в порядок свои потрепанные части. Днепр как природный рубеж, да еще усиленный инженерными сооружениями, позволял выполнить эту большую стратегическую задачу.
А теперь представьте себе, как невероятно трудно малой горстке храбрецов удержать клочок земли на противоположном берегу в течение нескольких часов, а то и суток! Израненные, порой превращенные в кровавое месиво, они держались до последнего вздоха, понимая, как важен этот кусочек берега для тех, кто скоро подойдет к Днепру вслед за ними. Так что днепровские герои — настоящие герои: они совершили подлинный подвиг, и Золотые Звезды украшают их грудь заслуженно. Каждый из них и все они вместе совершили такое большое дело, которое сберегло жизни сотням тысяч их боевых соратников. Если бы Днепр не был форсирован с ходу и сразу, мгновенно не использованы и не расширены эти плацдармы, не отбросили бы немцев от Днепра, сколько пришлось бы потерять жизней, преодолевая такую водную преграду, как говорится, в плановом порядке, пришлось бы не один месяц готовить и осуществлять широкомасштабную стратегическую наступательную операцию по форсированию широкой водной преграды. И еще не известно, была бы она удачной — Днепр и оборона на западном берегу, пожалуй, не меньшее препятствие, чем пролив Ла-Манш, который союзники не решались форсировать несколько лет! И нашим войскам подготовка потребовалась бы тоже основательная и продолжительная.
Иван Данилович вручал награды своим славным воинам на поле брани. Не забывал он и тех, кто оказался в госпиталях. Вот один из таких эпизодов (заимствован мною из книги А. Шарипова):
«Утром в госпитальную палатку, где лежал Грицун, неожиданно вошел командующий. Пригнувшись у входа, задев широкими плечами полы палатки, он приблизился к кровати Грицуна. Грицун открыл глаза, и слезы радости покатились по его щекам. Генерал присел у его постели, положил руку на голову и по-братски ласково сказал:
— Вот где мы опять встретились! Добре, хлопче, добре бился ты за честь батькивщины. Выздоравливай, друже, поправляйся. — Командарм прикрепил к его груди орден Красного Знамени.
Справившись с волнением, Грицун произнес:
— Товарищ генерал! Мы так поспешали швыдче очистить шлях до Киева, но что-то оказались далеко от Киева. Что же это получается, хиба наша армия не будет освобождать ридну столыцу?
— Будем освобождать Киев, а как освободим — несколько дней побудешь у родных. Быстрее поправляйся! — Иван Данилович узнал, что Грицун родом из-под Киева.
— Товарищу генерал! — заволновался Грицун. — Когда наши войска пойдут на Киев, если меня не отпустят, я втикаю!
Черняховский улыбнулся. Затем он взглянул на часы, пожал руку Грицуну и пошел к другим раненым.
Солдату казалось: все, что только произошло, ему приснилось. Мальчишкой Грицун мечтал хотя бы посмотреть на прославленных кавалеров орденов Красного Знамени, таких, как Котовский, Буденный, Ворошилов. И вот, оказывается, он, рядовой, удостоен такой высокой награды. И его еще острее охватывало нетерпение: скорее из госпиталя — к товарищам, в родную роту. Не опоздать бы — ведь скоро пойдут освобождать Киев!»
Я умышленно привел именно этот эпизод, желая подчеркнуть всеобщее стремление поскорее освободить Киев. Именно такое желание и даже нетерпение постоянно подстегивали Черняховского. И в какой-то степени даже стали причиной ошибки командующего.
Да, были у Черняховского и ошибки. Не хочу писать о нем, как о безгрешном. Что было, то было.
Именно нетерпение побыстрее прорваться к Киеву подвело. Овладев небольшим плацдармом на правом берегу, Черняховский решил немедленно нанести удар вдоль берега Днепра в сторону Киева. И нанес. Но кончилось это печально.
Вот что пишет об этом маршал Рокоссовский:
«Южнее форсировали Днепр войска 60-й армии на участке устье реки Тетерев — Дымер. К 30 сентября мы и здесь имели плацдарм глубиной 12–15 и шириной 20 километров. Черняховский получил от меня указание углубить захваченный район, наступая на запад и юго-запад в обход Киева. Но командарма, словно магнит, притягивал Киев. И он главный удар направил на юг, вдоль Днепра. Черняховский упустил из виду, что противнику легче всего было организовать отпор как раз на этом направлении, чему способствовали и особенности местности, и близость города, откуда враг бросал в бой все силы, какие там только имелись.
Стремление Черняховского продвинуться ближе к Киеву помешало армии углубить плацдарм. Несколько дней было потеряно в бесплодных атаках. Враг воспользовался этой задержкой, подтянул силы на угрожаемое направление и остановил продвижение наших частей. Не удалось расширить плацдарм и вдоль берега».
Не надо преувеличивать из-за ошибки Черняховского беду, о которой пишет командующий фронтом: «Враг воспользовался этой задержкой… и остановил наступление наших частей». Остановка наступления на западном берегу Днепра на участке Центрального фронта произошла по причинам, может быть, не известным в те дни маршалу Рокоссовскому.
Успешные действия наших войск по захвату плацдармов на Днепре не только обеспокоили, а, прямо скажем, испугали командование гитлеровской армии. В штаб группы армий «Юг» к Манштейну прилетел сам Гитлер. Он личным присутствием хотел воздействовать на войска, чтобы удержать этот, можно сказать, последний мощный оборонительный рубеж на Восточном фронте. Собирая все силы для контрударов, Гитлер пытался сбросить в реку переправившиеся части. Но на большинстве участков в районе Киева, Черкасс, Кременчуга, Днепропетровска, Запорожья советские дивизии держались, отражая контратаки противника.
Дело, конечно, неприятное. Но, с другой стороны, такое глубокое продвижение 60-й и 13-й армий на черниговском и киевском направлениях открывало заманчивые перспективы, и наши войска могли нанести удар во фланг вражеской группировки, которая вела бои против войск правого крыла Воронежского фронта и сдерживала их продвижение. Тем самым способствовали бы продвижению соседа; возможно, совместными усилиями удалось бы овладеть Киевом.
В связи с тем, что левый фланг Центрального фронта все более растягивался, 5 октября по распоряжению Ставки 60-я армия Черняховского и 13-я армия Пухова передавались из Центрального фронта в Воронежский.
В 2 часа ночи Ивану Даниловичу позвонил начальник штаба Воронежского фронта генерал Иванов и передал приказ к 12 часам дня прибыть к командующему фронтом генералу армии Ватутину.
Наутро Черняховский, прежде чем представиться новому командованию, решил попрощаться и поблагодарить старое.
Рокоссовский принял очень любезно, пригласил к завтраку.
— Сожалею, что уходите от нас, — сказал Константин Константинович на прощание. — Но твердо знаю, уходите для большого дела. Пожелаю новых боевых подвигов, и, как говорится, ни пуха вам ни пера.
Боевые действия 60-й армии от Сейма до Днепра командование Центрального фронта оценило по достоинству, не приукрашивая их и не умаляя; дало свою оценку и командарму.
В боевой характеристике на Черняховского, подписанной Рокоссовским и членом Военного совета фронта генералом Телегиным, сказано:
«За время командования войсками 60-й армии на Центральном фронте генерал-лейтенант Черняховский показал себя высоко грамотным, энергичным и способным генералом…
В проведенных боях тов. Черняховский проявил большое умение руководить войсками при наступлении, преследовании, форсировании крупных водных преград.
Лично смелый генерал, с большой инициативой. За успешное руководство наступательными операциями армии и проявленное при этом геройство, настойчивость и умение тов. Черняховскому присвоено звание Героя Советского Союза.
Партии и социалистической Родине предан. Должности командующего войсками армии вполне соответствует».
Черняховский сохранил в своем сердце самое глубокое уважение к Константину Константиновичу Рокоссовскому, всегда вспоминал о нем как о талантливом военачальнике, у которого многому научился.
По пути в штаб Воронежского фронта мысли командарма переключились на предстоящую встречу с Ватутиным. Как-то он примет: то ли по-дружески, как в былое время под Воронежем, то ли официально, как одного из своих подчиненных.
Первым принял начальник штаба Воронежского фронта генерал Иванов.
— Рад приветствовать вас. Будем знакомы, — сказал он, пожимая командарму руку, и пригласил присутствовавших Чибисова и Пухова: — Прошу, товарищи генералы, поближе к моей карте. Приступим к делу. О своих возможностях и пожеланиях доложите потом командующему фронтом. Он зайдет к нам.
Семен Павлович сначала ознакомил командармов с общим замыслом Киевской операции и задачами армий:
— После форсирования Днепра Воронежский фронт по указанию Ставки должен сосредоточить основные усилия на киевском направлении, имея целью разгромить противника в районе Киева, освободить столицу Украины и выходом на линию Ставице, Фастов, Белая Церковь создать стратегический плацдарм для последующего наступления в западном направлении.
Эту задачу фронтовое командование решило осуществить двумя концентрическими ударами по киевской группировке противника с букринского и лютежского плацдармов, расположенных южнее и севернее Киева.
Главный удар в обход Киева с юго-запада намечался с букринского плацдарма силами 40-й, 27-й общевойсковых и 3-й гвардейской танковой армий.
Вспомогательный удар, в обход Киева с северо-запада, должна была нанести с лютежского плацдарма 38-я армия, усиленная танковым корпусом. На 60-ю армию с кавалерийским корпусом возлагалось обеспечение боевых действий 38-й армии с северо-запада.
На перегруппировку войск и подготовку армий к наступлению командование фронта отводило трое суток.
В эту минуту вошел Ватутин, торопливой походкой, спешил, чтобы поскорее освободить командармов. Каждая минута у командующего фронтом была на учете, дорожил он и временем своих подчиненных.
— Здравствуйте, товарищи! Все старые знакомые. Давненько мы с вами не виделись. Права русская пословица — только гора с горой не сходится.