Необходимо было также учесть невыгоды оставления без боя обширных западных пространств, если бы сосредоточение было отнесено слишком далеко к востоку, и взятые Россией обязательства облегчить положение Франции энергичным давлением на противника с самого начала военных действий.
Очевидно, в решение требовалось внести некоторый риск. Вопрос был в разумной его мере. По принятому плану, главный удар направлялся против Австрии. Против нее было предназначено 57,5% всех сил; 35% —против Германии, 7,5% было в резерве главного командования и 2% — на обеспечение флангов (в Одессе и Петербурге). Силы эти сосредоточивались: против Германии — в районах к западу от Немана и Бобре — Нареве; против Австрии — в районах между Вислой и Вепрежем — Люблин — Луцк — Проскуров, — т.е. на обоих театрах в удалении от 40 до 70 верст от границы. В центре, западнее Варшавы, оставив незанятой на глубину в 140 верст выдающуюся часть Польши, сосредоточивался резерв главного командования в готовности действовать в обоих направлениях. В эти районы к 20-му дню мобилизации наши железные дороги могли подвезти: против Германии 75% и против Австрии 73% всех сил.
Железные дороги работали блестяще. Перевозки по мобилизации и обеспечению шли по планам без малейшей задержки и с полнейшей точностью. И русская армия, имея на фронте лишь часть своих сил, 17 августа, на 18 день русской и 16 день французской мобилизации, перешла германскую границу, а 21 августа — австрийскую. Спасительность этого русского порыва для Марны, а, значит, и для исхода войны, получила впоследствии достойную оценку в благородном признании маршала Фоша».
И все же на Юго-Западном фронте австро-венгерским войскам удалось создать сильное давление в направлении на Люблин и Холм. Противостоявшие им части 5-й армии генерала от кавалерии П.Л. Плеве вынуждены были отступить. 18 августа с Люблин-Холмской операции началась знаменитая Галицийская битва, ставшая главным сражением кампании 1914 г. на Восточном фронте. Во время нее фактически и стал осуществляться предложенной ранее Военному министерству план Алексеева. Намеченного Конрадом и Мольтке окружения русских войск не состоялось. Части 5-й армии, составлявшие основу правого фланга Юго-Западного фронта, вышли из-под ударов австро-венгерской армии, а немцы, вопреки ожиданиям Конрада, не начали наступления в глубь Полыни, а оказались втянутыми в ожесточенные бои в Восточной Пруссии. Хотя Восточно-Прусская операция завершилась поражением русских войск, первоначальный план комбинированного удара австро-немецких сил был сорван.
Генерал Алексеев, ничуть не смущаясь неудачами в Люблин-Холмском сражении, в кратчайший срок составил план дальнейших действий, основываясь на собственных расчетах еще 1912 г. Поскольку теперь правый фланг Юго-Западного фронта прочно опирался на линию Люблин — Холм — Ковель, а наступательный порыв австро-венгерской армии явно ослабевал, было решено скорректировать направление контрударов. Следовало не ограничиваться предусмотренным еще в 1912 г. сильным ударом по правому флангу противника от Черновиц до Галича и Львова, а попытаться опрокинуть также левый фланг австро-венгерских войск, отбросить их от Люблина и перейти в общее фронтальное наступление на Галицию, в Прикарпатье. Сложившееся положение, грозившее австро-венграм попасть в уже «не Левктры, а Канны», ставило их перед перспективой окружения. «Мы поняли, — вспоминал Борисов, — что количество нашей массы сил Юго-Западного фронта вполне давало нам возможность не ограничиваться фронтом Каменец-Подольск — Висла, а занять еще фронт от Вислы до Кракова и тем охватить австро-венгерскую армию с обоих флангов».
Удары левофланговых армий Юго-Западного фронта на Галич и Львов (Галич-Львовская операция — вторая часть Галицийской битвы) оказались сокрушительными и во многом неожиданными для австрийского командования. Особое значение придавалось наступательным действиям 8-й армии генерала от кавалерии А.А. Брусилова и 3-й армии генерала от инфантерии Н.B. Рузского. Обращаясь к Брусилову, Алексеев подчеркивал: «Великой заслугой перед Родиной будет удержание Вашей армией занимаемого положения. Плоды этих героических усилий будут пожаты на всем протяжении армий фронта».
Существенным условием успеха Михаил Васильевич считал одновременность, синхронность ударов обоих флангов. Однако армия Рузского продвигалась к Львову и далее, нарушая указания штаба, не дожидаясь подхода соседей. Рузский, хотя и не нарушал общих указаний стратегического плана «А», но не учитывал в должной мере положения фронта в целом. Алексеев пытался заставить его подчиниться общему плану операции, но безрезультатно. Генерал от инфантерии, ставший генерал-адъютантом Свиты Его Величества и награжденный за взятие Львова сразу орденами Святого Георгия 4-й и 3-й степени, очевидно, не считал для себя обязательным следовать во всем указаниям начальника штаба фронта, низшего его по чину. Создавшееся обоюдное недоверие сыграло роковую роль и позднее, в февральско-мартовские дни 1917 г., накануне отречения Николая II от престола. Есть свидетельства и о том, что еще в 1915 г. Рузский интриговал против Алексеева, «пользуясь для этого председателем Государственной думы Родзянко»{23}.
Немаловажное значение для развития успеха имел бы и своевременный удар гвардейского корпуса, сосредоточенного у Варшавы, но австро-немецким войскам вдоль левого берега Вислы, в общем направлении на Тарнов. Русская гвардия, а затем и 9-й армия, могли бы ударом по левобережью Вислы выйти на тыловые коммуникации 1-й австро-венгерской армии, отбросить части армейской группы Куммера и немецкого корпуса генерала Вайрша. Примечательна здесь и точка зрения будущего советского маршала Б.М. Шапошникова, служившего в 1914 г. на Юго-Западном фронте в должности старшего адъютанта 14-й кавалерийской дивизии. Он считал, что Ставка имела реальную возможность для решительного контрудара, с дальнейшим развитием наступления в Галиции. Алексеев понимал перспективность этого удара, однако не стал настаивать на нем перед Великим князем Николаем Николаевичем. «Генерал Алексеев предлагал начальнику штаба Ставки (генералу от инфантерии Н.Н. Янушкевичу. — В.Ц.) в свое время ударить гвардейским корпусом вдоль по левому берегу Вислы. Однако это было отклонено… Нужно отдать справедливость Алексееву, — вспоминал Шапошников, — что такая концентрация маневра по разгрому 1-й армии была совершенно правильна, так как последняя была бы изолирована от остальных австрийских армий и окружена в районе Сандомира… В разговоре с генерал-квартирмейстером Ставки Даниловым (генерал от инфантерии Ю.Н. Данилов. — В.Ц.) Алексеев сказал, что “настала минута наносить… удар с нашей стороны”. 24 августа Алексеев был озабочен тем, что происходит на левом берегу, и особым приказанием ставит разведке задачи выяснить, не совершается ли отход к Кельце, Пиньчуву, Стоинице и какие силы группируются в районе Ченстохова».
Как и накануне войны, Михаил Васильевич продолжал уделять особое внимание организации пропаганды в армии. Пропагандистская деятельность нацеливалась на обоснование «освободительной миссии» русских войск в отношении славянского населения Австро-Венгерской империи, способствовала реализации планов раскола «лоскутной монархии». Алексеев предписывал также «широко развить прокламационную деятельность среди неприятельских войск и населения», считал особенно важным поддерживать деятельность Карпато-русского комитета, ориентированного на создание Галицкой автономии, осуществить издание специальной газеты для русинов и чехов, сдавшихся в плен. «Дело будет развито, если удастся найти идейных, энергичных работников», — отмечал генерал. Вскоре при штабе 8-й армии Юго-Западного фронта была издана брошюра «Современная Галичина», составленная членом Государственной думы, известным лидером прогрессивных националистов графом В.А. Бобринским, а в Киеве стала выходить газета «Прикарпатская Русь», печатавшая многочисленные статьи другого, не менее известного, представителя русских прогрессистов — А.И. Савенко. «Русские национальные силы» при правильно организованной пропаганде должны были помочь военным ударам.
В этом плане отношение к мирному населению на территории противника не должно было вызывать каких бы то ни было нареканий. Нужно было учитывать и этнические и психологические особенности того края, в который вступали русские войска. Тем самым русские военные незамедлительно переходили и к разрешению политических вопросов, на что надеялся и генерал Алексеев. 10 августа 1914 г. штабом Юго-Западного фронта был издан приказ, гласивший: «При сношениях с поселянами необходимо помнить, что крестьянское население Восточной Галичины представляет собой коренной русский народ. Поселянин в этих областях говорит на малорусском наречии, а интеллигент — на чистом русском языке. Необходимо помнить, что если в Западной Галичине, населенной главным образом поляками, отношение наших войск к населению определится в зависимости от отношения к нам галицких поляков, то в Восточной Галичине, населенной русскими, отношения наших войск, особенно к крестьянам, должно быть доброжелательным и мягким, чтобы они могли видеть в нас действительно избавителей зарубежной Руси от австрийского гнета.
Доброжелательное отношение к населению Галицкой Руси может выразиться в следующем: 1. Особая осторожность при реквизициях; 2. Уважение к местным святыням. Необходимо помнить, что русские Восточной Галичины униаты, по духу и стремлениям весьма близкие к православию. Посещение униатских храмов и поддержка их нашими войсками рекомендуются. Желательна раздача населению крестиков и икон (бумажных) из Киева и Почаева, так как эти святыни особенно почитаются русскими галичанами; 3. При приветливом, без заигрывания, отношении необходимо усвоить некоторые местные русские обычаи, например приветствие при встрече “Слава Иисусу Христу” и ответ “Слава навеки”; 4. В особо уважительных случаях войска должны прийти на помощь голодающему русскому населению, которое может встретиться, выдачей муки или хлеба; 5. Гуманное и предупредительное отношение к перешедшим на нашу сторону раненым и пленным русским галичанам, которые оказались в рядах австрийской армии.