Войска Сталинградского и Юго-Восточного фронтов (командующий обоими фронтами по совместительству генерал-полковник А. И. Еременко) повсеместно отошли на внешний оборонительный обвод Сталинграда и остановили на этом рубеже наступление противника. Первый этап оборонительного периода битвы на Волге окончился».
Слова сводки о том, что Еременко командует Юго-Западным фронтом «по совместительству», коснулись и Черняховского. Позвонил командующий фронтом Ватутин:
— Иван Данилович, приезжайте ко мне вечерком, часикам к десяти. Дело есть, — сказал Ватутин.
— Что прикажете захватить с собой? — осведомился Черняховский.
— Ничего, жду одного вас.
Николай Федорович принял командарма по-домашнему, не в штабе, а на квартире.
— Завтра я, Иван Данилович, убываю на новый фронт, — сказал Ватутин, — а сегодня на досуге хочу вместе поужинать, поговорить.
Новость ошеломила Черняховского. По пути в штаб фронта он передумал о многом, но того, о чем услышал теперь, и в мыслях не было. Иван Данилович очень уважал Ватутина и не только потому, что многим был ему обязан, а главным образом за его высокую оперативную зрелость, чуткость к людям, умелый подход к подчиненным, видел в нем талантливого военачальника и учился у него. Расставаться с ним было тяжело. Тронуло до глубины души и приглашение Ватутина на дружеский ужин.
— Куда же переводят вас, Николай Федорович? — спросил Черняховский, подавляя нахлынувшие чувства.
— Приказано возглавить Юго-Западный фронт, а на Воронежский Ставка назначила Филиппа Ивановича Голикова.
Надолго запомнился этот прощальный вечер и душевный разговор. Вспоминали о прошлом, заглядывали в будущее. Но не один из них не мог предвидеть тогда тех резких перемен, которые вскоре произойдут под Сталинградом.
С этого дня Черняховский кроме своих забот по 60-й армии, регулярно искал в сводках сообщения о Юго-Западном фронте и что происходит под Сталинградом. Но Информбюро изо дня в день повторяло одну и ту же короткую фразу: «Советские войска вели упорные оборонительные бои с противником в районе Сталинграда и на Кавказе».
В ноябре холода и вьюги «охладили» действия войск.
В 60-й армии изучали юбилейный приказ Народного комиссара обороны. Сталин торжественно провозгласил: «Недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник».
Ждать пришлось недолго. Ненастным утром 19 ноября несмолкаемый грохот советской артиллерии в придонских и приволжских степях возвестил о начавшемся контрнаступлении советских войск. На пятый день сражения усилиями Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов в районе Сталинграда было завершено окружение 330-тысячной немецкой группировки.
После разгрома врага под Сталинградом южные фронты приступили к освобождению Донбасса. А войска Воронежского фронта все еще находились в обороне, вели разведку и небольшие бои местного значения. Все понимали, что и на Воронежском фронте бурные события не за горами, и каждый по-своему готовился к ним.
Но, наверное, никто в армии не ожидал предстоящего наступления с такой душевной тревогой, волнениями и надеждами, как сам командарм.
Прошло почти полгода его командования армией. Он уже привык к почтительному обращению к нему со словами «товарищ командующий», в которые вкладывалась и душевая теплота, и вера в своего начальника, в его мастерство, умение добиваться победы малой кровью.
А этого мастерства он как командующий пока еще не проявил. Оборона протекала без крупных столкновений. Ни большого таланта, ни особого творчества, чтобы руководить такой обороной, не требовалось. Оперативные способности, воля и характер командарма, слаженность войск, подготовленность его штаба к управлению войсками в крупных сражениях оставались пока непроверенными.
Все испытания были впереди. И как-то он справится с ними?
Десятки раз Иван Данилович всматривался в развернутую на столе оперативную карту, измерял циркулем, прикидывал, взвешивал, сопоставлял. Главная полоса вражеской обороны проходила по высокому западному берегу Дона. Особенно сильно были укреплены немцами плацдарм между реками Воронеж и Дон и город Воронеж. Летние попытки овладеть городом и отбросить противника за Дон успеха не имели.
Да и теперь такая задача была бы для армии непосильной. Войска располагались с оперативной плотностью 12–15 километров на дивизию. Резервов не было. Чтобы создать необходимую для наступления группировку, надо было или сократить в два-три раза полосу армии, или же значительно усилить ее. А наносить удары по врагу следовало своими флангами, обходя плацдарм с севера и юга.
Так мыслилось Черняховскому предстоящее наступление, и так бы он планировал армейскую операцию, если бы ему было предоставлено на это право. А права такого у него как раз и не было. Роль и задачи армии во фронтовой операции определяли фронтовое командование и Ставка.
В январе 1943 года Ставка решила провести Воронежско-Касторненскую наступательную операцию силами Брянского фронта (командующий генерал-полковник М. А. Рейтер) и Воронежского фронта (командующий генерал-полковник Ф. И. Голиков).
Замысел операции заключался в том, чтобы ударами по сходящимся направлениям с севера и юга на Касторное окружить и уничтожить основные силы 2-й немецкой армии, освободить важный в оперативном отношении район Воронеж, Касторное и железную дорогу Елец — Валуйки и создать необходимые условия для развития наступления на Курск.
Удары на Касторное должны были нанести: с юга — 40-я армия генерала К. С. Москаленко, усиленная 4-м танковым корпусом генерала А. Г. Кравченко, и ударная группировка 60-й армии; с севера — 13-я армия Брянского фронта под командованием генерала Н. П. Пухова и правый фланг 38-й армии генерала Н. Е. Чибисова.
Оперативная директива фронта 60-й армии ставила задачу: «…решительным ударом своего левого крыла с участка, принятого от 40-й армии, уничтожить противостоящего противника, выйти в район Нижней Ведуги, где соединиться с частями 38-й армии и совместно с ними завершить окружение и уничтожение воронежской группировки противника.
Одновременно войсками правого крыла и центра армии сковать обороняющегося противника на фронте Кулешевка, Воронеж, Гремячье и не дать ему возможности снять отсюда часть сил для противодействия успеху 40-й армии».
Армия усиливалась четырьмя танковыми бригадами и артиллерией. На подготовку операции отводилось четверо суток.
— Время крепко поджимает нас, — сказал Черняховский начальнику штаба. — Сами мы, Сергей Николаевич, для всех наших дел сможем располагать одной сегодняшней ночью. Утром войска должны получить приказ на перегруппировку, а в следующую ночь произвести смену и начать марш. Так и планируйте. С директивой ознакомьте начальников отделов и родов войск. Справки и предложения заслушаю через два часа. Хватит двух часов?
— Постараюсь уложиться. Где прикажете собрать офицеров?
— Соберите у себя, у вас попросторнее. Мы с членом Военного совета подойдем.
Отпустив начальника штаба, Черняховский вновь потянулся к карте. Наметки решения были и у него. По мере успешного продвижения фланга 40-й армии его уже несколько дней притягивал к себе стык с левым соседом. Теперь не будет нужды прорывать у Воронежа долговременную оборону противника, можно было использовать готовый прорыв на фронте соседа.
Черняховский позвонил командующему фронтом по ВЧ и доложил свои соображения. Голиков оценил его находчивость:
— Очень разумно! Экономия сил, спасение тысяч солдат! Утверждаю ваше предложение. Изменим вашу разгранлинию с 40-й армией после ее прорыва. Сейчас посмотрю по карте. Отмечайте: участок на западном берегу Дона от Костенки до Семидесятское передаю вашей армии. Вместе с участком, чтобы избежать перегруппировки, примите у 40-й армии 141-ю, 322-ю стрелковые дивизии и 253-ю стрелковую бригаду. Письменное уточнение директивы получите. Действуйте!
Начальник штаба доложил о том, что офицеры собраны. Командарм заслушал необходимые ему справки начальника разведотдела, начальника инженерной службы и объявил свое решение:
— Я решил сосредоточить: в первом эшелоне 141, 322, 232-ю стрелковые дивизии и 253-ю стрелковую бригаду, во втором — за центром боевого порядка, в районе Яблочное — 303-ю стрелковую дивизию. Главный удар нанести на север в направлении Никольское — Нижняя Ведуга, с тем чтобы на рубеже Нижней Ведуги соединиться с частями 38-й армии генерала Чибисова, наступающими с севера. На остальном 75-километровом фронте продолжать обороняться: на крайнем правом фланге сводной бригаде курсантов (курсы младших лейтенантов и учебные батальоны дивизий); против воронежского плацдарма — 121-я, 100-я стрелковые дивизии и 8-я истребительная бригада; южнее Воронежа — 104-я стрелковая бригада и учебный батальон 305-й стрелковой дивизии.
Сделал паузу и уже не приказным тоном сказал:
— У нас слишком слабое артиллерийское обеспечение операции. На все 100-километровом фронте армия имеет 646 орудий и минометов среднего калибра; считаю необходимым 400 стволов сосредоточить на 25-километровом участке наступления, что составит лишь 16 орудий и минометов на километр фронта прорыва. К 24 января дивизиям ударной группировки выйти на свои назначенные рубежи. Их детали уточнит начальника штаба. Я с опергруппой штаба армии перейду с утра 22-го в пункт Олень — Колодезь на левом фланге.
Задавать вопросы после принятия решения не полагалось. Во время предварительной работы спрашивают сколько угодно, даже возражать можно. Но как только после всех разговоров произнесены слова «Я решил», никто ничего изменить не может. Вступает в силу железный закон войны: приказ командира — закон. И поэтому сказано (еще до строгого приказа № 227) в уставах: за невыполнение приказа командира в бою — расстрел.
И это справедливо, потому что любое отклонение от выполнения общей задачи влечет потерю человеческих жизней. Да и сам командир любого ранга, произнося это неоспоримое «Я решил!», берет на себя ответственность за выполнение задачи, поставленной ему в приказе старшего начальника. И если он ее не выполнит, тоже отвечает головой. Таков суровый закон войны, потому что от неисполнительности зависят сотни, а может быть, тысячи жизней подчиненных.