— Вы правы, Николай Федорович, — сказал Курочкин. — Населенные пункты, занятые врагом, будто магнит притягивают наши части.
— Думается, Павел Алексеевич, что нужно еще раз и самым строжайшим образом указать на недопустимость этого как командующему 3-й ударной, так и командующему 34-й армией.
— Согласен.
18 января Военный совет фронта направил командованию 3-й ударной и 34-й армий директиву следующего содержания:
«Вы ведете бои за овладение отдельными пунктами неправильно. Это наглядно видно на примере боев за Молвотицы и Ватолино. Вместо глубокого обхода населенных пунктов вы их окружаете непосредственно, сковывая при этом крупные силы и замораживая их. Противник этим очень умело пользуется. Еще три-четыре такие операции, как операции под Молвотицы и Ватолино, и все ваши силы будут заморожены. Двигаться вперед будет нечем».
Требуя брать населенные пункты обходом, Военный совет указывал, что необходимо «разъяснять командирам частей и соединений эти ошибки и впредь их не допускать...».
Постепенно наши войска осваивали наиболее рациональные приемы борьбы. Шире стал применяться маневр, обход опорных пунктов врага. А это приносило успех. Так, 4-я ударная армия, разгромив противника под Андреаполем, вышла к Торопцу и 20 января освободила этот город. Одновременно 3-я ударная армия вышла к Холму и завязала за него бои совместно с подошедшими сюда партизанами.
Но тут на Северо-Западном фронте произошли существенные изменения. 22 января 3-я и 4-я ударные армии по указанию Ставки были переданы в состав Калининского фронта. Взамен их Северо-Западный фронт получил 1-й и 2-й гвардейские стрелковые корпуса и 1-ю ударную армию. Соответственно с этим Ставка уточнила и задачу фронта. Его войска должны были ударами из района Старой Руссы в южном направлении и из района Молвотицы в северном окружить и уничтожить противника на демянском плацдарме.
29 января соединения фронта возобновили наступление, и 25 февраля части 1-го гвардейского стрелкового корпуса, наступавшие с севера на Рамушево, соединились с 42-й стрелковой бригадой 34-й армии, наносившей удар с юга. 2-й гвардейский стрелковый корпус, не встречая серьезного сопротивления противника, к концу февраля вышел на подступы к городу Холм. В результате наступления 1-го и 2-го гвардейских стрелковых корпусов старорусская и демянская группировки противника были разъединены и последняя в составе 6 дивизий 16-й армии оказалась окруженной.
Нужно было как можно скорее уничтожить окруженного врага. Между тем гитлеровцы, опираясь на многочисленные опорные пункты, вынуждали войска фронта рассредоточивать свои усилия по отдельным очагам борьбы и, задерживая их продвижение, выигрывали время для организации прочной обороны. К тому же окруженную группировку не удалось блокировать с воздуха, что позволило противнику перебрасывать на самолетах пополнение, боеприпасы и продовольствие.
К 20 марта обстановка на Северо-Западном фронте резко осложнилась. Враг, воспользовавшись относительной стабилизацией фронта, 19 марта создал в районе южнее Старой Руссы корпусную группу «Зейдлиц» в составе 5 дивизий. 20 марта она нанесла удар в направлении на Рамушево в стык 11-й и 1-й ударной армий. Наступление было поддержано авиацией. Чуть позже окруженные войска нанесли встречный удар севернее Залучья также в направлении Рамушево. В результате образовался так называемый рамушевский коридор шириной до четырех километров, и противник 23 апреля соединился с окруженной группировкой.
К концу апреля коридор был расширен до 6—8 километров.
С 3 по 20 мая войска Северо-Западного фронта предприняли новое наступление с целью ликвидации демянской группировки противника. Но Н. Ф. Ватутину пришлось принять участие лишь в самом начальном его периоде. 12 мая он был отозван в Москву, где снова вступил в должность заместителя начальника Генерального штаба РККА. Начальником Генштаба в это время был уже А. М. Василевский.
УДАР ЛЕВЫМ КРЫЛОМ
В начале июля 1942 года Н. Ф. Ватутин был назначен представителем Ставки ВГК на Брянском фронте. 7 июля этот фронт был разделен на два — Брянский и Воронежский. Временное командование Брянским фронтом было возложено па генерала Н. Е. Чибисова. Воронежский фронт возглавил генерал Ф. И. Голиков.
Н. Ф. Ватутин стал представителем Ставки ВГК на Воронежском фронте. Однако через несколько дней Николая Федоровича отозвали в Москву, на совещание, на котором должен был решаться вопрос о командующих Брянским и Воронежским фронтами.
Кандидатуру на должность командующего Брянским фронтом подобрали быстро: А. М. Василевский предложил генерала К. К. Рокоссовского. И. В. Сталин согласился. А вот на должность командующего Воронежским... Начальник Генштаба назвал уже несколько кандидатур, но Сталин отводил их.
— Товарищ Сталин! Назначьте меня командующим Воронежским фронтом, — неожиданно для всех предложил Ватутин.
— Вас? — удивился Сталин.
Ватутин выполнял огромный объем работы в Генеральном штабе, и вряд ли ему можно было найти сразу достойную замену. Василевский высоко ценил его как крупного штабного работника. И, конечно, ему не хотелось расставаться с ним. Но задерживать Ватутина значило бы остановить его служебный рост. И Василевский поддержал кандидатуру Николая Федоровича.
Верховный Главнокомандующий внимательно посмотрел на Василевского, потом на Ватутина и сказал:
— Если товарищ Василевский согласен... я не возражаю[14].
Тогда уже было известно, что главные силы немецко-фашистских войск перенацелены на Сталинград. Казалось бы, в этих условиях Воронежский фронт, который принял Ватутин, приобретает вспомогательное значение и его войскам можно перейти к стабильной обороне. Однако Ватутин рассматривал действия фронта в интересах обшей стратегии. И стремился выполнить требования этой стратегии: непрерывными контратаками беспокоить противника, сковывать его силы. Он наносил удары то на одном, то на другом участке фронта. И гитлеровцы порой не знали, куда им раньше посылать подкрепления — под Сталинград или под Воронеж...
13 июля, вступив в командование 18-м танковым корпусом 60-й армии, генерал-майор И. Д. Черняховский прибыл с докладом в штаб Воронежского фронта.
Ватутин встретил Ивана Даниловича как старого боевого соратника.
— Очень рад, что мы снова вместе. Ну, рассказывайте, как устроились, довольны ли корпусом? — поинтересовался Николай Федорович.
— К личному благоустройству я неприхотлив, товарищ командующий, война научила приспосабливаться ко всему. Что же касается состояния и расположения корпуса, то я ими не удовлетворен.
— Что так?
— Видите ли, распоряжением командующего армией генерала Антонюка танковые и мотострелковая бригады корпуса усиливают стрелковые дивизии. Командир же корпуса, то есть я, оказываюсь в роли инспектора. Думаю, что это неправильно. Войска и штабы следует еще учить, а возможностей для этого нет.
— Что вы предлагаете?
— Было бы неплохо, если б корпусу выделили самостоятельный участок обороны. Тогда можно одновременно и обороняться, и учить войска.
— Хорошо, я разберусь, — кивнул Ватутин. — Переговорю и с вашим командармом. — Николай Федорович помолчал. А затем как бы случайно спросил: — А как бы вы, Иван Данилович, отнеслись к тому, если бы вам вместо танкового соединения предложили общевойсковое?
— Но я же танкист, товарищ командующий, и люблю этот род войск.
— Я знаю об этом, — улыбнулся Николай Федорович. — Но знаю и то, что, прежде чем стать им, вы были артиллеристом, командовали стрелковой дивизией.
Выдержав небольшую паузу, Ватутин сказал:
— Ну хорошо, к этому вопросу мы еще, возможно, вернемся...
Перед 60-й армией была поставлена задача — выбить врага из Воронежа. Однако она все еще не была выполнена. Это серьезно тревожило Ватутина. Чтобы разобраться с положением дел на месте, он выехал в 60-ю армию. Вначале заехал в 18-й танковый корпус.
Уже с порога начал строго, официально:
— Товарищ генерал, помните, как на северо-западе вы жаловались, что нет танков? Теперь они у вас есть, но где же успехи?
— Товарищ командующий, дело не только в нас, — возразил Черняховский. — Командование армии мало заботится о том, чтобы обеспечить действия корпуса артиллерией и поддержать авиацией. Командарм продолжает, видимо, считать, что если танкисты в броне, то им не нужно помогать огнем. Танковые бригады несут потери с флангов, особенно от огня противотанковой артиллерии противника. Поэтому они не могут прорваться в глубину обороны противника.
— Только ли эти причины мешают вам действовать более решительно? — спросил Ватутин уже более мягко.
— Есть и другие трудности, — ответил Черняховский. — Например, по штату корпусу не положена зенитная артиллерия. И получается, что танкисты совершенно беспомощны перед авиацией противника. Но и это не главное. Беда в том, что действуем мы пока по старинке, плохо учитываем опыт войны в применении массированного удара танков на направлении прорыва. Вот и сейчас... Бригады разбросаны, а мне пока не дают возможности собрать их в единый кулак.
— Хорошо, Иван Данилович, Военный совет фронта разберется во всем и поможет вам. Но и вас прошу в кратчайший срок подучить командный состав корпуса и бригад грамотно управлять танковыми соединениями и частями в бою.
— Сделаем все, что от нас зависит, товарищ командующий, — заверил Черняховский.
Прошло несколько дней. «Мне хорошо запомнилось заседание Военного совета армии, — вспоминал бывший комиссар 17-го танкового корпуса генерал-майор В. Г. Гуляев, — на которое были вызваны все командиры и комиссары соединений. Антонюк открыл его... И как раз в этот момент позвонил по ВЧ Верховный. Командующий прервался на полуслове и поспешил к аппарату. Вернулся он скоро чуть бледный и чрезвычайно взволнованный.
— Черняховский, вас... — Антонюк жестом показал на дверь, за которой находился телефон, связывающий армию прямо с Москвой.