покинул русский станционер корвет «Сокол»905. 11 (23) апреля 1877 года Россия разорвала дипломатические отношения с Османской империей906. В этот же день на паровой яхте «Эреклик» из Константинополя были эвакуированы в Одессу чины русского посольства и консульства в Турции907. В ночь на 12 (24) апреля русские войска начали переходить европейскую и азиатскую границы Турции908.
12 (24) апреля 1877 года в Кишиневе Александр II подписал Манифест об объявлении войны Турции: «Исчерпав до конца миролюбие Наше, Мы вынуждены высокомерным упорством Порты приступить к действиям более решительным. Того требуют и чувство справедливости, и чувство собственного Нашего достоинства Турция, отказом своим, поставляет Нас в необходимость обратиться к силе оружия. Глубоко проникнутые убеждением в правоте Нашего дела, Мы, в смиренном уповании на помощь и милосердие Всевышнего, объявляем всем Нашим верноподданным, что наступило время, предусмотренное в тех словах Наших, на которые единодушно отозвалась вся Россия. Мы выразили намерение действовать самостоятельно, когда Мы сочтем это нужным и честь России того потребует. Ныне, призывая благословение Божие на доблестные войска Наши, Мы повелели им вступить в пределы Турции»