л стал весьма чувствительным. Жители осажденного города умоляли коменданта капитулировать, но тот решил обороняться до последней возможности983. 6 (18) ноября 1877 года эта крепость, ослабленная потерей значительной и лучшей части своего гарнизона, была взята штурмом. Перед началом атаки Лазарев, объезжая штурмовые колонны, вполголоса поздравлял их: «С предстоящей победой!»984. Она была неочевидной. Турки оказали серьезное сопротивление, атакующих вновь встретил исключительно плотный винтовочный и артиллерийский огонь985.
На каком-то этапе пехота перестала брать пленных – турки клали оружие, а затем стреляли в спину прошедшей вперед цепи стрелков. В результате 12-часового боя их потери убитыми приблизительно оцениваются в 7 тыс. чел. (только в первый день было собрано около 2,5 тыс. трупов, и еще около 100 арб с трупами было вывезено за черту города в течение недели), еще 17 000 солдат (не считая около 5 тыс. раненых и больных, захваченных в госпиталях, 3250 из них было отпущено), 800 офицеров и пять пашей сдалось в плен, было захвачено 303 орудия. На ряде участков русские войска действовали неудачно – колонны сбивались с пути и перемешивались, управление ими усложнилось. Общие потери составили 2270 чел. убитыми и ранеными986.
В последний момент значительная часть гарнизона густыми колоннами пошла на прорыв по дороге на Эрзерум. Здесь стояло всего три батальона 2-го гренадерского Ростовского полка, которые вынуждены занять оборону на высотах и пропустить противника. Шедшие впереди кавалеристы – около 200 всадников – пошли врассыпную. Основной массе пехоты прорыв не помог – вскоре их нагнала русская кавалерия. Преследование велось около 20 верст. Большая часть прорвавшейся колонны была уничтожена или пленена – спасся лишь комендант с небольшим количеством офицеров, у которых были хорошие свежие кони. Наутро в город въехал Лазарев987. 8 (20) ноября войска под Карсом дали парад, в честь победы взятые турецкие форты дали 101 выстрел, а великий князь Михаил после церемониального марша перед фронтом войск отсалютовал саблей корпусному командиру М. Т. Лорис-Меликову988. Вслед за этим в военных действиях на этом фронте наступил перерыв – на перевалах лежал снег. В городе начали наводить порядок989. Он был завален трупами и полон голодающими пленными и гражданскими, которых кормили русские солдаты990.
Обручев не увидел завершения этой части своего плана. Вскоре после победы под Аладжой он отправился на Балканы из-под блокированного русскими войсками Карса. «На днях отправится к тебе г.-л. Обручев, – писал Александру II его брат, – для подробного доклада о положении дел здесь и о видах наших для будущего. Присутствие его здесь было, несомненно, весьма полезным, во время боев 20-го и 22 сентября и 3 октября он находился при Командующем корпусом и фактически исполнял должность начальника штаба, поэтому я признаю его вполне достойным награждения орденом Св. Георгия 3-й степени, о чем представляю на твое благоусмотрение»991.
30 октября (11 ноября) 1877 года прибывший под Плевну Обручев получил свою награду из рук императора. Присутствовавший при этом Милютин записал в дневнике: «Можно было и прежде догадываться, что Обручеву принадлежит значительная доля влияния на тот блестящий оборот, который дела наши приняли в последнее время на Азиатском театре войны. Привезенные им бумаги подтверждают эту догадку. Мне остается радоваться тому, что пришла мне мысль командировать Обручева на Кавказ»992.
Доказанная Плевной правильность предложений Обручева, очевидность его успеха на Кавказе, благосклонное отношение императора на фоне неудач на Дунайском фронте вызвали сдержанно-негативное, подозрительное отношение к нему со стороны офицеров штаба Николая Николаевича (ст.), который на следующий день после награждения Обручева обвинил его в «яром либерализме», выразившемся в отказе подавлять восстание в Польше в 1863 году993. Обручев, вероятно, знал об этом и в разговоре со штабными офицерами Главнокомандующего вел себя настороженно – «был очень мил, много и с интересом расспрашивал, но уклонялся от всяких ответов на наши вопросы, отзываясь, что, вероятно, скоро вернется в Петербург читать лекции в академии»994.
Раздражение великого князя росло вместе с ростом авторитета Обручева в армии и лично у императора. Об этом, в частности, свидетельствует факт участия Обручева вместе с Милютиным в совещании, созванном Александром II по поводу дальнейших действий русской армии после взятия Плевны. Следует отметить, что на это совещание (Обручев датирует его 21 ноября995, за неделю до взятия города, Милютин – 27 ноября996) не был приглашен ни один офицер штаба Главнокомандующего, как, впрочем, и сам великий князь. На совещании было предложено три варианта направления главного удара:
1) левый фланг – осада крепостей в низовье Дуная;
2) центральное направление – против турецкой армии, осаждающей Шипку;
3) правый фланг – переход Балкан, движение на Софию по южному склону Балкан с целью нанесения ударов по туркам с фронта и фланга, очищение Шипкинского прохода и движение к Филиппополю.
Участники совещания выбрали переход через Балканы997. Милютин по результатам совещания приводит приблизительно такую же информацию, упоминая и о предложении Обручева активизировать действия отряда Гурко до падения Плевны, которое, однако, было отвергнуто из-за недостаточной силы этого отряда, но, главное: «Все согласны в том, что после падения Плевны лучший для нас путь наступательных действий будет от Софии на Филиппополь и т. д.»998. Таким образом, за два дня до совета 30 ноября, определившего судьбу Забалканской кампании, решение фактически уже было принято. Об этом же упоминает в своем письме, написанном двумя годами позже в. кн. Николаю Николаевичу (ст.), ген. Левицкий: «…в конце обложения Плевны начали формироваться мнения в Императорской Главной Квартире, что по развязке дел под Плевною следует главные силы армии направить за Гурко на Софию, Филиппополь и Адрианополь. Этого же мнения начал держаться и Обручев»999.
30 ноября (12 декабря) в ставке императора в Порадиме собрался военный совет. Приехавшие с великим князем ген. – ад. кн. Масальский, ген. – лейт. кн. Имеретинский, ген.-м. Левицкий в совещании не участвовали, несмотря на занимаемые ими должности. Обручев принял участие в совещании1000. Всего на совете, за исключением императора, находилось шесть человек: 1) Главнокомандующий; 2) принц Карл Гогенцоллерн; 3) Д. А. Милютин; 4) ген. – ад. Э. И. Тотлебен; 5) ген. – ад. Непокойчицкий; 6) ген.-л. Обручев1001.
По воспоминаниям Обручева, Главнокомандующий сначала обрисовал общее положение всей армии и затем пожелал, чтобы высказался Обручев, который «воспроизвел лишь приведенные выше соображения императора, с которыми и Главнокомандующий вполне согласился»1002. Было решено, что: 1) отряд Гурко, получив подкрепление, перейдет через Балканы и двинется вдоль южного склона Балкан на Софию и в тыл Шипкинской позиции турок; 2) отряд Радецкого, также усиленный, перейдет в наступление после перехода Гурко через Балканы; 3) резерв армии составит Гренадерский корпус с несколькими приданными частями; 4) Рущукский отряд останется на месте.
Таким образом, было принято решение, предусматривавшее одновременный удар по фронту и флангу противника с выходом в его глубокий тыл самостоятельных группировок русских войск. Шлиффен считает, что «для достижения решающего и сокрушительного успеха требуется наступление с двух или с трех направлений, то есть с фронта и с одного или обоих флангов противника»1003. Этот прием можно считать отличительным признаком «почерка» Обручева как военного, проявившегося в его планах для действий армии на Балканах, в боях под Аладжей и Авлияром, в решении судьбы Забалканской кампании после падения Плевны.
Тем не менее великий князь Николай Николаевич (ст.) остался непреклонен в своем нежелании допустить Обручева в Действующую армию. 5 декабря 1877 года Александр II выехал в Петербург. Обручев сопровождал императора1004. 25 декабря наследник-цесаревич изъявил желание видеть на посту начальника штаба своего отряда Обручева, что в очередной раз вызвало раздражение Главнокомандующего1005, видевшего в этой комбинации интриги Д. А. Милютина1006. Особенно задело Николая Николаевича (ст.) то, что император, с согласия в. кн. Александра Александровича, назначил Обручева начальником штаба цесаревича. Вечером того же дня Главнокомандующий просил Александра II, «в виде особого ему одолжения», отменить это назначение1007.
Удивленный император потребовал разъяснений. В письме от 3 (15) января 1878 года к Главнокомандующему говорилось: «Саша (то есть цесаревич. – О. А.) просил к себе в Начальники штаба вместо Воронцова ген.-л. Обручева, которого я вполне признаю способным и достойным занятия при нем подобной должности. Протест твой против назначения Обручева остановил всю комбинацию. И я с нетерпением жду твоих разъяснений и сыновьям приказал оставаться при настоящем их командовании»1008. Николай Николаевич (ст.) повторил свои обвинения Обручева в либерализме и симпатиях к мятежным полякам в 1863 году. Александр II счел за благо взять Обручева с собой в столицу. Однако обвинения эти, судя по всему, не были приняты всерьез. Чтобы избежать конфликта с братом, император оставил Обручева при себе, а чтобы не обидеть самого Обручева, 29 января 1878 года объявил ему монаршее благоволение1009.
Таким образом, несмотря на интриги великого князя, карьера Николая Николаевича продолжала развиваться по восходящей. 25 февраля Обручеву было высочайше разрешено принять и носить черногорский орден Даниила 1-й степени1010. 17 апреля, в день рождения Александра II, он был произведен в генерал-адъютанты