. Правда, в весьма ограниченном объеме. Сковывали небольшие территории плацдармов. К тому же все то, что предпринималось для введения противника в заблуждение относительно наших планов и сил, довольно быстро раскрывалось врагом — его авиация буквально висела над плацдармами, тогда как самолеты 2-й воздушной армии, которая поддерживала войска Воронежского фронта, практически бездействовали из-за острой нехватки горючего.
Во-вторых, между началом форсирования нашими войсками Днепра и последующим переходом их в наступление прошло без малого двадцать дней. За это время гитлеровцы сумели перебросить на угрожаемые участки довольно значительные силы. Как указывает Москаленко, уже к 11 октября на участке от Халепья до Ржищева заняла оборону 34-я пехотная дивизия противника, а далее до Ходорова — 10-я моторизованная и эсэсовская танковая дивизия «Рейх». В свою очередь непосредственно в букринской излучине находились 72, 112, 167, 225-я пехотные, 7-я, 19-я танковые и 20-я моторизованная дивизии. А против войск 47-й армии фронта в районе Студенец, Бобрица и южнее действовали 3-я танковая и 57-я пехотная немецкие дивизии.
Кроме того, в тот же период, и особенно в последнюю неделю перед нашим наступлением, фашистское командование усиленно укрепляло свои позиции на всем фронте от Гребенки до Бучака, в то время как наше командование из-за отсутствия переправочных средств к началу форсирования, слабого авиационного прикрытия не смогло перебросить на правый берег достаточно сил и средств, чтобы расширить захваченные плацдармы (хотя бы букринский) и повести с них без какой-либо оперативной паузы наступление[50].
Ватутин наблюдает в бинокль за действиями своих наступающих войск. Он видит, как с запада в плотном строю идут на букринский плацдарм фашистские бомбардировщики. Вот головные машины уже срываются в пике. Мощные взрывы сотрясают берег Днепра. Бомбардировке вторит вражеский артобстрел. Атакующие танки и пехотные цепи окутываются пылью и дымом...
Командующий видит, с каким упорством его войска отвоевывают у противника каждый метр правобережья, постепенно теснят врага, но ему уже ясно, что успеха здесь не добиться...
Ватутин круто разворачивается и по земляным ступеням спускается с площадки наблюдения в блиндаж. Здесь кроме генерала К. С. Москаленко, хозяина блиндажа, находятся командующий 3-й гвардейской танковой армией генерал П. С. Рыбалко и командующий 27-й армией генерал С. Г. Трофименко. Это их части сейчас там, в огне...
Командармы выжидающе смотрят на Ватутина. Что-то он скажет?
Несколько минут в блиндаже стоит тишина. Гул канонады там, наверху, не в счет. Ватутин хмурясь смотрит на разостланную на столе карту, но, кажется, не видит ее.
Чувствуя, что пауза затягивается, командующий фронтом наконец нарушает ее. Говорит твердо:
— Приказываю атаки здесь прекратить! Войскам закрепиться на достигнутых рубежах. Дальнейшие указания получите позже. А пока все свободны.
Минут через десять и он сам покидает КП 40-й армии.
...Трудно, очень трудно признаться даже самому себе в том, что что-то тобой недодумано, принято поспешно, без учета важных обстоятельств. Невольно хочется сослаться на объективные причины, которых, если только захотеть, можно найти немало. Но не таков Ватутин. Да, объективные причины есть. Но не только и даже не столько они привели к неудаче. Сейчас, вглядываясь в карту, он понимал, что не все учитывал, отстаивая перед Ставкой свой план главного удара с букринского плацдарма. Мотивировал свое решение тем, что это плацдарм, мол, самый обширный, достигает по фронту одиннадцати и в глубину — до шести километров. И как-то не обратил внимания на то, что лютежский плацдарм, с которого планировался вспомогательный удар, к этому времени войска 38-й армии с помощью танкистов генерала А. Г. Кравченко расширили до пятнадцати километров по фронту и до десяти — в глубину. К тому же и местность там — не то что на букринском плацдарме: ровная, позволяет использовать танковые войска на всю их мощь. Значит, нужно пока не поздно исправлять допущенную ошибку.
23 октября И. В. Сталин заслушал по телефону доклад Н. Ф. Ватутина об обстановке на фронте. Николай Федорович доложил все как есть: о бесперспективности удара на Киев с юга, с букринского плацдарма, и о тех благоприятных условиях, которые сложились на северном, лютежском, плацдарме. И. В. Сталии согласился с его доводами и приказал прислать соображения командования фронта по данному вопросу.
Прежде чем созрело новое решение, Военный совет фронта обсудил и проработал несколько вариантов сосредоточения дополнительной группировки в районе Лютежа. Ведь передислокация войск с букринского плацдарма была очень сложной, ибо перебрасывать силы нужно было вдоль фронта, с двойным форсированием рек Днепр и Десна. И перебрасывать не просто общевойсковую армию, что конечно же легче, а 3-ю гвардейскую танковую армию.
И все-таки было принято именно такое решение. Его одобрил и представитель Ставки Г. К. Жуков.
Командующий 3-й гвардейской танковой армией генерал П. С. Рыбалко был вызван на КП фронта уже под вечер. На командном пункте кроме Н. Ф. Ватутина находились Г. К. Жуков и начальник штаба фронта С. П. Иванов. Выслушав новую задачу, Рыбалко со свойственной ему иронией сказал:
— Что ж, форсировать так форсировать. Я готов, тем более что с правого берега на левый перебираться легче: левый-то пологий.
— Действительно так, — слегка улыбнувшись, подтвердил Ватутин. — Только надо учесть, что под Лютежем нужно будет снова переправляться с левого на правый, а он крутой.
— Ничего, переправлюсь, — заверил Рыбалко.
Жуков, не поощрявший шуток в деловых разговорах, сказал, обращаясь к начальнику штаба фронта генералу Иванову:
— Семен Павлович, готовься сразу же после совещания ехать на Букрин. Будешь вместе с Рыбалко головой отвечать за переброску его армии и всех других соединений в Лютеж.
— Слушаюсь, товарищ маршал.
Неожиданно вмешался Рыбалко. Нахмурившись, он заявил:
— Коль будем перебрасывать мои танки, перебрасывайте и пехоту Москаленко.
Г. К. Жуков неодобрительно посмотрел на П. С. Рыбалко и сказал:
— Указания в армии идут сверху вниз, а не наоборот. Забывать об этом не следует. Перебросим с Букрина те силы, которые нужны под Лютежем, а пехоту найдем поближе.
Рыбалко нахмурился. Наступила пауза. Ее нарушил генерал Иванов:
— Товарищ маршал, у меня есть предложение. Если нельзя рокировать 40-ю армию, то давайте рокируем ее командование.
— А что, это идея, — поддержал своего начальника штаба Ватутин[51].
— Согласен, — кивнул Жуков.
Директиву Ставки ВГК о переносе основных усилий вверенных ему войск на лютежский плацдарм Н. Ф. Ватутин получил еще до этого разговора, 24 октября. В ней, в частности, говорилось:
«1. Ставка Верховного Главнокомандования указывает, что неудача наступления на букринском плацдарме произошла потому, что не были своевременно учтены условия местности, затруднявшие здесь наступательные действия войск, особенно танковой армии...
2. Ставка приказывает произвести перегруппировку войск 1-го Украинского[52] фронта с целью усиления правого крыла фронта, имея ближайшей задачей разгром киевской группировки противника и овладение Киевом»[53].
Итак, перегруппировка. Теперь основную роль в операции должно будет сыграть наступление войск фронта с лютежского плацдарма.
В то же время действия войск фронта с букринского плацдарма позволили стянуть сюда довольно значительные силы киевской группировки противника и даже его резервов с ближайших оперативных направлений.
Следовательно, нужно во что бы то ни стало продолжать сковывать здесь эти силы, убедить врага в том, что советские войска по-прежнему намерены наносить основной удар южнее Киева. Поэтому переброску 3-й гвардейской танковой армии, артиллерии следовало произвести как можно незаметнее, со всеми доступными средствами маскировки.
И это было достигнуто. Как вспоминает бывший начальник штаба фронта Герой Советского Союза генерал армии С. П. Иванов, чтобы скрыть от противника уход с букринского плацдарма танковой армии и артиллерии усиления, 40, 27 и 47-я армии расположили в своих полосах обороны большое количество макетов танков и орудий. Радиосвязь 3-й гвардейской танковой армии работала в прежнем районе. Насколько мастерски все это было сделано, свидетельствует то, что вражеская авиация и артиллерия до самого момента перехода наших войск в наступление с лютежского плацдарма наносила удары по скоплениям маскировочных объектов.
Итак, благодаря предварительно проведенным мероприятиям по дезинформации противника командование 1-го Украинского фронта добилось внезапности наступления с лютежского плацдарма. Отдел по изучению армий Востока генерального штаба сухопутных войск фашистской Германии, оценивая положение на советско-германском фронте, накануне этого наступления даже сделал такой примечательный вывод: «После неудачных октябрьских боев на букринском плацдарме основные события в ноябре развернутся в районе Мелитополя и Кривого Рога. Там советские войска попытаются замкнуть кольцо вокруг 6-й и 1-й танковой армий. Второй удар будет наноситься па Псков или Двинск — Рига с целью сокрушить немецкий северный фланг»[54].
1 ноября 1943 года, когда войска на лютежском плацдарме ждали сигнала, чтобы начать активные действия началось, наступление войск 1-го Украинского фронта с букринского плацдарма. Ватутин предпринял его для того, чтобы до конца ввести противника в заблуждение, надежнее сковать его силы перед южным плацдармом. И его замысел удался. Гитлеровское командование не только не сняло отсюда ни одной дивизии, но даже перебросило сюда дополнительные части и соединения с других участков.