— Но почему стоит основная колонна? — выслушав рапорт майора, командира артполка, недовольно спросил Ватутин. — Вы что, ситуации не понимаете?! Оставьте пару тягачей, а остальным — вперед! — Прежде чем отпустить стоявшего навытяжку майора, пообещал: — Завтра днем непременно побываю у вас. Посмотрю огневые позиции. Если что не так, спрошу по всей строгости.
В машине приказал адъютанту:
— Запиши номер части и напомни мне завтра утром. Надо съездить туда и помочь майору. Он, видимо, недавно принял полк.
На КП 17-й воздушной армии попали под утро. Здесь Н. Ф. Ватутина встретили командарм генерал-майор авиации С. А. Красовский, его заместитель по политической части генерал-майор авиации В. Н. Толмачев и начальник штаба полковник К. И. Тельнов.
— Ну как дела, товарищи? — поздоровавшись, спросил Ватутин. — План боевого использования авиации готов?
— Так точно, — ответил Красовский.
— Что ж, давайте посмотрим.
Несколько дней назад Ватутин уже побывал в этой армии. Тогда он поставил перед ее командованием боевые задачи. 17-я воздушная должна была прикрыть ударную группировку 5-й танковой армии на исходном рубеже для наступления, содействовать войскам 5-й танковой и 21-й армий в прорыве обороны противника на направлении их главных ударов. Кроме того, авиаторам предстояло обеспечить ввод в прорыв подвижных соединений, содействовать их выходу в район города Калач и не допускать подхода резервов противника к участку прорыва и району действий подвижных соединений с юга и юго-запада[17].
Напряженно работал в эти дни оперативный отдел. Разрабатывались и уточнялись план боевого использования частей 17-й и 2-й воздушных армий, плановая таблица взаимодействия с войсками фронта, боевой приказ командующего армией и другие оперативные документы. Отделы штаба детально спланировали организацию боевого и оперативного, материального и аэродромного обеспечения боевых действий авиации. И вот теперь все это было представлено на рассмотрение и утверждение командующему войсками фронта.
— Чтобы завоевать и удержать господство в воздухе, — докладывал генерал Красовский, — буду уничтожать авиацию противника силами двух истребительных дивизий во время прикрытия ими сухопутных войск и обеспечения других родов авиации, а также ударами 221-й и 262-й бомбардировочных дивизий по вражеским аэродромам. Поддержку войск фронта в ходе прорыва обороны противника и ввода в прорыв подвижных соединений намерен осуществлять эшелонированными действиями групп штурмовиков. Для борьбы с подходящими резервами противника имею в готовности резерв — одну бомбардировочную дивизию и четыре полка ночных бомбардировщиков.
— Если я правильно понял, — сказал Ватутин, — в основу планирования боевых действий авиации положен принцип массирования ее сил на направлении главных ударов и тесного взаимодействия с сухопутными войсками?
— Так точно, — подтвердил Красовский. — Для чего пункты управления командующих армиями, моей и 2-й воздушной, будут развернуты неподалеку от вашего КП. В штабы 5-й танковой и 21-й армий мы направим авиационных представителей со средствами связи. Люди для этого уже подобраны и проинструктированы.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Ватутин. — А как вы намерены осуществлять приближение частей и соединений армии к районам предстоящих боевых действий?
— Чтобы замаскировать основные взлетно-посадочные полосы, личный состав батальонов аэродромного обслуживания оборудовал ложные аэродромы. С них будет имитироваться взлет самолетов. Для этого в ночное время станем запускать шары-пилоты с горящими лампочками[18].
— Что ж, — выслушав Красовского, подытожил Ватутин, — чувствуется, что у вас все продумано, учтено. Давайте карту. У меня лишь несколько частных замечаний, вернее, пожеланий. — И прежде чем утвердить план боевого использования авиации, он сделал на карте следующую запись: «Боевой авиации вести разведку на себя, искать объекты противника (резервы, колонны, районы сосредоточения). Быть готовой наносить массированные удары всей авиацией при обнаружении крупных резервов, особенно танковых и моторизованных дивизий противника».
Днем Н. Ф. Ватутин прибыл в 21-ю армию. Генерал И. М. Чистяков хотел было доложить по-уставному, но Николай Федорович взмахом руки остановил его:
— Не надо докладов, Иван Михайлович. Ведите-ка лучше в тепло да накормите чем-нибудь. Со вчерашнего вечера во рту маковой росинки не было. За столом и поговорим.
— Да как же так?! — Чистяков с укором взглянул на Семенчука. — Что же вы, майор, о командующем так плохо заботитесь?
— А что я могу сделать? — развел руками адъютант. — Ведь день и ночь на колесах. Даже консервы некогда подогреть.
— Семенчук ни при чем, — заступился за адъютанта Ватутин. — Он и так норовит из моего «виллиса» походную кухню сделать.
— Не у Романенко были, Николай Федорович? — спросил Чистяков.
— У танкистов я после вас думаю побывать.
— Понятно. — Пропуская Ватутина в блиндаж, Чистяков посторонился. Спросил уже из-за спины: — Вам что, тушенку разогреть или...
— Все равно, главное, чтобы побыстрее. И чаю, пожалуйста, погорячее.
— А может, что-нибудь еще и покрепче?
— Не надо, — отрицательно покачал головой Ватутин. — Снял шинель, прошел к столу, сел. Ожидая, пока принесут поесть, спросил Чистякова: — Ну как, Иван Михайлович, не тесно вам стало? Как-никак два корпуса добавилось.
— В тесноте, да не в обиде, — улыбнулся Чистяков. — Я вот сорок первый вспоминаю. Тогда, под Москвой, роту свежую подбросят — рад-радешенек. А тут — корпуса.
— Да, приближается и наш праздник. — Ватутин c силой потер свой высокий лоб. После небольшой паузы поинтересовался: — Как противник себя ведет?
— Беспокойства вроде бы не проявляет.
— Радиоигру продолжаете?
— В районах, где располагались снятые нами соединения, по-прежнему работают группы радистов. Думаю, немцы ни о чем не догадываются. — Не удержался, спросил о том, что волновало его все эти дни: — Ну а когда это самое-то начнется?
— Вы меня на недозволенное не сбивайте, — жестковато ответил Ватутин. — Достаточно и того, что Ставка разрешила до командармов замысел ВГК довести. Ну а день и час... Могу лишь одно сказать — скоро. Так что готовьтесь.
— За свою армию могу поручиться, не подведу.
— Я до вас у Красовского был. Могу обещать вам надежное прикрытие с воздуха, — сказал Ватутин.
Потом они долго сидели над картой, еще и еще раз обговаривая все детали предстоящей операции. Ватутин больше слушал командарма, изредка ненавязчиво подсказывая ему тот или иной ход.
Спустя много лет после войны, вспоминая ноябрьские дни 1942 года, генерал И. М. Чистяков напишет: «И еще было одно замечательное качество у Николая Федоровича. Он умел слушать других, не давить своими знаниями и авторитетом. С ним мы, его подчиненные, чувствовали себя свободно, что, понятно, развязывало инициативу. Даже когда он подсказывал верное решение, то делал это... так незаметно и в то же время убедительно, что подчиненный принимал его решение как свое»[19].
Согласно разработанному Ватутиным плану операции глубина построения войск достигалась эшелонированием сил и средств в армиях, осуществляющих прорыв. Так, оперативное построение 5-й танковой армии выглядело следующим образом: из шести ее стрелковых дивизий две были развернуты в полосе 25 километров, а четыре сосредоточены на 10-километровом участке (две дивизии, усиленные танковыми бригадой и батальоном, — в первом эшелоне; еще две — во втором). 1-й, 26-й танковые и 8-й кавалерийский корпуса составляли подвижную группу армии и предназначались для развития успеха. Их предусматривалось использовать и для завершения прорыва тактической зоны обороны противника.
Находясь в первом эшелоне ударной группировки фронта, 5-я танковая армия должна была наступать в полосе 35 километров, а оборону противника прорывать на участке всего лишь в 10 километров.
21-я армия прорывала оборону противника на участке в 12 километров. Из шести ее стрелковых дивизий четыре со средствами усиления находились в первом эшелоне.
Две стрелковые дивизии выделялись во второй эшелон. В подвижную группу армии входили 4-й танковый и 3-й гвардейский кавалерийский корпуса.
Н. Ф. Ватутин регулярно докладывал представителям Ставки Г. К. Жукову и А. М. Василевскому о ходе подготовки к операции, получал от них необходимые указания. Николай Федорович установил тесную связь и с генералами К. К. Рокоссовским и А. И. Еременко, командовавшими в это время соответственно Донским и Сталинградским фронтами. Был разработан детальный план взаимодействия фронтов.
Приказ о переходе в наступление войскам Юго-Западного фронта был объявлен в ночь на 19 ноября. До рассвета они заняли исходное положение для атаки.
Утро 19 ноября выдалось на редкость туманным. Вскоре повалил густой снег, окутав сплошной пеленой весь район предстоящих боевых действий. Из-за нелетной погоды авиация могла действовать лишь мелкими группами, а артиллерия — вести по целям ненаблюдаемый огонь. Однако Ватутин решил выполнить разработанный план артиллерийского наступления в полном объеме. Больше того, часть задач по подавлению противника, ранее по плану возложенных на авиацию, он переложил на артиллерию. В 7 часов 30 минут залпом реактивной артиллерии началась 80-минутная артподготовка. Затем огонь был перенесен в глубину вражеской обороны. Это было сигналом для начала наступления. Вперед пошли пехота и танки 5-й танковой армии и стрелковые соединения 21-й армии. Одновременно с войсками Юго-Западного фронта начала наступление на своем направлении и ударная группировка 65-й армии Донского фронта.
Ватутин с нетерпением ждал первых докладов с поля боя. И вот они начали поступать. Неутешительные. Командующий 5-й танковой армией генерал П. Л.