1379.
Это была последняя программа Обручева, получившая поддержку и понимание императора. Фактически это был ответ на цитируемое выше письмо Александра III от сентября 1885 года. Опубликовавшая эту записку проф. И. С. Рыбаченок отнесла время ее написания к началу 1885 года, тогда как Шестаков указывает на октябрь 1885 года, в пользу осени свидетельствует и упоминание о новом болгарском кризисе1380. Николай Николаевич, развивая чужие мысли, научился соединять их со своими и с блеском защищать получившееся. При этом Обручева нельзя назвать простым исполнителем – его взгляды действительно претерпели существенное изменение. Он решительно выступил как против расширения азиатских границ России, так и против чрезмерного увлечения активной европейской политикой. Позитивная программа Обручева, по сути дела, сводилась к определению приоритетного направления военно-политической активности России – это Юго-Восточная Европа – и к попытке выяснения внутри этого направления идеального соотношения естественных и национальных границ Российской империи, то есть соотношения польского и восточного вопроса.
Польский вопрос в понимании Обручева сводился к необходимости присоединения к России Галиции и Закарпатья, то есть в границе по Карпатам с небольшим плацдармом за ними. Естественная граница здесь идеально совпадала с национальной – Обручев считал галичан и русинов русскими. Учитывая опыт восстания 1863 года, когда именно Галиция была оплотом повстанцев, действовавших в Царстве Польском, принимая во внимание австрийскую политику, давшую польскому элементу Галиции почти полную автономию, Обручев делает вывод об опасности, угрожающей России отсюда: «Так или иначе мы должны сокрушить Галицийско-польский вертеп. Единственным же к тому средством может служить лишь раздел Галиции и воссоединение остатков кровного русского народа Прикарпатья с остальною Русью, причем общее решение вопроса может коснуться и прочих земель собственной Польши»1381.
Обручев не возражал в принципе против четвертого раздела Польши, который дал бы России территории с преимущественным «русским» населением, а часть коренных польских земель передал бы в руки немцев1382. Последнее замечание носило, безусловно, характер благого пожелания. Итак, наступление предполагалось на австрийской границе. Это уже предполагало необходимость обеспечения его стратегических флангов. Со стороны Германии это можно было сделать традиционным путем – строительством укреплений, но опыт Крымской войны свидетельствовал о правоте слов Обручева: «Безопасность же наша прежде всего зависит от владения проливами (выделено Обручевым. – О. А.). Пока они в руках турок, а не наших, всему Югу России при всякой европейской компликации может угрожать внезапное нападение морских держав, а Кавказу – попытки возмущения горских народов, и это в течение круглого года, а не как в Балтийском море, где зимой действия должны прекращаться»1383.
Русская политика на Проливах должна быть подчинена, по мнению Обручева, одной цели – занятию оборонительной позиции на Босфоре. Ни Балканы, ни Дарданеллы не должны привлекать внимание России – увлечение делами полуострова скорее ослабляет, чем усиливает империю, а овладение наступательной по положению Дарданелльской позицией не дает России оперативного простора: острова Архипелага, Мальта, Гибралтар, Суэц не давали флоту России возможность выйти в океан, да и военно-морские силы империи и ее потенциальных противников здесь были несопоставимы. Отсюда Обручев делает вывод о необходимости захвата Босфора и перехода здесь к твердой обороне: «Не осложняя и не отягчая русской исторической задачи условием непременного обладания обоими проливами, не следовало бы, без крайней необходимости, вводить в задачу и овладение Константинополем. Атака Константинополя может быть необходима лишь как средство вынудить султана уступить нам Босфор»1384.
Традиционно русская армия двигалась к Константинополю через Балканы, однако Турцию отделяли от России уже две границы, румынская и болгарская. Над балканскими коммуникациями русской армии по-прежнему нависала враждебная Австро-Венгрия. Вмешательство в балканские дела, по мнению Обручева, вообще лишь ослабляет Россию. Для нее остается только один выход из сложившейся ситуации – десант на Босфор. Осуществление такого десанта технически сложно, но все же возможно. Значительно облегчила бы эту операцию, считает Обручев, благоприятная внешнеполитическая ситуация: «Желательно, чтобы, пока горючие элементы в Боснии еще не совсем потушены, Австрия вынуждена была сунуться еще более вперед и предприняла бы намеченный ею (или Бисмарком) поход на Митровицу и Салоники. Славянофильские органы могут при этом с отчаяния кричать. Но для русского дела, с военной точки зрения, это было бы наиблагоприятнейшим обстоятельством для решительных действий. Растянув войска к Эгейскому морю, взявши на себя обузу держать в повиновении босняков, сербов, албанцев, частью греков и болгар с значительной примесью мусульманского элемента и при неизбежных происках Италии, Австрия уже не могла бы быть сильна в Карпатах. Не она у нас, а мы у нее стояли бы в тылу и могли бы разом наверстать все то, что утратили в прошлые войны… Все искусство нашей дипломатии должно клониться к тому, чтобы заставить Австрию начать играть в восточных событиях первую (выделено Обручевым. – О. А.) роль и выдвинуться ранее нас (выделено Обручевым. – О. А.) вперед»1385.
Фактически Обручев предлагает проводить политику «блестящей изоляции», правильно предсказывая конец Австро-Венгрии как результат ее балканской политики. «При растянутых силах Австрии, найдем чем дать отпор и Германии, тем более что ринуться на нас всей массой ей нельзя, не развязавшись прежде с Францией»1386. «Только за Босфор и Карпатскую Русь безусловно и стоит лить русскую кровь», – повторяет он в этой записке1387. С теми же словами он обращается в доверительном письме летом 1886 года к Д. А. Милютину1388. Можно смело утверждать, что изложенные Обручевым мысли стали основой военной политики России на десятилетие с 1885-го по 1895 год.
Практически сразу же после окончания русско-турецкой войны русские военные моряки приступили к исследованию гидрографических условий Проливов с целью определить возможность эффективного использования минных заграждений на Босфоре в случае реализации плана десантной операции1389. Конечно, это была работа с расчетом на будущее. Черноморский флот в это время был слаб. На 1 (13) января 1880 года в его составе числилось четыре винтовых корвета, 13 винтовых шхун, яхта «Штандарт», семь морских колесных и 12 малых пароходов1390.
С 1880 года в Константинополе в качестве стационера стоял пароход «Тамань», командир которого капитан 1-го ранга Макаров в 1881–1882 годах провел огромную работу по сбору гидрографических, метеорологических, топографических данных по берегам Босфора, изучил возможности минирования пролива и провел разведку возможных районов десанта, а также турецких укреплений. В 1883 году результаты этих исследований были поданы в Главный Морской штаб1391.
Работа по изучению Босфора не прекращалась. Следующим русским стационером была шхуна «Псезуапе» – небольшое старое тихоходное (скорость около 7 узлов) винтовое судно с парусным вооружением, давно уже выслужившее все сроки деревянного корабля1392. У местных властей оно не могло вызвать и тени опасения. 19 (31) мая 1884 года Военный министр ген. П. С. Ванновский подал на высочайшее имя «Прибавление к отчетной записке о военной готовности», в котором подводился итог проделанной работе: «Исследования моряков (флигель-адъютантов Макарова и Дикова) дали отличные результаты относительно возможности заграждения проливов на всякой глубине и притом автоматическим способом»1393. Проводимые одновременно морскими и армейскими офицерами инспекции русского Причерноморья привели их к выводу о том, что транспортные возможности позволяют осуществить перевозку до 40 тыс. чел., а Одесский Военный округ в состоянии выделить для десанта около 30 тыс. чел. из числа войск, находящихся в непосредственной близости от морских берегов1394.
Ванновский рекомендовал усилить техническую подготовку к десантной операции, даже за счет восстановления Черноморского флота: «Ни одно государство в Европе не имеет такой короткой операционной линии к Константинополю, как Россия морем из Одессы и Севастополя. Но выгода пользования столь неоцененным условием вся зависит от внезапности. Поэтому подготовка десантных и минных средств, прежде всего требующихся для внезапности, должна иметь все преимущества перед развитием собственно броневых черноморских судов, постройка которых может затянуться еще надолго и может опоздать к той минуте, когда для решения дела достаточно было бы и одной внезапности. В сих видах казалось бы необходимым, чтобы Военное и Морское министерства, с высочайшего соизволения, безотлагательно озаботились отысканием в своих бюджетах тех сравнительно ограниченных средств, которые обеспечили бы возможность, в потребную минуту, внезапно явиться на Босфор. Прошлогодние события близки были к тому, чтобы подобная же потребность внезапного прибытия наших войск проявилась и в Бургасе или в Варне. Чем более затруднены нам ныне сухопутные операции по направлению к Стамбулу или даже в близкую к нам Болгарию, тем энергичнее должны быть подготовляемы и развиваемы наши способы действия морем»1395. Резолюция императора была ясной: «Весьма желательно и необходимо, чтобы мы в скором времени были совершенно готовы к этой внезапной перевозке войск»1396.
В начале января 1886 года штаб Одесского Военного округа окончил работу над стратегическим описанием Босфора, которая была передана в Военное министерство1397. Начиная с 1886 года оно приступает к внимательному изучению состояния укреплений Босфора. Весной этого года в Константинополь с разведывательной миссией был отправлен А. Н. Куропаткин. Описывая настроения конца 1885-го – начала 1886 года, он отметил имевшее место сожаление по поводу упущенных в