909.
В тот же день турецкому поверенному в делах в России была вручена нота об объявлении войны910. Русское общество было по-прежнему настроено весьма воинственно. В России объявление войны вызвало огромный патриотический подъем и полную поддержку правительства со стороны практически всех слоев общества, множество людей покидало гражданскую службу и поступало добровольцами в армию911. Даже либеральные «Отечественные записки» отмечали: «…едва ли когда-нибудь царское слово даже о войне с Турцией было встречаемо с таким сочувствием, приветствуемо было такими радостными кликами по всей России, как о слово о нынешней войне, лично возвещенное Государем Императором в Москве и обнародованное в Манифесте 12 апреля по всей России»912.
Война
Итак, война началась, а Обручев и Тотлебен остались в Петербурге: Главнокомандующий не хотел их присутствия в своем штабе. Тотлебена он тоже не любил – тот был резким и сложным в общении человеком, и отношения между великим князем и генералом не заладились еще со времен Крымской войны913. Когда Тотлебен встретил Обручева в Летнем саду, он сказал ему: «Николай Николаевич, а нас забыли, нас оставили здесь!»914. Но события заставили вспомнить о них.
После неудачных попыток взять Плевну на Балканы в сентябре 1877 года был вызван Тотлебен. Обручев отправился на фронт 26 июня 1877 года, но не на Дунай, а на Кавказ, где, так же как и на Балканах, после первых удач ситуация изменилась к худшему. Наступавшие русские войска обложили крепость Карс, 18 (30) апреля был взят оставленный турками без боя Баязет915. 28 мая (9 июня) был взят Алашкерт. Этими успехами фактически закончился первый период наступления Действующего корпуса, его ресурсы были исчерпаны916. Подкрепить его было нечем.
Вскоре последовали неудачи. 6 (18) июня в замке города Баязет был блокирован занявший ее в начале войны и изолированный небольшой русский отряд917. 13 (25) июня был проигран бой у Зивина. Попытка атаковать 19-тысячную группировку регулярной турецкой пехоты, закрепившуюся на горных позициях, была отражена. Потеряв 125 чел. убитыми и 712 ранеными и контуженными, отряд вынужден был отступить918. Вновь, как и в боях на Балканах, проявилось превосходство обороны, снабженной высококачественным стрелковым оружием, над наступлением. Потери турок были также чувствительны, и они даже не попытались использовать свой успех, масштабы которого они преувеличили. Турецкий командующий заявлял о том, что русские потеряли от 6 до 7 тыс. чел., но его черкесская кавалерия отказалась пойти в преследование, во всяком случае, до тех пор, пока ей не заплатят 60 тыс. пиастров919.
Неудача под Зивином создала угрозу тылу Действующего корпуса и привела к снятию осады Карса. 26 июня (7 июля) русская осадная артиллерия – 56 орудий – прекратила интенсивный обстрел его укреплений920. В ночь с 27-го на 28 июня (с 8-го на 9 июля) были незаметно сняты последние орудия на осадных батареях под Карсом, в тылу на огромном костре сжигались штурмовые лестницы, формировались обозные колонны. Армия отступила в полном порядке, но отход сказался на настроении солдат самым тяжелым образом921. 28 июня (10 июля) Баязет был деблокирован, его гарнизон с большим трудом избежал уничтожения922.
Под влиянием неудач Лорис-Меликов отправил 29 июня (10 июля) письмо Михаилу Николаевичу – Главнокомандующему Кавказской армией: «Война на здешнем фронте приобретает серьезный оборот, могущий, если ею пренебречь, весьма отозваться на силе нашего владычества на Кавказе. Так успели перемениться обстоятельства»923. Михаил Тариелович просил подкреплений. Получить их можно было только из России. В Закавказье остались лишь небольшие воинские команды, которые несли гарнизонную службу. Две первоклассные дивизии Кавказской армии – 20-я и 21-я – были направлены на Северный Кавказ924. В апреле 1877 года в Чечне при деятельном участии турецких эмиссаров началось восстание925.
В мае 1877 года восстание перекинулось и в горный Дагестан. Русские силы в этом районе поначалу были крайне незначительны926. На небольшой период был блокирован Дербент, который не имел гарнизона, возникла угрожающая ситуация, которую удалось преодолеть исключительно энергичными мерами военных властей927. Подавление мятежа затянулось до конца октября в Чечне и до начала ноября в Дагестане928.
Великий Князь Николай Николаевич постоянно выступал против прибытия в армию Обручева и Тотлебена929. Император сделал это, несмотря на сопротивление Главнокомандующего, который крайне негативно и подозрительно относился к этим двум выдающимся генералам930. Обстоятельства требовали этого. Тем временем 6 (18) июля турки заняли стратегически важные Аладжинские позиции, а 13 (25) августа даже потеснили русские части на этом направлении931.
Обручев еще в Петербурге обратил внимание на рассредоточение турецких войск, и у него возник план операции932. Он состоял в разгроме раздельно действовавших турецких корпусов в поле и взятии Карса с ослабевшим турецким гарнизоном. Турецкая армия обладала здесь только двумя операционными линиями: на Эрзерум и на Карс. В сущности, на этих направлениях и разыгрывались всегда основные события русско-турецких войн в Закавказье и Малой Азии. Находясь на Аладжинских позициях, турки могли пользоваться этими операционными линиями, пока в их руках находились позиции у Визинкева и Авлияра. Потеряв их, турецкое командование лишалось возможности подвозить в лагерь боеприпасы, продовольствие и воду. Историк и участник описываемых событий ген.-м. С. О. Кишмишев считал, что план Обручева был направлен на достижение именно этой цели – блокирования, окружения и уничтожения полевой армии турок под Аладжой933.
14 (26) августа в штаб корпуса Лорис-Меликова, который располагался в Кюрюк-Дара, прибыл вел. кн. Михаил Николаевич вместе с назначенным состоять при его особе ген. Обручевым934. В тот же день они осмотрели позиции. В конце августа под Аладжу подошли два кавалерийских полка и конная батарея. 5 сентября туда стала подтягиваться 1-я гренадерская дивизия, что увеличило силы Действующего корпуса до 61,5 батальона, 12 эскадронов, 69 сотен, 28 батарей, что составило 55 782 чел. при 220 орудиях935.
У турок к этому времени на Аладжинских позициях было 37–38 тыс. чел. и 74 орудия936. Воспользовавшись передышкой в действиях в Закавказье, турки в августе-сентябре 1877 года укрепили позиции в горах на дальних подступах к Карсу. На пространстве длиной до 30 верст по линии Авлияр-Аладжа был создан ряд хорошо оборудованных опорных пунктов, каждый из которых стал ключом обороны определенного горного сектора937. Несколько редутов, расположенных ярусами, укрепленные батареи, окопы, – все это было расположено на горных позициях, обращенных к атакующему938. С вершин Авлияра как на ладони было видно плато, на котором разворачивалась русская армия. К солидным укреплениям нужно добавить и естественные препятствия – крутые склоны горы939.
Обручев предложил атаковать турецкие позиции с обходом их правого фланга. Однако, несмотря на одобрение Главнокомандующим, этот план был отложен до прихода подкреплений940. К 20 сентября все же было решено начать наступление, но на центр и левый фланг аладжинских позиций. Очевидно, что в этот вариант плана внес коррективы Лорис-Меликов. Поначалу он решил действовать исходя из собственных расчетов. 20 сентября (2 октября) началось русское наступление на центр и левый фланг аладжинских позиций. Бои носили исключительно тяжелый характер941. Русские фронтальные атаки, одна за другой, отбивались интенсивным винтовочным огнем942. Их позиции буквально курились от порохового дыма943.
Бой 20 сентября трудно назвать удачным. Причины этого: не удалось достичь внезапности, обходная колонна была слишком слаба, левое крыло русских войск, которое должно было нанести основной удар, действовало нерешительно, плохо было налажено взаимодействие колонн. Потеряв 582 человека убитыми и ранеными944, русские взяли Большие Ягны, которые вскоре пришлось покинуть из-за отсутствия воды. Турки также отступили – большие потери заставили их сузить фронт.
Ген. В. А. Комаров – будущий герой Кушки – вспоминал о боях 20 сентября: «Талантливый генерал-адъютант Обручев чрезвычайно понравился кавказским войскам тем, что в течение дня беспрерывно показывался там, где было больше огня. Последствия дня, выразившиеся в новой диспозиции на 3 октября, показали, что он отлично понял, в чем дело и как надо распоряжаться»945.
Здесь уместно небольшое отступление. Перед Обручевым стояла проблема личного характера. Большую часть своей карьеры он провел на штабных должностях в Военном министерстве. За ним закрепилась репутация теоретика. Теперь ему необходимо было утвердиться в качестве практика среди войск Кавказского корпуса, среди генералов и офицеров, сделавших свою карьеру под огнем. Приобрести репутацию настоящего, «боевого» генерала среди «кавказцев» было чрезвычайно трудно. Признание таких солдат могло быть только результатом демонстративной храбрости, спокойного бесстрашия. Во время боя под Большими Ягнами Обручев повсюду появлялся вместе с Лорис-Меликовым и распоряжался войсками под огнем. Привлеченные конвоем и значком командующего корпуса турки неоднократно обстреливали конную группу из орудий. Днем в конвой попало несколько гранат, одна упала «перед самою лошадью командующего корпуса, осыпала командира корпуса, генералов Обручева и Геймана песком»946.
Вечером того же дня на северном уступе горы Большие Ягны состоялось совещание штаба Лорис-Меликова, в котором приняли участие генералы Обручев и Гейман. И вновь турки открыли учащенную стрельбу, «до 20 гранат упало у того места, где находились командующий корпусом, генералы Обручев и Гейман»