[6] фронтом командовать Ватутину».
С чего же начал Ватутин? Прежде всего потребовал выяснить, где находятся соединения и объединения фронта, и установить с ними надежную связь. Основная тяжесть при выполнении этого приказа легла на самолеты связи. Летчикам было приказано искать не только штабы армий и дивизий фронта, но даже отдельных полков, вышедших из окружения групп.
Выполнить это было нелегко. Ведь садиться нужно было на случайные площадки, а подчас едва ли не в боевых порядках войск, и взлетать, передав распоряжение штаба фронта, под артиллерийским, а то и минометным огнем врага.
Одновременно офицеры оперативной связи на мотоциклах и бронемашинах пробирались в те обнаруженные с воздуха части и соединения, где посадка самолета была вообще невозможна.
Не теряя времени, Н. Ф. Ватутин наводил порядок в штабе фронта. Отделы, не принимавшие непосредственного участия в руководстве войсками, лишние машины и обременяющее штаб имущество были отправлены в тыл фронта. За короткий срок были построены блиндажи, отрыты щели. Оставшиеся машины надежно замаскированы, организована надежная охрана штаба. И все это делалось в обстановке, когда люди знали, что скоро придется покинуть эти места. Но они понимали и другое: с палатками, поставленными на скорую руку, с телефонами, висящими на сучках деревьев, отныне покончено раз и навсегда. С этого дня, где бы и на какой бы срок ни располагался штаб, им будут созданы нормальные условия для работы.
Усилия Н. Ф. Ватутина давали свои результаты: все четче работали отделы штаба, постепенно с войсками налаживалась связь.
Сведения о положении войск фронта были неутешительными. 8-я армия с тяжелыми боями отходила в Эстонию, и генерал П. П. Собенников в этих условиях не считал пока возможным сдать командование армией другому человеку и принять командование фронтом. 27-я армия отходила на восток, к реке Великая, а 11-я — в район Невеля.
Наладив связь с армиями, Ватутин получил возможность установить боеспособность частей и соединений, а также понесенные ими потери. Выяснилось, что во многих дивизиях в строю оставалось по 40—50 процентов штатного состава. Николай Федорович доложил об этом в Ставку. Его заверили: поможем, выделим из резерва несколько корпусов, но до их подхода придется обходиться наличными силами.
Это была неимоверно трудная задача. Ведь даже мимолетного взгляда на карту было достаточно, чтобы определить всю сложность создавшейся обстановки. Войска фронта, отходя с боями под натиском превосходящих сил противника по расходящимся направлениям, образовали в линии фронта брешь, перед которой находился Псков. Ватутин принимает все меры, чтобы «залатать» ее. Офицеры штаба и некоторые представители группы, прибывшей вместе с ним из Генштаба, начинают формировать из выходящих к Пскову разрозненных подразделений боеспособные полки и батальоны и ставить их в оборону. Подразделения обеспечения сокращаются едва ли не наполовину, а высвободившийся личный состав тоже сводится в батальоны. Организуется срочный ремонт поврежденной в боях боевой техники.
Вскоре Ватутин получил донесение о том, что 21-й мех корпус вынужден был оставить занимаемые ранее рубежи и влиться в состав тоже отходящей 27-й армии. Не лучшим было положение и под Псковом. Воспользовавшись несвоевременным выходом выделенных Ставкой резервов на реку Великая, гитлеровцы ворвались в город. 8-я армия вновь потеряла связь со штабом фронта и продолжала отходить на север, а 11-я, ведя ожесточенные бои с 4-й танковой группой врага, отходила в направлении на Дно и Струги-Красные.
Противник рвался к Пскову, не считаясь с потерями. После занятия его немецко-фашистскими войсками штаб фронта переместился в Новгород. И здесь Ватутин прилагает все усилия к тому, чтобы организовать оборону. На этом участке фронта создалась реальная угроза прорыва подвижных сил врага к Ленинграду. Эта угроза усугублялась тем, что юго-западные подступы к городу не были укреплены, а соотношение сил было не в пользу советских войск. В распоряжении командующего немецкой группой армий «Север» Лееба для действий в Эстонии (против 8-й армии) и нанесения удара по Ленинграду в середине июля находилось 23 дивизии,[7] в том числе 3 танковые и 3 моторизованные. А в войсках Северо-Западного фронта, которые в то время были главной силой, сдерживающей рвущегося к Ленинграду противника, было 33 дивизии, причем только 7 дивизий — полностью укомплектованных.
Тут, казалось, лишь бы выстоять до подхода подкреплений, не дать врагу продвинуться еще ближе к городу на Неве. Но штабные работники знали, что к Ватутину бесполезно идти с проектом приказа, предусматривающего пассивную оборону. Ватутин не признавал ее. Задачи обороны, несмотря на превосходство сил противника и наши временные неудачи, все равно ставились им исключительно в предвидении все новых и новых контрударов. Не заслоняться от врага, а бить его — было главным в решениях Ватутина. И когда иным командирам казалось, что наступать немыслимо, контратаковать невозможно, он требовал именно контратаки. И эта ватутинская тактика всякий раз путала и срывала планы врага.
Сейчас Н. Ф. Ватутин тоже задумал, казалось бы, нереальное — как следует потрепать вырвавшийся вперед остальных вражеских войск 56-й моторизованный корпус, остановить его. И даже вчерне набросал план предстоящей операции. Оставалось лишь уточнить некоторые детали, а затем согласовать план с генералом П. П. Собенниковым, который обещал на днях быть в Новгороде и принять командование войсками. Это радовало Ватутина, как радовало и то, что с 8-й армией вновь удалось восстановить связь.
Вскоре в Новгород прибыл новый командующий войсками фронта. Вот тут-то и проявилась еще одна черта в характере Ватутина — умение не только командовать, но и подчиняться. Николай Федорович был старше П. П. Собенникова по воинскому званию, занимал до этого высокую должность в Генеральном штабе. Но он отлично понимал, что Петр Петрович обладает гораздо большим, чем он, опытом. Ему довелось воевать еще в первую мировую войну в чине вахмистра. В годы гражданской войны Собенников командовал дивизией. В Великую Отечественную войну он вступил в должность командующего 8-й армией, которая оказала упорное сопротивление превосходящим силам врага в Эстонии, удерживая рубеж Пярну, Тарту, а затем защищая подступы к Таллину.
Командующий фронтом с первых же дней убедился в том, что Ватутин прекрасно знает и ведет порученное ему дело. Подготавливая данные для выработки решений, Николай Федорович всегда тщательно продумывал все их варианты, обосновывал свои предложения убедительными расчетами. Словом, оба генерала-коммуниста, каждый на своем посту, с первых же дней совместной работы начали делать все от них зависящее, чтобы наилучшим образом претворить в жизнь решения Ставки.
...Было уже за полночь, когда Ватутин зашел к Собенникову.
— У меня приятная новость, Петр Петрович.
— Это хорошо, — улыбнулся Собенников.
— В перестрелке с партизанами был убит немецкий офицер, у которого найдена карта с оперативной обстановкой по 4-й танковой группе противника на вчерашний день.
— Где же она?
— Операторы и разведчики пока над ней колдуют. Расшифровывают до конца. Но главное я уже выделил.
— Что именно?
— Вот смотрите. — Ватутин взял со стола командующего карандаш и, водя им как указкой по развешенной на стене карте, начал пояснять: — Здесь — 41-й мотокорпус 4-й танковой группы немцев. Его задача: двигаясь на левом фланге группы, нанести удар по Ленинграду по кратчайшему направлению — через Лугу. В свою очередь 56-й мотокорпус рассчитывает прорваться к городу в обход с востока, вот здесь, через Новгород...
— Та-ак, любопытно. — Собенников встал и подошел ближе к карте. — Выходит, у них как бы соревнование происходит — кто первым войдет в Ленинград?
— Вот именно, Петр Петрович. А отсюда и спешка. Особенно у командира 56-го мотокорпуса. Не хочет лавры соседу отдавать. Только, думается, и 41-й мотокорпус вряд ли что выиграет от взятого им кратчайшего направления. Ведь здесь...
Ватутин не договорил. Но командующему фронтом было ясно, что скрывалось за словом «здесь». На днях перед войсками их фронта и Краснознаменным Балтийским флотом вновь со всей твердостью была поставлена задача не пропустить противника к Ленинграду, удержать коммуникации, связывающие город со страной, прикрыть военно-морские базы. Но поскольку силы Северо-Западного по-прежнему были малы, Ставка привлекала для обороны юго-западного и южного подступов к Ленинграду часть войск Северного фронта, объединенных в Лужскую оперативную группу, которая уже заняла оборонительный рубеж по реке Луга от Финского залива до озера Ильмень.
— Полагаю, — продолжал Ватутин, — что наше главное внимание сейчас должно быть уделено моторизованному 56-му корпусу. Ведь если мы его остановим...
— ...а 41-й завязнет на Лужской линии обороны, — продолжил Собенников, — то немцы вынуждены будут если не перейти к обороне, то во всяком случае остановиться в ожидании подкрепления. Так?
— Совершенно верно.
— Да-a, заманчиво, — сказал командующий. — Остановить 56-й мотокорпус... Сил бы нам побольше. А то как ни крути, а на сегодняшний день у нас из всего фронта только 11-я армия более-менее укомплектована.
— И все-таки преподать противнику урок можно, Петр Петрович, — убежденно сказал Ватутин.
— Есть конкретный план?
— Да как вам сказать... Я к действиям командира 56-го корпуса давно уже приглядываюсь. Идет напропалую, о своих флангах не заботится. Вот этим, думается, и надо воспользоваться, тем более что в наших руках оказалась вся их оперативная обстановка.
Ватутин уверенно нанес на карте карандашом расположение дивизий 56-го мотокорпуса.
— Видите, как он идет? Совершенно не заботится о прикрытии флангов. Ему некогда, он спешит. А мы и ударим по этим флангам: с севера — из района Городище на Ситню и из Уторгоши на Сольцы, а с юга — вот сюда...