Приведу несколько цитат, которые относятся, на мой взгляд, именно к тому времени, когда Иван Данилович стал командующим фронтом.
Думается, здесь будет уместно сказать о том, кого принято относить к военачальникам и кого — к полководцам. Военачальник, говорится в Советской военной энциклопедии, — это обычно высший войсковой начальник, занимающий командную или штабную должность в вооруженных силах государства. В Советских Вооруженных силах военачальниками считаются командующие войсками фронтов и округов, командующие флотами, армиями и флотилиями, члены военных советов, начальники штабов и родов войск этих оперативных объединений и т. д. Понятие «военачальник» является обобщающим, сюда включаются и полководцы, и флотоводцы. Полководцем же может быть лишь тот военный деятель или военачальник, который умело руководит вооруженными силами государства или крупными воинскими формированиями (как правило, оперативно-стратегическими объединениями) во время войны, владеющий искусством подготовки и ведения военных действий. К полководцам обычно относят военных руководителей, наделенных талантом, творческим мышлением, прозорливостью и интуицией, сильным характером и богатым боевым опытом, высокими организаторскими способностями и другими качествами, позволяющими с наибольшей эффективностью использовать все имеющиеся силы и средства для достижения победы.
Исходя из этого определения, Черняховский теперь вступал в сферу полководческой деятельности, как говорится, по официальному научному определению. Но и до этого полководческий талант у него проявлялся в полную силу, о чем свидетельствует обобщающее суждение Лащенко:
«В течение двух лет войска 60-й армии Черняховского успешно осуществили около десяти армейских наступательных операций и продвинулись от Воронежа до Тернополя. Нередко наши войска наносили поражения противнику, не имея численного превосходства в силах и средствах. Во всем этом была большая личная заслуга командарма.
Генерал Черняховский умело управлял войсками, одинаково хорошо знал тактику и оперативное искусство. Обладая сильной волей, отлично развитыми организаторскими способностями, Черняховский всесторонне и искусно готовил каждый бой, операцию. Любую сложную и трудную оперативно-тактическую обстановку он анализировал быстро и делал из нее правильные выводы».
А теперь я познакомлю читателей с обстановкой, которая создалась на фронте ко дню вступления его в командование 3-м Белорусским фронтом.
В апреле 1944 года линия советско-германского фронта выглядела так. На юге соединения Красной Армии вышли на границу с Румынией и уже нацеливали свои удары на Бухарест. Их соседи справа отбросили гитлеровцев от Днепра и подступили к предгорьям Карпат, разрезав немецкий Восточный фронт на две части. На севере, полностью освободив Ленинград от блокады, наши войска вышли к Чудскому озеру, Пскову и Новоржеву. Таким образом, между этими флангами, продвинувшимися далеко на запад, оставался огромный выступ в сторону Москвы. Его называли «Белорусский балкон». Передняя часть этой дуги проходила по линии городов Витебск — Рогачев — Жлобин и находилась не так уж далеко от Москвы.
Гитлеровские части в этом выступе (это была группа армий «Центр», в которую входило более шестидесяти дивизий) преграждали советским войскам путь на запад. Кроме того, фашистское командование, располагая там хорошо развитой сетью железных и шоссейных дорог, могло быстро маневрировать и бить во фланги наших войск, наступавших южнее и севернее этого выступа С него же авиация противника наносила бомбовые удары по советским группировкам на севере и на юге. Не исключена была и возможность налетов на Москву.
В это же время немецкие войска в этом выступе и сами благодаря такому положению находились под угрозой наших фланговых ударов с юга и с севера и, следовательно, под угрозой окружения. Но для того чтобы осуществить окружение такого масштаба, нужны были огромные силы. Советским войскам для этого надо было разгромить в Прибалтике группу армий «Север», на Украине — группу армий «Северная Украина», и только после этого можно было охватить с двух сторон группу армий «Центр».
Еще в конце апреля 1944 года Сталин в присутствии генерала Антонова посоветовался с Жуковым о плане на летнюю кампанию. Георгий Константинович тогда сказал:
— Особое внимание следует обратить на группировку противника в Белоруссии, с разгромом которой рухнет устойчивость обороны противника на всем его Западном стратегическом направлении.
Сталин согласился и добавил:
— Надо начинать с юга, с 1-го Украинского фронта, чтобы еще глубже охватить белорусскую группировку и оттянуть туда резервы противника с центрального направления.
Антонов заметил:
— Лучше начать с севера, затем продолжить на юге, в таком случае противник не сможет осуществлять маневрирование между соседними фронтами. А после этого провести операцию против группы армий «Центр», чтобы освободить Белоруссию.
— Я посоветуюсь еще с Василевским, — сказал Сталин. — Позвоните командующим фронтами, пусть они доложат соображения о действиях фронтов в ближайшее время. А вы, товарищ Жуков, займитесь с Антоновым наметкой плана на летний период. Когда будете готовы, обсудим еще раз.
Через три дня Сталин снова вызвал Жукова и Антонова. План, подготовленный ими, был рассмотрен более детально. Как непосредственную подготовку к операции в Белоруссии решили провести наступление на Карельском фронте.
Жуков с Василевским, опираясь на опыт совместной работы, занялись разработкой Белорусской операции.
Работа происходила в обстановке строгой секретности. Боевые действия не прекращались, и даже, наоборот, велись с еще большей активностью, чтобы противник не заметил изменений, происходивших в нашем тылу.
Вот что говорит по этому поводу С.М. Штеменко:
«В полном объеме эти планы знали лишь пять человек: заместитель Верховного Главнокомандующего, начальник Генштаба и его первый заместитель, начальник Оперативного управления и один из его заместителей. Всякая переписка на сей счет, а равно и переговоры по телефону или телеграфу категорически запрещались, и за этим осуществлялся строжайший контроль. Оперативные соображения фронтов разрабатывались тоже двумя-тремя лицами, писались обычно от руки и докладывались, как правило, лично командующими…»
«Во второй половине апреля, — пишет Штеменко, — в Генеральном штабе свели воедино все соображения по поводу летней кампании. Она представлялась в виде системы крупнейших в истории войн операций на огромном пространстве, от Прибалтики до Карпат. К активным действиям надлежало привлечь почти одновременно не менее 5–6 фронтов».
Той части летней кампании, которая охватывала освобождение Белоруссии, было дано — по предложению Сталина — название «Багратион». Согласно этому плану, намечалось глубокими ударами четырех фронтов разгромить основные силы группы армий «Центр», освободить Белоруссию и создать предпосылки для последующего наступления в западных областях Украины, в Прибалтике, в Восточной Пруссии и в Польше. Замысел этот предстояло осуществить таким образом: одновременными прорывами обороны противника на шести участках расчленить его войска и уничтожить их по частям. При этом мощные группировки 3-го и 1-го Белорусских фронтов, стремительно наступая на флангах, должны сойтись в районе Минска, окружить и ликвидировать войска противника, отброшенные сюда нашими фронтальными ударами.
Так выглядел в общих чертах изначальный замысел операции «Багратион».
20 мая Сталин, Жуков, Василевский и Антонов рассмотрели окончательно подготовленный план летней кампании. После этого совещания Сталин приказал вызвать командующих фронтами, которым предстояло осуществлять операцию «Багратион», — Баграмяна, Рокоссовского, Черняховского. Черняховский приболел, поэтому приехал позднее, 25 мая.
На этом заседании произошел случай, о котором много говорили и писали различные военачальники и литераторы.
При обсуждении плана действий фронта Рокоссовского он предложил нанести два главных удара на правом фланге. Сталину то ли не понравилось это предложение, то ли он хотел подчеркнуть свою власть над маршалами, но он вдруг приказал:
— Товарищ Рокоссовский, выйдите в соседнюю комнату и хорошенько подумайте над своим предложением.
Присутствующие были смущены, но не подавали вида и продолжали обсуждать план.
После возвращения в кабинет Сталина Рокоссовский доложил:
— Мы все тщательно просчитали еще в штабе фронта, и я считаю необходимым наносить два главных удара.
Сталин спокойно сказал:
— Идите и еще раз хорошенько подумайте.
Рокоссовский вышел, недоумевая, почему так поступает Верховный.
Возвратясь, он упорно повторил свое ранее принятое решение.
— Настойчивость командующего фронтом, — сказал Сталин, — доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надежная гарантия успеха.
Напряжение, создавшееся на совещании, было снято. Сталин еще раз показал свою рассудительность и… власть.
Предстояла сложная перегруппировка: для проведения операции «Багратион» надо было перевести в новые районы войска пяти общевойсковых, двух танковых и одной воздушной армий. Кроме того, Ставка передавала фронтам дополнительно 4 общевойсковые, 2 танковые армии, 52 стрелковые и кавалерийские дивизии, 6 отдельных танковых и механизированных корпусов, 33 авиационные дивизии, 2849 орудий и минометов и 210 тыс. человек маршевого пополнения.
Все это надо было переправить скрытно, чтобы противник не заметил и не разгадал намеченного плана наступления.
Была проведена и дезинформация противника: создавалось впечатление, будто удар готовится на юге, на 1-м Украинском фронте.
В период подготовки операции произошло событие, которое, несомненно, имело огромное значение для поднятия боевого духа воинов Советской Армии; союзники — наконец- то! — начали форсирование Ла-Манша и открыли второй фронт!