1157.
Замечания Вальдерзее сводились к тому, что Обручев слишком активно искал контактов с высшим французским командованием. Интересно, что сам Швейниц считал ссылки на Ваддингтона и даже на Вальдерзее недостаточными для обвинения России в поиске новых союзников: «Князю Орлову, который является благородным человеком, не нужно было заверять меня в том, что император никогда не давал ни ему, ни генералу Обручеву подобных поручений и никогда их не даст»1158. Швейниц неоднократно повторял, что данная поездка Обручева не заслуживает внимания германского МИДа1159 и что миссия Николая Николаевича не выходила за пределы исследования состояния французской армии1160. Тем не менее запросы Бисмарка продолжались до февраля 1880 года.
Двуличие Германии начало приобретать угрожающий для России тон. Вопрос об укреплениях на западной границе империи получил в связи с этим другое звучание. 12 октября 1879 года, отчитавшись о присутствии на маневрах, Николай Николаевич уехал инспектировать укрепления на русско-германской границе в районе Ковно, Гродно, Осовца. Эта поездка позволила Обручеву вновь поднять вопрос об укреплениях в Царстве Польском и прилегающих к нему стратегически важных районах России. В мае 1880 года Николай Николаевич по высочайшему повелению возглавил Комиссию для проектирования укреплений Варшавы, Ивангорода, Зегржа. Комиссия вновь пришла к выводам Обручева четырехлетней давности, которые летом 1880 года, когда возможность войны с Германией и Австро-Венгрией не подвергалась сомнению, были приняты в качестве программы фортификационного строительства на ближайшее 25-летие (см. заверш. II главы).
Авторитет Обручева растет. Если весной 1880 года он временно выполняет обязанности помощника Начальника Главного штаба, то весной следующего года он назначен на должность Начальника Главного штаба1161.
Начальник Главного штаба
Убийство императора Александра II 1 марта 1881 года потрясло Россию. Его следствием было изменение правительственной политики. Александр III еще в бытность наследником не одобрял реформы своего отца. Взрыв на Екатерининском канале был для Александра Александровича больше чем личной трагедией – подводился итог под прошлым царствованием. 2 марта 1881 года гр. Валуев записывает в своем дневнике: «Государь в слезах. В Николаевской зале (Зимнего дворца. – О. А.) он сказал несколько слов генералам и офицерам. В ответ прекрасное дружное долго не умолкавшее ура!!! Я видел слезы почти на всех лицах. Войско у нас еще здорово. Все прочее, увы, – гниль!.. Добрые силы только в войске!»1162. Думаю, что эти идеи разделял и Александр III, но как же тогда он должен был оценивать штатских, в том числе и Валуева, бывшего министром внутренних дел в прошлое царствование? Им не было места рядом с монархом, который в первые дни своего правления так изложил свое политическое кредо: «Я понимаю одну политику: извлекать из всего все, что нужно и полезно для России, и меньше женироваться для извлечения этой пользы, а действовать прямо и решительно. Никакой другой политики не может быть у нас, как чисто русская, национальная; никакой другой политики быть не может и не должно»1163.
Изменения, очевидно, не могли обойти и Военное министерство. Д. А. Милютин, после отказа на сделанное ему предложение занять пост кавказского наместника, подал в отставку. Дмитрий Алексеевич сказал Александру III, что намерен удалиться в Крым, в свое имение Симеиз: «Там буду писать историю царствования моего государя»1164. Многие надеялись, что Милютина заменит Обручев, но назначен был ген. – ад. П. С. Ванновский – бывший начальник штаба великого князя Александра Александровича. Еще в 1877 году о Ванновском говорили как о Военном министре будущего царствования1165.
«Назначение вместо графа Милютина генерала Ванновского военным министром, – писал кн. Мещерский, – не было неожиданностью: все это предвидели, так как в должности начальника штаба в Рущукском отряде три года назад, коим командовал государь, бывши цесаревичем, он крепко к нему привязался и ценил в нем энергию и культ военной дисциплины»1166. Как отмечает в своем дневнике от 18 мая 1881 года государственный секретарь Е. А. Перетц, Милютин считал Ванновского человеком основательным, но не имеющим серьезного военного образования, а потому нуждающимся в хорошем начальнике Главного штаба: «Лучше всех был бы Обручев, которого желает и Ванновский»1167.
Сам Милютин несколько раньше, 9 мая, отметил в своем дневнике: «В последние годы Обручев был для меня одним из самых полезных и даровитых сотрудников. Если с выходом моим устранят и его, если не воспользуются таким человеком, каких у нас очень немного, то будет и жалко для России, и постыдно для нового правительства»1168.
Дело в том, что в окружении Александра III возникла очередная интрига, смысл которой сводился к обвинениям Обручева в либерализме. Милютин отмечает: «Несомненно, Обручев был очернен перед государем окружающей его грязною интригой. Хотят решительно оттолкнуть всех людей способных»1169. Но заступничество Ванновского, а может быть, и личные воспоминания Александра III о недавней войне, сделали свое дело – Обручев стал Начальником Главного штаба. Николаю Николаевичу пришлось по службе расстаться с Милютиным. Получив назначение, Обручев писал Милютину: «…20 лет труда под вашим руководством останутся во мне неизгладимы, как неизгладим вообще тот след, который оставит ваша деятельность, всецело посвященная пользам возлюбленной нашей России»1170.
Опальный министр был доволен. «Меня радует, – писал в ответ из своего крымского имения Симеиз, – что важное место будет занято человеком вполне достойным и способным, который доказал на деле, что ставит интересы службы выше всяких личных интересов: рад сердечно, что вам отдали должную справедливость, вопреки очевидной против вас подпольной работы»1171. Дружба Обручева и Милютина, судя по переписке, продолжалась. Именно близость Обручева Милютину, которого недолюбливал новый император, и была основной причиной неблагоприятного отношения Александра III к Николаю Николаевичу, во всяком случае, по свидетельству С. Ю. Витте1172. Сергей Юльевич считал, что в царствование императора Александра III «ум военного министерства, конечно, составлял Обручев, а Ванновский представлял собственно характер военного министерства; они, так сказать, друг друга восполняли»1173.
Генерал-адъютанту, генерал-лейтенанту Петру Семеновичу Ванновскому в 1881 году исполнилось 59 лет – он был офицером школы Николая I. Новый военный министр имел репутацию человека, умеющего поддерживать дисциплину и наводить порядок, сурового и справедливого начальника. Обручеву в момент вступления в новую должность был почти 51 год. Он был «…человеком большого ума, – вспоминал ген. Паренсов. – Некоторые прибавляли: „деспотического“ ума. Утверждали даже, что Обручев „возражений“ не терпит, а быть „другого мнения“ – нечего и думать… Я склонен думать, что Обручев был, может быть, „деспотичен“ – но только к „неуму“ или к „незнанию“»1174.
По свидетельству того же Паренсова, Обручев обладал весьма редким, увы, качеством признавать правоту подчиненных. Зять Д. А. Милютина – Ф. К. Гершельман – считал, что Николай Николаевич вообще ценил самостоятельность сотрудников, имеющих свое личное мнение. «Когда он принял Главный штаб, – пишет Гершельман, – и надо было его заместить по прежней должности <…> когда ему предложили заместителя, он колебался в своем решении по недостаточному знакомству с предложенным кандидатом. Задумавшись, он ударил кулаком по столу и с досадой спросил: „Да будет ли он со мной спорить?“»1175.
Оба генерала были выпускниками кадетских корпусов Николаевского периода, прошли через Крымскую (Ванновский принимал участие в боевых действиях) и Освободительную войны. Ванновский имел больший опыт строевой, а Обручев – штабной службы. Таким образом, определение Витте можно считать удачным – они действительно дополняли друг друга. Однако «ум» Военного министерства был подчинен его «характеру».
Американский исследователь русской армии Брюс Меннинг считает, что «судьба Императорской армии между 1881-м и 1904 годом зависела от личностей и их отношений с царем»1176. Среди лиц, определявших лицо русской армии в последнее двадцатилетие ХIХ века, кроме Военного министра и начальника Главного штаба, было еще два человека – М. И. Драгомиров – начальник Николаевской академии ГШ (1878–1889), командующий войсками Киевского военного округа (1889–1904), и Г. А. Леер, сменивший Драгомирова на посту начальника Академии (1889–1898). Это были представители одного поколения, чрезвычайно болезненно воспринявшего остановку русского наступления у ворот Константинополя весной 1878 года. Такого же мнения придерживался и новый император. Каждая война оставляет после себя воспоминания об упущенных возможностях.
«Все более и более приходилось сожалеть, – вспоминал А. Н. Куропаткин, – что в 1878 году, стоя под стенами Константинополя, русская армия не заняла позиций на Босфоре»1177. Напомню, что Обручев был горячим сторонником этой идеи. Но тогда Россия была слаба на Западе и недостаточно сильна на Востоке. Действия ее высшего генералитета в правление Александра III были направлены на исправление этой ситуации. Подобная задача требовала значительных капиталовложений в оборону страны, а новое правление, как и предыдущее, началось с требований экономии, и прежде всего военного бюджета. «Наши задачи повторяются периодически, – писал Обручев Милютину в июле 1881 года. – Мы опять в том же положении, как в 1861 году. Неудовлетворенных потребностей масса, а средств никаких»1178.
Первая мысль Николая Николаевича на посту начальника Главного штаба была об офицерском корпусе. В годовом бюджете министерства обнаружилась небольшая экономия, которую он хотел использовать для увеличения жалования офицерам, особенно младшим. «Но если Министр Финансов наложит на нее свою руку, мы опять окажемся ни с чем», – жаловался Обручев в том же письме своему бывшему начальнику